Богатырские фамилии. Красные и белые (Сборники рассказов) - Алексеев Сергей Петрович - Страница 24

— Орёл, — произносит Дятел.

Угадал и Дятел.

Весь свой поход от самого Пскова до Петрограда увлекались Иван Ворон и Петр Дятел игрой в «орла и решку». Как только привал, как только в пути остановка, только и слышат соседи:

— Орёл!

— Решка!

— Орёл!

— Решка!

Играют Дятел и Ворон с увлечением. До дурости, до отупения, до тошноты.

Развернулись бои под Пулковом. Здесь снова, как в 1917 году при наступлении войск Керенского и генерала Краснова, решалась судьба Петрограда. Не до игры в монету теперь солдатам.

Остановили под Пулковом красные белых. Не пустили Юденича в Петроград. Сами стали теснить Юденича.

Отступают со всеми Дятел и Ворон. Отступают, снова в небо пятак бросают.

А когда белым и вовсе стало под Петроградом худо, решили солдаты устроить гадание. Бросить монету на «жизнь», на «смерть», то есть задумать: быть ли солдатам в бою убитыми, остаться ли после войны в живых.

Бросили вверх монету. Ворон задумал «орла». Если ляжет кверху «орлом» — останется в живых, если «решкой» — плохи его дела.

А Дятел задумал «решку». Если ляжет монета «решкой» — цел, невредим Дятел, если же выйдет она «орлом», то плохи дела Дятла.

Что есть силы метнули солдаты монету вверх. Чуть-чуть не улетела она за облако. Зависла там в высоте, несётся стремительно вниз. Вот сажень до земли, вот аршин, вот и пулей о грунт ударилась.

Впились солдаты в неё глазами. Кому же дарует монета жизнь?

Смотрят солдаты — глаза навылет. Но что такое?! Не видят монетных они сторон. В землю вонзилась ребром монета. Вонзилась, застряла. Нет ни «орла», ни «решки».

— Вот это да! — подивился Ворон.

— Вот это да! — подивился Дятел.

Смотрит Дятел на Ворона. На Дятла глазеет Ворон.

— Вот это да! Как же понять? Как же считать?

Гадают солдаты: то ли оба в живых останутся, то ли обоих в списки готовит смерть.

Чем же закончилась их судьба?

Оба в живых остались.

А почему?

Сбежали из войск Юденича.

Илька Маврин с детства был любопытным. В любое: нужное дело, ненужное — сунется.

Как-то сорвался с привязи барский бык Мефистофель. Все кто в дом, кто в сарай, кто за ворота дубовые спрятались. А Ильку любопытство взяло. Хотел посмотреть, как бушует бык Мефистофель. Сунулся. И был тут же Мефистофелем на рога подхвачен.

Боднул его бык так, что пролетел Илька, как планерист, от лавки купца Заликина до сельской огромной лужи и в лужу лягушкой шмякнулся.

Был и такой случай. Забежал к ним в деревню бешеный волк. И тут тот, кто поумнее, кто в дом, кто в сарай, кто в баню быстрее спрятался. А Илька снова со своим любопытством сунулся. Хватил его волк, едва отходили Ильку. Сельский фельдшер уколы в нужное место ему колол. Колол, приговаривал:

— Не суйся! Не суйся, куда не надо.

Вот и мать:

— Илька, не суйся! Илька, сиди на месте!

Да что ему материнские просьбы, советы, наказы. Устроен, видимо, Илька так, что в любое: нужное дело, ненужное — не может не сунуться.

Село их, Большое Кузьмино, находилось недалеко от железнодорожной станции Александровская.

Красные взяли Детское Село и теперь наступали на Александровскую.

Белые отходят под огнём красных. И тут кто-то из белых офицеров вспомнил, что в одном из боёв они захватили в плен раненых красноармейцев.

— Волоки красных! — дана команда.

Решили белые сделать из пленных живой заслон.

Пригнали пленных. Поставили перед собой. Пригнали сюда и нескольких кузьминских крестьян. Сунулся было Илька. Хотел посмотреть, как белые отступают. Белые Ильку за шиворот — и в общий строй.

Отходят белые, гонят рядом с собой заслон. Прикрылись от пуль и снарядов красных.

