С попутным ветром - Ламур Луис - Страница 63

Рэйф Лекенби стоял неподалеку и выжидающе улыбался. Приветственно подняв шпагу, он воскликнул:

— Немало времени прошло с тех пор, как мы встретились впервые, Тэттон Чантри!

— Этого стоило подождать, Рэйф, — ответил я. — Стало быть, ты хочешь умереть сейчас?

Он громко и весело расхохотался:

— Умереть? Я? Да я только начал жить!

Мы скрестили шпаги.

Его искусство сильно возросло — я сразу это почувствовал. Вокруг нас кипел бой, но мы не обращали на него внимания. Мы наконец встретились, и я сразу вспомнил ту ужасную ночь в горной пустоши, когда был на волосок от гибели.

Лекенби дрался хладнокровно и умело. Им владела одна страсть — жажда власти. Он был рожден, чтобы господствовать либо умереть в сражении за господство. Если он и любил что-нибудь, так только шпагу и бой на шпагах.

При всей его силе и весе он передвигался с легкостью танцора на пуантах — непринужденно и свободно. Он немедленно находил ответ на любой мой выпад. Я чувствовал, что он сражается со мной играючи, и все же...

— А, — сказал он, когда я парировал очередной его удар, — я вижу, ты кое-чему научился!

Он сделал ложный выпад, целясь мне в голову, и потом попробовал боковой удар. Я парировал его и направил шпагу в его правую щеку. Он легко отвел ее, направил свою шпагу мне в голову и сразу затем — в грудь. Я снова парировал удар, кончик моей шпаги разрезал рукав его камзола, но плеча не задел.

Сражение вокруг нас уже утихло, но ни один из нас не обратил на это внимания. Мы продолжали стоять лицом к лицу. Он снова стремительно пошел на меня в атаку. С таким стилем я еще никогда не сталкивался. Это был целый град колющих и режущих ударов, которые наносились с потрясающей быстротой и неожиданностью. Потребовалось все мое искусство, чтобы отразить их. Кончик его острой как бритва шпаги задел мне бедро. Я отразил следующий выпад и быстрым ударом рассек ему щеку. На мгновение в его глазах зажегся огонь ярости.

— Хорошо дерешься, — сказал он. — Просто превосходно!

Но меня не так легко сбить с толку. Я прекрасно понимал, что он нарочно льстит мне, чтобы заставить пойти на ненужный риск, и продолжал биться осторожно, исподволь изучая его приемы и не попадаясь на его ложные выпады. Ведь коварный фехтовальщик всерьез намеревался убить меня. Он был абсолютно уверен в себе и действовал клинком с самообладанием бойца, которого никто и никогда не побеждал. То и дело он переходил в атаку, но я успешно отбивался. Иногда я отступал, делал небольшие повороты. Он атаковал без устали, порой я с трудом отбивался. Один раз он слегка задел мне плечо, потом поцарапал щеку, и у меня потекла кровь. Он улыбнулся. В то же миг я сделал выпад, отбил лезвие его шпаги и, отбросив ее легким поворотом кисти в сторону, нанес еще один удар. Острие моей шпаги на два дюйма вонзилось ему в предплечье.

Я немедленно извлек шпагу и возобновил натиск. Кровь выступила на рубашке Лекенби и заструилась по боку. Все его хладнокровие и самообладание разом исчезли. Ведь я ранил его, я по-настоящему пустил ему кровь! В бешенстве он кинулся на меня, и несколько страшных минут я лишь отчаянно защищался.

Стремительным прыжком он в очередной раз ринулся на меня. Сделав полуоборот, я ступил в лужу крови и поскользнулся. Он уже поднял шпагу, чтобы нанести мне смертельный удар.

Когда он уже опускал острие клинка, я последним усилием воли бросился ему под ноги, и он отпрянул. Быстро вскочив, я сжал руку, в которой он держал шпагу, и стал отжимать ее вниз.

Он засмеялся и, в свою очередь, начал с силой отжимать мою руку. Лекенби обладал чудовищной силой. Он смеялся, истерически смеялся и все пригибал и пригибал мою руку, приближая лезвие своей шпаги к моему горлу. Однако последние годы не прошли для меня даром, я был уже не тот мальчик, с которым он бился в первый раз. Долгие месяцы тренировок с Фергасом Макэскиллом, прогулки по скалистым горам Гебрид, опыт военных сражений — все это сделало меня другим человеком.

