Волшебник Колдовского мира - Нортон Андрэ - Страница 26

Я почувствовал, как нетерпеливо шевельнулись пальцы и рука сама потянулась к нему. Металл не отливал голубизной, как хорошая сталь, а казался золотистым — возможно, на нём просто лежали отсветы золотого сияния, наполнявшего помещение. Рукоять была словно высечена из цельного куска жёлтого кварца, на ней вспыхивали, как в дымке, красные, золотые и голубые искры. Меч казался немного длиннее обычного и совсем не был тронут временем.

Меня охватило непреодолимое желание владеть им, никогда, ничего в жизни мне так не хотелось; это желание было сильнее голода, сильнее жажды.

Не такие ли ощущения испытывал Корис, глядя на топор Вольта? Если да, то не удивительно, что он решился взять топор. Но Вольт не помешал ему. Осмелюсь ли я сделать здесь то же самое?

Обобрать мёртвого — это ужасно! Но ведь Корис просил у Вольта топор и, взяв его, совершил с тех пор немало подвигов.

Взять у мертвеца оружие означало попытку сравняться по силе с прежним обладателем этого оружия. Салкары верили, что в пылу сражения воин, взявший меч у мёртвого, может быть одержим его призраком и либо совершит такие подвиги, на которые никогда не отважился бы сам, либо встретит в бою смерть, если призрак будет мстить или завидовать ему. Известно, однако, что салкары похищали из гробниц славные, легендарные, мечи — не в Эсткарпе, а на северном побережье, где у них когда-то были свои гавани, пока они не заключили союз с колдуньями Эсткарпа. О подвигах воинов, владевших такими мечами, ходили легенды.

Я старался преодолеть всепоглощающее желание взяться за эту золотистую рукоять. Но иные желания сильнее рассудка — даже у тех, кто, как я, стремится, чтобы действие опережала мысль. И я не смог победить искушение.

Я скользнул мимо Орсии и, встав на колени, протянул руку к мечу — не левую, а правую, покалеченную; это вышло само собой, и пальцы, те, что ещё могли сгибаться, сомкнулись на рукояти. Однако в последний момент благоразумие всё же одержало верх, я заставил себя оторвать взгляд от меча и посмотреть в голубую дымку.

Там в глубине виднелась какая-то фигура: это было единственное, в чём я не сомневался. Да, Корис взял Топор Вольта, но в качестве дара, а не как грабитель. И я не знал, как поступить.

Разжав пальцы — с усилием, словно они против моей воли старались удержать меч, — я убрал руку и, стоя на коленях, заговорил с тем, кого скрывала дымка:

— Я Кимок Трегарт из Эсткарпа. Я ищу то, что отнято у меня обманом; свой меч я утратил в честном бою. Если я пойду дальше безоружный, я — проиграл. Я не гонюсь за славой. Я могу произнести слова…

И я повторил слова из Лормта, открывшие нам дверь, — но на этот раз не с вызовом и не как боевой клич, а как свидетельство того, что я не связан с Тьмой.

Я не знал, что последует за этим. Могло случиться всё, что угодно. Тот, кто сидел в голубой дымке, мог подняться и либо радушно встретить меня, либо сразить своим мечом. Но ничего не произошло, не последовало ни вспышки, ни раскатов грома.

Я замер, озадаченный, но тут же решительно вскинул правую руку, по-военному приветствуя сидящего, затем взял меч. Он был словно только что выкован — остро отточенный и блестящий. Я легко сжал его в покалеченной руке, как будто пальцы никогда и не отказывались мне служить.

Я поднялся на ноги, пошарив за пазухой, достал мокрый шарф и сделал из него перевязь для меча, который никак не входил в ножны, висевшие у меня на поясе.

— Ты поступил правильно, — в первый раз за всё это время ко мне долетели мысли Орсии. — Нам не дано видеть вытканных Великими узоров — только отдельные нити их иногда становятся доступны нашему взгляду. Ты взял на себя больше, чем меч; пусть же эта ноша окажется тебе по силам.

Я не знал, разделяют ли кроганы отношение салкаров к оружию мертвеца. Но меч не показался мне тяжёлым. Взяв его в руки, я ощутил необычайное нетерпение, желание спешить вперёд и поскорее выполнить задачу, которую сам себе поставил.

