Героев не убивают - Топильская Елена Валентиновна - Страница 29

— Алкогольная интоксикация, Машка, спи спокойно. Вариантов нет. Хотя не понимаю, зачем я тебе это рассказываю, это же не твой труп? Райончик-то, тю-тю, другой, а?

Держась за больную голову, я попыталась привести мысли в порядок. Что у меня осталось? Потерпевших по делу о похищении Масловской, я, похоже, не получу, но это уже на совести городской прокуратуры. Значит, надо хоть кого-то допросить. Инспектора ДПС, у которого я, слава Богу, взяла по горячим следам объяснение. Надеюсь, хоть он-то в пределах досягаемости. Соседей похитителей Масловской уже допросил Лешка и с фотороботами поработал. Надо попробовать найти оператора Васечкина, но что-то мне подсказывало, что на мои вопросы, слышал ли он, как Скачков возле ювелирного магазина сказал мне про Трубецкого, тот в лучшем случае недоуменно пожмет плечами. Но даже если он это слышал, доказательство из этого хлипкое. Хотя у меня не было сомнений в том, что действительно навел на это происшествие Трубецкой; Скачков мне тогда не соврал.

А теперь ниточка оборвалась, тупик.

Я еще раз перелистала тоненькое дело. Когда-то моя наставница по следственному мастерству учила меня: в затруднительных случаях допрашивать нужно всех, чьи фамилии упоминаются в материалах дела; а если совсем хреново с доказательствами, то допрашивать нужно всех, чьи фамилии приходят на ум по поводу дела.

И мне на ум почему-то пришла фамилия Розы Востряковой, вдовы гинеколога-самоубийцы, которая в разговоре со мной упоминала про Масловскую и даже высказала версию, что та сама организовала похищение.

Но до вызова Востряковой я решила допросить родителей девушки, погибшей под ножом гинеколога. В конце концов, кроме похищения, у меня есть и другие дела, за которые с меня рано или поздно спросят, а уж этих-то людей мне надо допрашивать в любом случае. Созвонившись, я получила заверения, что они приедут прямо сейчас, и вообще они недоумевают, почему их так долго не вызывали.

Папа девочки занимал достаточно высокий пост в администрации, мама не работала. В моем кабинете они вели себя прилично, не кричали и не топали ногами, как это иногда бывает, но робко удивились, узнав, что дело будет прекращено за смертью виновного — Вострякова. Они переглянулись (вопреки правилам, я позволила им остаться в кабинете вдвоем), и мужчина спросил:

— Скажите, а жена гинеколога не будет наказана?

— А она-то за что? — удивилась я.

Помявшись, мужчина продолжил:

— Мы понимаем, что сами виноваты. Элька еще сама ничего не соображала, матери поздно призналась, что залетела, — мать всхлипнула, — а мы стали искать варианты, чтобы все было шито-крыто.

— На таком сроке, как у нее, уже не лечь было на аборт просто так, — добавила мать погибшей девочки. — Надо было искать знакомых, чтобы сделали по медицинским показаниям…

— Она же девчонкой совсем была, зачем ей это? — вступил отец. — Да и работа моя… Увидят ее фамилию в больнице, ниточки ко мне потянутся, зачем это надо? А тут Вострякова подвернулась и посоветовала нам обратиться к ее мужу, чтоб Эльку в клинику не класть. Говорит, он на дому все сделает в лучшем виде.

Сделал… — Мужчина замолчал и отвернулся.

— Простите, я не совсем поняла, что значит «подвернулась» Вострякова?

Вы раньше с ней были знакомы? — Тут я пожалела, что стала допрашивать их вместе, но не выгонять же было теперь кого-то из них, тем более что оба они расстроились и хлюпали носами.

— Да… так, — наконец ответила женщина.

— А подробнее? Можно узнать, где вы познакомились? И когда?

— Я не помню. Так, шапочное знакомство. Но когда возникает экстремальная ситуация, поневоле вспоминаешь даже шапочные знакомства, — неуверенно пояснила женщина.

И я удовлетворилась этим объяснением, несмотря на то, что мне что-то не нравилось в поведении родителей погибшей девушки. Но, видимо, мысли мои настолько были заняты похищением, что я не обратила внимания на некоторую фальшь их ответов.

