Расхитители прииска - Ламур Луис - Страница 12

— Ты пришел сюда неспроста, — напрямик заявил он. — Что тебе надо?

— Собираюсь вывести кое-кого на чистую воду и хочу, чтобы ты был на моей стороне.

Хойт подобрал окурок сигары и тщательно затушил его, перед тем как бросить в плевательницу. Уж кому, как не ему, знать: если все спокойно, жди беды.

Не спеша и во всех подробностях Майк описал ситуацию так, как она ему представлялась. Рэй Холлистер объявился в этих краях и пользуется безоговорочной поддержкой скотоводов. Вода в ручьях отравлена, а без воды скотоводам не обойтись. С таким положением дел они ни за что не смирятся и непременно начнут военные действия, что означает поджоги и убийства.

Бен Стоув даст отпор, но кто бы ни выиграл, все равно проиграет город.

К тому же, добавил он, Бен Стоув грабит владельцев прииска.

— Они не живут в Рафтере, — цинично заметил Хойт. — Меня это не касается. — Он откусил кончик новой сигары. — И как, по-твоему, можно погасить разгорающийся пожар?

— Арестовать Стоува. Арестовать Мэйсона и Джентри. Засадить их сторонников в тюрьму, потом отправиться на прииск и взять побольше высокосортной руды в качестве доказательства.

— Что делать с Холлистером?

— Забудь о нем. Выбери пятерых самых влиятельных скотоводов и возьми с них обязательство не нарушать мир. А Холлистер пусть варится в собственном соку.

— Они вне моей юрисдикции.

— Это не помешает тебе, если ты захочешь действовать. Никто не жаждет неприятностей, кроме Холлистера. Он по характеру склочник.

Хойт задумчиво пожевал сигару, потом убрал со стола ноги.

— А теперь послушай меня. Никто не просил меня остановить расхищение. Я здесь для того, чтобы сохранять мир, и я его сохраняю. А тут приходишь ты и начинаешь объяснять мне, как надо работать. Если Рэй Холлистер заварит кашу, я его убью. То же самое относится и к тебе. Бен Стоув ничего затевать не станет, потому что ему нужны мир и спокойствие. Если ты попытаешься вывести город на чистую воду, тебе не жить. И даже если тебе удастся что-то начать, ты никогда ничего не докажешь, — продолжал Хойт. — Вся высокосортная руда, которую здесь обнаружили, добывается в одном месте между двумя шахтами. При первых же признаках беспокойства штреки, ведущие к этим забоям, будут взорваны, и туда никто не сможет добраться. Ты останешься в дураках и только выставишь себя на посмешище. — Хойт поднялся. — Так что сворачивай свое бесполезное расследование и убирайся из города. Если пробудешь здесь дольше сорока восьми часов начиная с этого момента или посмеешь хоть пикнуть, я тобой займусь.

Шевлин испытывал смешанное чувство злости, разочарования и беспомощности. Он так рассчитывал на поддержку шерифа. Если Хойт останется в стороне, ничто не предотвратит убийства. Чем он может пронять его?

— Ты слышал, что я сказал тебе? — настаивал Хойт. — Садись в седло и дуй отсюда.

— Если бы ты знал меня, Хойт, не говорил бы так.

— Брось! — Хойт сделал жест, словно отмахиваясь от замечания. — Мне все о тебе известно. Участвовал в войне скотоводов на Нуэсесе, два года был техасским рейнджером и прославился на Симарроне и в Дюранго. Так что, видишь, ничего не пропустил, но это меня не впечатляет.

Шевлин заложил кисти рук за пояс и спокойно произнес:

— Я хочу тебе напомнить одну ночь в Таскосе. — Вилсон замер. Его львиноподобная голова чуть наклонилась вперед, мышцы шеи напряглись. — Ярко светила луна, — продолжал Майк, — ты спрятался под тополями и ждал. Когда со стороны реки Канейдиан появился всадник, ты решил, что это как раз тот, кто тебе нужен. — Хойт помрачнел. — Ты вышел из укрытия, окликнул путника и схватился за револьвер. Помнишь?

— Помню.

— Но ты не успел, Вилсон. Не думаю, что ты был не форме, и все же всадник взял тебя на прицел до того, как твой револьвер покинул кобуру. А когда он заговорил, ты понял, что обознался. Пока все правильно?

— Да.

