Героев не убивают - Топильская Елена Валентиновна - Страница 50

— Хорошо, если вы хотите абстракции: я считаю, что у вас мало шансов.

Если бы не было видеокассеты с записью «допроса» армян и некоторых показаний, то вас могли бы освободить и прекратить в отношении вас дело, списав все убийства на эксцессы исполнителей. Но ваши адвокаты все это прекрасно знают, я не понимаю, в чем трудность?

— Я же сказал, адвокаты тут ни при чем, — отмахнулся Масловский. — Значит, теоретически это реально?

— Теоретически — да. Но я не понимаю, как это может практически осуществиться. Кассета изъята из вашего офиса надлежащим образом, грамотно закреплена, осмотрена. Даже если она пропадет, есть протокол ее осмотра и люди, которые подтвердят, что она была.

— А ведь я даже деньги заплатил, чтобы ее стерли, когда узнал, что она изъята, — задумчиво проговорил Масловский. — А теперь те же люди, которые не выполнили обещание, выходят на меня снова. Как я могу им верить?

— А вы не боитесь говорить мне такие вещи?

— Какие? Нет, не боюсь. Мы говорим неофициально. Вы все равно ничего не сможете сделать. В общем, что ходить вокруг да около. Ко мне пришли и предложили заплатить за мое освобождение.

— И сколько, если не секрет?

— Не секрет. Я не зря спросил, во что вы оцениваете мое состояние. Я стою пятьсот миллионов, и ровно эту сумму с меня запросили. Но это все. Все, что у меня есть. Отдав эти деньги, я останусь никем. Нищим, которого каждый может раздавить. Ведь даже адвокаты у меня есть, пока у меня есть деньги.

Деньги кончатся, и адвокаты перестанут ко мне ходить.

— Пятьсот миллионов долларов? — Я, конечно, представляла, что у нас в стране есть очень богатые люди, и допускала, что Масловский, непринужденно назначающий друзьям встречи в ресторанах Тель-Авива, человек небедный, но эта сумма меня шокировала. Вернее, она шокировала меня не в качестве размера чьего-то состояния, а в качестве величины взятки. Про такие взятки я еще не слышала.

— Артемий Вадимович, а как вы должны передать эту сумму?

— А-а, вы смотрите в корень. Да, мне объяснили, как я должен передать эту сумму. Я должен вложиться в реконструкцию президентского дворца. Я еще не сказал? Ко мне пришли от имени президента.

У меня по коже побежали мурашки. А Масловский продолжал:

— Конечно, я не должен передавать свои наличные деньги в чемодане кому-то в руки. Нет, речь идет о передаче всего состояния, в любых формах, о переводе на других людей.

— А вы не думаете, что это обыкновенный шантаж? Какие гарантии вам дают? — Я поймала себя на том, что уже обсуждаю гарантии освобождения за взятку своего бывшего подследственного.

— Какие гарантии? — Масловский усмехнулся. — Мне обещали на примере показать, что в нашей стране возможно все.

— На каком примере?

— Обещали, что я сам увижу и все пойму. И осознаю, что если во власти людей делать такие вещи, значит, все в их руках.

— Артемий Вадимович, одну минуточку. Если вам предлагают за такие деньги, грубо говоря, отмазать вас от уголовной ответственности, значит, люди должны обеспечить не только процессуальную сторону, но и заткнуть рот тем, кто уже дал показания по делу. Интересно, как?

— Да, вы правильно понимаете. А уж как они будут затыкать рот за такие деньги — это их проблемы. Мне сказали буквально следующее — все будет по щучьему веленью.

— Артемий Вадимович, я не спрашиваю фамилий; но вы мне можете хотя бы намекнуть, от кого исходят эти заманчивые предложения?

— Я же сказал, от президента. Я не шучу.

— Но это несерьезно. Вам что, показали документы?

— Естественно, нет. Но я в этом не сомневаюсь. Это серьезные люди. И я отдаю должное их аналитикам. Они просчитали все, чем я располагаю, с точностью до копейки. До цента. Сумма, которую они назвали, — это все, что у меня есть. И это грамотно — отнять у человека все, выжать его как лимон. Если оставить хоть десятую, хоть сотую часть, — человек поднимется и отомстит, А если отнять все, вплоть до старых трусов, мне уже никогда не подняться. Я никому не буду нужен.