Когда потерпевшие распрощались со мной, я потянулась было к телефону, чтобы созвониться с Востряковой, но меня отвлек вошедший без стука в кабинет оперуполномоченный Федеральной службы безопасности Царицын.

— Что поделываем, Машенька? — ласково спросил он, наполняя мой кабинет волнами оптимизма.

— Собираюсь вызвать кое-кого.

— По похищению? Трубецкой-то был?

— Был, спасибо. Нет, по старым делам, надо заканчивать, чтобы спокойно заниматься Масловскими.

— Логично. А что Трубецкой? Успешно?

— Нет, Юра. Полный ноль. Категорически отказывается, что это он Скачкова навел на информацию о похищении.

— Значит, тупик?

— Пока да, — с грустью согласилась я.

— Ну, это временно, — утешил меня Царицын. — Мы тебе что-нибудь найдем, без работы не засидишься. — я почему-то поверила. — Машуль, а я к тебе по делу.

Выпиши-ка постановленьице на обыск в конторе у Масловского.

— Обыск? У Масловского?! — удивилась я, отметив, что еще вчера мы с Царицыным были На «вы». — А можно спросить, что вы собираетесь там найти?

— Видишь ли, Маша, — Царицын присел на свидетельский стул и доверительно наклонился ко мне, — иногда обыск проводят не для того, чтобы что-то забрать, а для того, чтобы что-то положить.

Я кивнула. Да, действительно, логика в этом есть. Все знают, что офис Масловского охраняется, как бункер президента: с улицы можно войти в первый «шлюз», только если тебе назначено время визита и названная тобой фамилия совпадает с внесенной в список. А дальше — паспортная проверка, как в аэропорту, металлоконтроль и «шлюзы» на каждом шагу, за каждым поворотом коридора. Во всех коридорах и кабинетах все просматривается и прослушивается, поэтому тихо засверлиться, чтобы всунуть аппаратуру для прослушивания, или внедрить кого-нибудь туда; чтобы он навесил «крокодилы» на телефонную коробку либо прилепил «жучок» в кабинет, практически невозможно. Зато в обстановке обыска, когда люди в масках, войдя в офис на основании постановления, дающего такое право, рассосредоточатся по коридорам и кабинетам и даже на время отключат видеокамеры и магнитофоны, засунуть туда прослушку — самое то.

Поэтому я послушно напечатала постановление, сходила к шефу за санкцией, поставила печать и вручила бумагу Царицыну.

— Спасибо, Машуля, оперативно, — похвалил он меня. — А ты с нами не поедешь? Наши следователи сами на обыска ездят и протокол пишут.

— Раз вы собираетесь не искать, а прятать, не думаю, что я вам там нужна. Вот когда будете что-нибудь изымать, тогда я с вами поеду. А вы уже в суде санкцию на прослушку получили?

— А то! — И Царицын, махнув постановлением, убежал, но вернулся из коридора, чтобы спросить про Скачкова.

— Все чисто, Юра. Алкогольная интоксикация, следов насилия нет.

— Ну и хорошо.

— Юра, подожди. Скажи мне, что ты думаешь про связь между похищением Масловской и убийством Асатуряна?

— Что я думаю? — Царицын усмехнулся. — Связь, безусловно, есть.

— А конкретнее?

— Что может быть конкретнее? Ты же знаешь, чем Асатурян занимался?

Организовывал похищения, а потом разводил заинтересованных.

— Ну-ну?

— Маша, ну ты же все сама понимаешь. Он нашел исполнителей. Масловскую похитили, люди Масловского их нашли, девушку вернули в объятия мужа, а похитителей в лес увезли.

— Хорошо, а кто тогда Асатуряна замочил?

— Люди Масловского. — Царицын сказал это так убежденно, что я тоже в это поверила.

— А ты знаешь, что на руле машины Асатуряна — пальцы из квартиры, где был штаб похитителей?

— Ну, знаю. И о чем это, по-твоему, говорит? Еще неизвестно, когда они туда попали.

— Если бы Асатурян сам вел машину в день убийства, то на руле были бы его отпечатки.

— Ты хочешь сказать, что в магазин Осетрину привез убийца?

— Именно. И этот убийца — один из похитителей.

— Минуточку. — Царицын положил на стол папочку с постановлением на обыск и присел. — То есть его свой грохнул? Я-то полагал, что если это заказ, то от Масловского.