— И вот ты стоял и смотрел в дуло револьвера, который держал незнакомый тебе человек. Он имел все права и возможности пристрелить тебя прямо на месте. Потом путник двинулся шагом, оставив тебя там, где ты скрывался. Спорим, тебе так и не удалось узнать, кто превзошел тебя в скорости.

— Ты, должно быть, слышал эту историю.

— Я о ней никому не рассказывал.

— Ладно, ты превзошел меня один раз, но едва ли у тебя получится снова.

В течение стольких лет воспоминания о безликом незнакомце, выигравшем у него несостоявшуюся перестрелку, преследовали Хойта. Черты его лица скрывала надвинутая на глаза шляпа. Теперь он знал его.

— Но чего ты добиваешься? Не стану отрицать, я обязан тебе жизнью. Ты мог застрелить меня тогда…

— Во-первых, Элай Паттерсон был моим другом… Во-вторых, меня наняли, чтобы прекратить расхищение и вернуть украденное золото.

Хойт выругался.

— Наняли? Почему они выбрали человека со стороны?

Шевлин улыбнулся.

— Ты же сохраняешь мир, забыл, что ли? Поддерживаешь сложившийся порядок вещей, бережешь покой, так сказать!

Хойт стиснул сигару зубами.

— Не знаю, что и ответить. Мне нужно подумать. Подожди чуть-чуть, идет?

— Думай, только побыстрее, — согласился Шевлин. — Я не такой хитроумный, как ты, Хойт, знаю только один путь — прямо к цели. С завтрашнего полудня я за себя не ручаюсь, и если ты не со мной, то тебе лучше позаботиться об укрытии.

Ужинали в уютном доме из красного кирпича с белыми ставнями, который принадлежал доктору Руперту Клэггу, уроженцу Бостона. Само здание, опрятный зеленый газон и выкрашенный в белую краску забор соответствовали характеру доктора. Он был аккуратным, организованным и трудолюбивым.

Один из лучших выпускников медицинской школы, он легко получил бы прекрасную практику в любом городе на Востоке, но война между штатами перевернула его планы. После всего лишь годовой практики в Филадельфийской клинике самого знаменитого врача города он пошел служить в армию. Простая, суровая жизнь, полная неожиданностей, и люди, которых ему довелось повстречать, оказали на него такое влияние, что Клэгг отказался от мысли вернуться в Филадельфию и решил отправиться на Запад.

Дотти Клэгг принадлежала к одной из самых богатых и старых семей Филадельфии, но и ей не был чужд дух приключений, и, несмотря на все протесты родственников с обеих сторон, молодая пара переехала на Запад.

Некоторое время доктор, оставаясь военным хирургом, проходил службу в различных гарнизонах Нью-Мексико и Аризоны. Когда он вышел в отставку, его дальний родственник Мерриэм Клэгг, занимавшийся предпринимательством в Рафтере, уговорил супругов приехать туда, и почти два года назад они так и сделали, решив тут поселиться.

В свои тридцать четыре года доктор Руперт был весьма импозантным мужчиной, высоким, стройным, с бронзовым загаром ковбоя и шрамом на скуле, оставленным индейской стрелой. В его клинике царила пограничная обстановка первых поселений, но дом оставался уголком его родной Новой Англии.

Он любил общество и обрадовался, когда Лайна Теннисон решила остановиться у них. В Филадельфии Лайна и Дотти вместе учились в школе, и Дотти никак не могла успокоиться из-за того, что Лайна якобы по советам медиков собралась на Запад.

— Уж не знаю, чем привлек ее наш «курорт», — доверительно сообщила Дотти мужу, получив письмо, — но моя подружка всегда слыла образцом здоровья.

— Может, ей просто нужно уехать?

— Ой, роман! — сразу же решила Дотти и пришла в восхищение. — У нее несчастная любовь!

— У Лайны? — Муж отнесся к ее догадке скептически.

— Даже такую привлекательную девушку, как она, может постигнуть разочарование, — запротестовала Дотти.

Убедившись, что жену одинаково возбуждает как разделенная, так и неразделенная любовь, Руперт не стал спорить.

— Приглашу ее к нам, — сообщила Дотти. — Ты не возражаешь?

— Лайну? Обязательно пригласи.

И вот спустя две недели прибыла Лайна и оказалась благодарной слушательницей бесконечных Доттиных сплетен о жителях Рафтера и происходящих вокруг событиях. Девушку, казалось, интересовали все мелочи жизни западного шахтерского городка, и милая болтовня хозяйки ей нисколько не надоедала.