Понемногу я наращивал сопротивление. Постепенно моя рука перестала опускаться. Его клинок застыл в воздухе, а затем я медленно, но неуклонно стал отжимать его вниз.

Он не мог поверить этому! Привыкший всю свою жизнь побеждать, он был совершенно не готов к тому, что происходило сейчас. Я оказался сильнее! Я отвел его руку назад. Вдруг он вырвался, отскочил назад и резко взмахнул шпагой. Ее острие вспороло мою рубашку и оставило кровавый след у меня на животе.

Атака следовала за атакой. Острие его шпаги рассекло мне бок. Следующий взмах — и конец его шпаги прошелся по моей щеке. Он превратился в комок ярости и ненависти, ибо почувствовал, что я представляю для него серьезную угрозу.

Ничто, казалось, уже не могло его остановить. Он все сильнее теснил меня. Неожиданно я отступил, он бросился на меня, но мой молниеносный выпад застиг его врасплох. Я поставил на карту все... и вот мой клинок глубоко вонзился в его тело.

На мгновение он застыл в изумлении, не в силах поверить в случившееся, затем отпрянул назад. Некоторое время он стоял покачиваясь, и ярко-красная кровь струилась по его правому боку и бедру.

Он поднял шпагу, подбросил ее и, перехватив в воздухе, бросил ее в меня, как копье!

Однако я вовремя поднял клинок и отбросил его шпагу в сторону. Я подошел к нему. Он стоял, опершись о поручни, безоружный. Но тут же его левая рука потянулась за спину к поясу, и он выхватил из-под куртки нож, каким ломают шпаги и какой я когда-то видел у Фергаса!

Я сделал обманный выпад. Он попытался захватить ножом лезвие моей шпаги, но я взмахнул ею и наполовину рассек его кожаный пояс.

Под его ногами натекла уже большая лужа крови. Он согнулся, в ярости оскалив зубы, повернулся, перевалился через планшир и бросился в море!

Наклонившись над фальшбортом, я взглянул на воду и увидел на ней кровавые пятна. Тело Лекенби поглотила морская пучина.

Барк находился в каких-нибудь пятидесяти ярдах от нас. Наши пушки держали его под прицелом, матросы стояли с зажженными фитилями, готовые дать бортовой залп.

Барк не двигался, и поначалу мне показалось, что он намеревается на нас напасть.

Я долго вглядывался в морскую пучину, но так и не увидел Рэйфа Лекенби. И, словно почувствовав, что его капитан погиб, барк стал медленно удаляться.

Глава 33

Дом из серого гранита венчает зеленый холм, окруженный скалами, внизу расстилается морская гладь. Отсюда нетрудно взобраться наверх, к развалинам старого форта. Его камни темны от крови защитников, от копоти пожаров. Он ждет, когда придет новое поколение и он восстанет из руин.

Здесь, прямо под окнами, плещется серое море, из воды торчат черные скалы и маленькие островки. Кое-где на островках виднеются клочки зеленой травы или деревья.

Тут я и поселился после долгих лет странствий. Где-то здесь умер мой отец, но где покоится его прах, никому точно не известно. Да это и не важно. Дух его неотступно витает над этими серыми скалами, среди которых он бродил при жизни. Но теперь он успокоился — он знает, что я вернулся на родину и выкупил наше родовое гнездо. И пусть я ношу другое имя — это наш очаг! У моих сыновей будут те же глубокие корни.

Я не обманул твоих надежд, отец. Ведь ты так много дал мне, а взамен просил одного — чтобы я вернулся сюда и возродил родной очаг, чтобы наш род продолжился дальше.

И моя жена Гвадалупа тоже здесь, и мой первородный сын, славный мальчик! Мы назвали его в твою честь, отец.

Сундуки, которые я привез из Америки, были битком набиты. Мои земляки-ирландцы знают, кто я, и, хотя ничего не говорят, проходя мимо, радушно приветствуют меня. А англичане, которых я тоже люблю, — пусть это кое-кому и покажется предательством, — считают меня ветераном войны с армадой и бывшим испанским пленником, вернувшимся домой.

Чудесные испанские скакуны щиплют траву на зеленых лугах, пасутся коровы и овцы. Сундуки еще не опустели, несмотря на то, что я купил земли и здесь, и немного во Франции. Мы живем тихо и счастливо, только изредка ездим в Дублин или в Белфаст, а иногда — в Корк и Лондон.