Ступают пленные. Ступает Илька. Что там бешеный волк, что там бык Мефистофель — смерть смотрит своими глазами на Ильку.

Погиб бы, наверное, Илька, погибли бы, наверное, все, да красные командиры заметили мальчика. Сообразили красные, в чём дело. Прекратили огонь.

Прекратился огонь. Отступают без потерь белые. По-прежнему не отпускают от себя, прикрываются пленными красноармейцами.

— Стреляйте, стреляйте! — кричат красноармейцы нашим.

Не стреляют красные. Не хотят, чтобы вместе с белыми и свои погибли.

И вот тут кто-то из пленных нашёлся:

— Ложись!

Упали на землю люди, открыли белых. Видят красные командиры, открыты белые, дали команду снова начать огонь, дали команду идти в атаку. Побежали в атаку красные. Побежали от красных белые.

Поднял Илька голову — жив, здоров. Рядом видит, белый солдат убитый, винтовка валяется. Схватил её Илька. Поднялся в рост. И вот он в рядах атакующих.

— Илька!

— Илька, не смей!

Да где уж! Мчит с винтовкой вперёд, как ураган, мальчишка. Устроен, видимо, Илька так. Не может мальчишка торчать в последних. В первые рвётся Илька.

Красноармейцу Артёму Дородному не досталось винтовки. Подшучивают товарищи над Дородным (а надо сказать, он не только своей фамилией, но и внешним видом был человек представительный):

— Дородный — и вдруг без винтовки.

Много новых бойцов во время наступления генерала Юденича влилось в Красную Армию. Многие поднялись тогда на защиту красного Петрограда. Не хватало винтовок. Безвинтовочным Дородный в роте был не один.

Посмотрел командир на Дородного, на тех, которые, как и Дородный, стояли в строю без винтовок, сказал:

— Придётся в бою добыть. — Добавил: — Отбил — получай. Считай, что собственность.

Выдали безвинтовочным пики, сабли. Досталась Дородному сабля. С саблей и стал воевать.

Недалеко от Детского Села находилось Красное Село. Взяли наши Детское Село, начали борьбу за Красное.

Здесь, севернее Красного Села, и действовала стрелковая рота, в которой сражался красноармеец Дородный.

Наступала рота не в лоб, не с открытого места, а заходила противнику вбок, укрывалась оврагами.

Дородный на ногу быстрый. В первом ряду оказался. Идёт, саблю словно ружьё несёт.

— Да не стрельнет она, не стрельнёт! — смеются бойцы.

— А вдруг стрельнёт, — отвечает Дородный.

И вправду «стрельнула» сабля.

У самого Шунгорова овраг разошёлся на два рукава. Взяли бойцы правее, а Дородный свернул налево. Свернул, пробежал шагов тридцать, поднялся из оврага и вдруг вышел с тыла к артиллерийской батарее белых. Смотрит Дородный — четыре пушки. Смотрят белые — красный боец перед ними. Не ожидали белые удара с тыла. Да и не думали, что вышел на батарею всего лишь один Дородный.

— Спасайся! — кто-то из белых крикнул.

Бросились белые от батареи. И всё же одного из них успел Дородный достать своей саблей.

Прошла минута, вторая, подбежали к этому месту другие наши бойцы. Смотрят, а батарея уже наша.

Стоит Дородный, на саблю, как на трость, опирается. Выходит, что с одной саблей взял целую батарею.

— Вот так сабля!

— Считай, волшебная!

Доложили по команде: мол, красноармейцы такой-то роты, а точнее, боец Дородный пленил белогвардейскую батарею.

— Дородный, Дородный… — стал вспоминать командир роты. — Ах, это тот — безвинтовочный.

— Так точно, безвинтовочный.

— Был безвинтовочный, — сказал командир. — Теперь при оружии.

Сдержал командир своё обещание.

— Взял в бою — получай, — показал командир Дородному на одну из пушек.

Зачислили Дородного в артиллеристы.

— Ну вот теперь всё по ранжиру, — смеются бойцы.

— Теперь по фигуре.

— На месте теперь Дородный.

Упорно сражаются белые. Сами идут в контратаки. Пытаются вернуть и Красное Село, и Детское Село, и весь район, где идёт Пулковское сражение. Надеются белые, что не всё ещё потеряно. Что вот-вот и снова удача будет на их стороне.