Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник] [с илл.] - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 43

Император выступил вперед и положил правую руку на позолоченный поручень. Позади него стояли принц Генрих, адмирал фон Дрота и молодой Зигурд фон Манн. Кайзер заговорил твердым голосом, эхом пронесшимся по залу.

— Я говорю с вами, — начал он, — как немец с немцами. Я счел правильным прибыть сюда и обратиться к вам лично. Я не говорю о политике. Сейчас не стоит вопрос об империи или республике. Сейчас вопрос стоит о моей чести, чести моего флота и моей страны.

Несомненно, кайзер полностью овладел вниманием своих слушателей, от его прямых, честных слов все обратились в слух. Море обветренных штормами лиц замерло в напряженном ожидании, сотни глаз были прикованы к императору.

— В Берлине капитулируют. Есть ли хоть какая-то причина, по которой мы должны капитулировать здесь, в Киле? Армия сражалась доблестно и храбро, но она обескровлена и не может воевать дальше. Я не изменял армии, это армия изменила мне. Флот сражался не менее храбро, но он не обескровлен. Он не дал ни одного генерального сражения.

— При Скагерраке! — послышались голоса.

— Да, при Скагерраке вы храбро дрались. Но вы сражались не со всем британским флотом. С их стороны было самое большее две или три эскадры. Мы еще можем выступить против Грандфлита почти на равных. Мне говорят, что это безнадежно. Мне говорят, что это невозможно. Но для храбрецов и воинов нет ничего невозможного и безнадежного. И пусть даже это безнадежно и невозможно — не лучшей ли участью будет, чтобы мы и наши корабли покоились на дне Северного моря, чем позорно сдаться без единого выстрела? Допустите ли вы это, вы, доблестные моряки германского флота? Или вы встанете плечом к плечу и умрете со своим императором?

Кайзер призывно взмахнул рукой, и лицо его озарилось гордой, счастливой улыбкой. Ему ответил лес вскинутых рук, море воодушевленных лиц, сотни глоток крикнули: «Хох!» Флот пойдет на смерть за своего императора!

— Быстрее, Вильгельм! Теперь или никогда! — прошептал принц Генрих.

— Я знал, что вы со мною. Я знал. Передайте мои слова вашим товарищам.

Скажите им, что те, кто не желает рисковать, могут остаться на берегу. Но вы, я и все верные германские сердца поведем великий флот Германии в последний победный поход. Ступайте же и сделайте то, что я вам сказал.

Зал пришел в движение, наполнился топотом ног, люди поспешили к выходам, создавая толчею и давку. каким-то странным образом толпа, стоявшая снаружи, в мгновение ока узнала о происшедшем. Радостное волнение охватило весь город. На всех флагштоках поползли вверх флаги «Кайзерлихмарине», и теперь они реяли рядом с красными знаменами революции. Таково было решение моряков. Можно вновь поднять военный флаг, но красный флаг спускать нельзя. День и ночь шли бесконечные жаркие митинги в матросских советах, где выступавшие против изгонялись теми, кто был за выход в море. Пришли известия из Вильгельмсхафена, с энтузиазмом откликнувшегося на призыв кайзера, что все офицеры вновь были на кораблях, все экипажи стояли по местам и что механики уже проворачивали двигатели. Вскоре флот будет готов выйти в море.

В последующие три дня корабли нескончаемым потоком шли через канал, чтобы соединиться с главными силами флота, сосредоточенными в проливе Иаде. Небольшая задержка была вызвана выходом из строя легкого крейсера, перекрывшего проход у Ной — Виттенбека, но поломка вскоре была ликвидирована, и к вечеру третьего дня все корабли собрались или на выходе из залива Иадебузен, или на рейде Вильгельмсхафена. Тем же вечером в кают — компании новейшего линкора «Байерн» собрался военный совет, где присутствовало все высшее германское командование, включая императора. Кайзер отказался возглавить совет, на нем председательствовал фон Шпеер, который примчался из Спа, едва узнав о случившемся в Киле. Кают — компания еле вмещала вице — адмиралов и командиров крупных кораблей. Всего собралось сорок человек, и угрюмые лица присутствующих выражали полную готовность до конца исполнить свой долг.