Мне останется только броситься вниз головой в грязный пруд, потому что у меня не будет денег даже на веревку.

— Как я понимаю, вы уже приняли решение? Зачем тогда вам я?

Масловский помолчал. Он опустил лицо в ладони и некоторое время сидел так. Потом поднял на меня совершенно воспаленные, красные глаза.

— Дайте лист бумаги, — хрипло сказал он. Я вытащила из сумки записную книжку и вырвала оттуда страницу.

— Ручка нужна?

На мой вопрос он покачал головой. Ручку он достал из кармана. Подвинув к себе листок, он быстро написал на нем несколько строк.

— Как бы там ни было, я не верю, что останусь в живых после того, как отдам свои деньги. Это номер счета в банке Ирландии, куда я должен перевести активы, и данные поверенного, который будет заниматься переводом бизнеса и недвижимости. Возьмите. Если мои мрачные прогнозы оправдаются, можете делать с этим все, что вам угодно.

Я подвинула к себе исписанный листок.

— Артемий Вадимович, вы поставили меня в очень сложное положение. По идее, я должна доложить об этом руководству, и мое слово, данное вам, тут ничего не значит, я ведь должностное лицо.

— Мария Сергеевна, — он смотрел на меня совершенно больными глазами, глазами обреченного человека, — не говорите ерунду. Покажете вы это начальству или нет, это ничего не изменит. Вам не поверят. На случай чьего-то интереса — зачем вы мне понадобились? — у меня есть легенда.

— Но почему я? У вас же есть адвокаты, друзья, служба безопасности, наконец…

— Почему? Вы все прекрасно понимаете. Друзья, адвокаты, служба безопасности — все это до тех пор, пока я Масловский, а не нищий и беспомощный, раздавленный червяк.

— Но я же вам никто.

— Вы — честный человек. До свидания, Мария Сергеевна. Не хотелось бы говорить — «прощайте».

— Артемий Вадимович, если вы опасаетесь, что вас уберут, как только вы отдадите деньги, зачем вы соглашаетесь?

— Человеку свойственно надеяться даже в самых безвыходных ситуациях. До свидания.

Он поднялся, и не дожидаясь меня, что строго запрещено правилами внутреннего распорядка, пошел к выходу.

Я отметила пропуск и вышла из следственного изолятора. Надо было торопиться, времени до прихода Пьетро оставалось катастрофически мало, но я не могла думать ни о чем, кроме услышанного от Масловского. «Перевернутый мир», — в который раз подумала я. Интеллигентные люди становятся убийцами, их шантажируют представители власти; из всего многообразия окружающих лиц потенциальные взяткодатели выбирают в советчики — давать ли взятку? — самых честных людей, по их собственному признанию. Страшно стало жить…

Глава 21

Неся в себе страшную тайну о коррумпированных людях президента (во что я, кстати, не поверила, это очевидная «разводка») и про космические взятки в размере полумиллиарда долларов, я забежала на рынок и долго выбирала продукты подешевле. Принесясь домой, я срочно сделала заготовки для праздничного ужина, и тут раздался звонок в дверь. Регина. Она скинула туфли и спросила:

— А чем ты собираешься его удивлять?

— Да, это хороший вопрос. Я задумалась. Иностранца икрой кормить уже не смешно, в зубах навязло.

Тут я хихикнула.

— А чего ты смеешься? — подозрительно прищурилась Регина.

— Вспомнила одну смешную штуку. По телевизору рассказывала женщина — метрдотель какого-то ресторана…

— Ну-ну? — поторопила Регина.

— Она пыталась иностранцу объяснить, какая рыба имеется в меню. Там была отварная осетрина, она говорила — рыба, а он спрашивал, какая. Она не знала, как по-английски будет осетрина, и вышла из положения — сказала: «Мать черной икры». Он понял и попросил: «Хорошо, пусть будет мать черной икры, только, пожалуйста, без жареного Чипполино…»

Регина нервно рассмеялась:

— Ха-ха, но между прочим, до прихода твоего комиссара Каттани осталось меньше двух часов. Что это ты жаришь-паришь? — Она показала на кружочки баклажанов, нарезанные, посоленные и сложенные горкой под тарелку, чтобы с них стек горький сок.