Я было направился к двери, но Орсия замешкалась у возвышения, и, остановившись, я в недоумении оглянулся. Она медленно обходила вокруг трона и фигуры в дымке, рассматривая полуистлевшие ларцы с сокровищами. Может, ей придало храбрости то, что я присвоил меч, и она решила тоже что-нибудь взять себе? Я хотел уже остановить её, но передумал — пусть поступает так, как сочтёт нужным, я не вправе ни о чём спрашивать.

Позади трона Орсия задержалась и вышла оттуда, держа в руке короткий жезл конической формы, покрытый спиральной резьбой. Жезл был цвета слоновой кости, Орсия несла его остриём вверх и когда пошевелила рукой, мне показалось, что я увидел искру белого огня, заплясавшую на его конце.

Жезл не походил на оружие, но и не был украшен драгоценными камнями. Орсия несла его так бережно, словно для неё это была такая же ценность, как для меня — меч. Остановившись перед фигурой в дымке, Орсия опустилась на колени, как до этого опускался я, и заговорила вслух с присущей кроганам странной монотонностью:

— Я Орсия, из кроганов, хотя они больше не признают меня за свою. Я способна владеть тем, что взяла из ларца. У меня есть силы, хотя и небольшие, и оружие, хотя и не выкованное в огне из металла. Я беру это, и знаю, что это такое и для чего оно предназначено, ибо я та, кто я есть, и иду туда, куда иду.

Она вытянула руку с жезлом перед собой, и на его конце промелькнула уже не искра, а полоса белого огня. Потом Орсия повернулась ко мне, и мы молча поспешили назад.

Выйдя наружу, мы остановились на площадке перед галереей безликих, безглазых статуй. Я хотел вернуться тем же путём, но Орсия остановила меня движением руки. Она повела головой из стороны в сторону, раздувая ноздри, словно принюхиваясь. Но я не уловил ничего, кроме запаха стоячей воды, а Орсия явно была чем-то встревожена.

— Что там? — спросил я полушёпотом.

— Фасы, — ответила она так же тихо, — и кто-то ещё.

Я снял с перевязи меч. Под землёй фасы в своей стихии, и здесь мы с Орсией могли оказаться в таком же невыгодном положении, как я — под водой. Я тщетно пытался уловить в воздухе какой-нибудь новый запах — у меня было не такое острое обоняние, как у Орсии.

— Они приближаются… — Орсия показала жезлом на галерею. — Пойдём туда… — она махнула рукой направо вдоль передней стены склепа.

Я не понимал, что мы выигрываем таким образом, но решил, что Орсии виднее, раз она уже бывала здесь.

Мы обулись, чтобы свет не выдал наше присутствие, и поспешили мимо пустых оконных проёмов.

Склеп занимал переднюю часть площадки, уходившей назад, в глубь, туда, где глухой тенью маячила стена пещеры. Орсия снова подняла голову, принюхиваясь.

— Ты чувствуешь? — спросила она вслух. — Оттуда идёт воздух…

Да, я тоже почувствовал — из глубины площадки шёл отчётливо ощутимый поток воздуха.

— Вода… там течёт вода.

Она побежала, и я ускорил шаг, чтобы не отстать от неё. По мере нашего удаления от склепа вокруг становилось всё темнее. Раковины в сетке у Орсии без воды были бесполезны, и мрак вскоре сгустился почти до черноты того туннеля, по которому мы приплыли. Я прислушался, нет ли преследования. А что впереди? Фасы наверняка сейчас роют ходы. Что если они выйдут нам навстречу?

— Впереди фасов нет, — ответила Орсия на мою мысль.

— Вряд ли они бывали здесь раньше. Везде, где они прокладывают ходы, они оставляют своё мерзкое зловоние. Но… хотела бы я знать, откуда этот запах — совсем незнакомый.

Орсию сопровождал едва уловимый свет: она скинула чехольчик с одной ноги, чтобы хоть что-то было видно. Мы дошли до конца площадки: Перед нами в темноте виднелась стена Пещеры, над головами нависал её свод. Между краем площадки и стеной мерцала вода: стремительный поток бежал из туннеля справа, тёк мимо нас и терялся во мраке. Орсия надела чехольчик, и снова стало темно.

— Этот шарф… на котором ты подвешиваешь меч… возьми его за один конец, другой дай мне, и спускайся в воду.

Я подчинился и, почувствовав, как шарф натянулся, двинулся за Орсией. Я боялся, что меня скроет с головой, но мне оказалось всего по пояс. В воде ракушечный светильник Орсии опять зажёгся.