— Я полагаю, Ваше Величество, что ваш приказ — стоять до последнего.

— Это и мое желание, и мой приказ, — ответил кайзер. — Флот должен быть затоплен, и чем дороже это будет стоить неприятелю, тем лучше.

— Нам надо считаться с ценой, — сказал адмирал. — Это будет означать гибель Вашего Величества.

— Я не желаю себе лучшей судьбы.

— И гибель двадцати пяти тысяч матросов и офицеров.

— Найдется ли здесь хоть один, кто изменит свое решение?

Воцарилось молчание. Все они были готовы. Флот был готов.

— Осмелюсь спросить, — выступил молодой вице — адмирал, — надо ли начинать с того, что поражение неизбежно? Мы выстояли против англичан при Скагерраке. Разве мы не сможем выстоять и теперь?

— Кроме того, — добавил его коллега, — сейчас наш флот сильнее, гораздо сильнее, чем тогда. Разве не вступили в строй линкоры «Байерн» и «Баден» с пятнадцатидюймовыми орудиями, а ведь при Ютланде максимум, что у нас было, — двенадцать дюймов. А «Гинденбург»? Разве это не сила? А новые системы управления огнем? Разве все это не будет для англичан полной неожиданностью?

— Слишком поздно, — ответил фон Шпеер. — Даже если мы и победим, нам некуда будет возвращаться. Отечество не примет нас.

Он вынул из кармана телеграмму и зачитал ее вслух: «Временное правительство категорически осуждает безумные планы выхода части флота в море, которые не приведут ни к чему, кроме бессмысленной гибели людей и судов. Эти авантюрные намерения серьезно затрудняют переговоры о перемирии. Оставайтесь верными правительству и немедленно верните суда в места их якорной стоянки».

Слова адмирала были встречены дружными возгласами негодования. Фон Шпеер спрятал телеграмму в карман.

— Надеюсь, вы согласны со мной, господа, что мы верны императору и никому больше.

— Вы ответили на телеграмму? — спросил кайзер.

— Никак нет, государь. Мы ответим им делом. Вместо этого я набросал сообщение, которое, с вашего согласия, хотел бы отправить главнокомандующему британским флотом. Вот оно: «Флот Открытого моря не принимает никакого перемирия. Он предлагает вам выступить немедленно и предполагает встать в понедельник в семидесяти милях к западу от мыса Гельголанд, коль скоро будут расчищены проходы в минных полях. В случае нашей задержки мы рассчитываем на ваше любезное ожидание».

— Великолепно! — воскликнул император, и все зааплодировали.

— Тогда отправим радио сейчас же, — заявил адмирал.

А вдруг противник выставит там заслон из подводных лодок? — поинтересовался один из капитанов.

— Мы выйдем не в точно указанное расположение. Наши легкие крейсера наведут противника на наши главные силы. Но относительно сказанного вами, капитан Мюллер, касательно усиления нашего флота и битвы при Скагерраке, не нужно строить никаких иллюзий. Враг тоже не сидел сложа руки. Мы внимательно следили за всеми его действиями. Если мы строим новые корабли и наращиваем калибры, он делает то же самое. Вам известно, что они потеряли два линкора, потому что не было броневой перегородки между башнями и крюйткамерами. Они исправили свои ошибки. Они усилили защиту палуб и крыш огневых башен от навесного огня. Их снаряды стали мощнее. В их эскадрах прибавилось линкоров. Вот они — «Ринаун», «Рамиллес», «Резолюшн», «Рипалс». Все несут пятнадцатидюймовые орудия главного калибра. К англичанам также присоединилась эскадра американских линкоров, а история янки показывает, что они умеют воевать на море. Так что их шансы велики, как никогда. Нам остается лишь поклясться сражаться и погибнуть с честью. Я клянусь.

Произнося последние слова, адмирал поднял руку, и все присутствовавшие последовали его примеру. «Клянемся!» — прокричали они. Как показали дальнейшие события, они с честью сдержали свою клятву. Этим торжественным словом закончился последний военный совет флота Открытого моря. Офицеры скупо простились друг с другом; капитаны вернулись на корабли, адмиралы остались с командующим, чтобы составить план действий.