На старой мельнице - Козлов Вильям Федорович - Страница 1

Вильям Федорович Козлов

НА СТАРОЙ МЕЛЬНИЦЕ

1. ОМУТ

Митькина изба сиротливо стояла на берегу не глубокой, но быстротечной реки Калинки. Ни рядом, ни поодаль – ни одного дома. Густой хмурый лес да шумная вода. Отсюда до села Сосновка километра два, а до школы и все три будет. Между Калинкой и селом косо вклинилась молодая белоствольная берёзовая роща. А сразу за избой начинался сосновый бор. Высоченные ели и сосны толпились на берегу. Когда сильный ветер в дугу гнул красные стволы, казалось, деревья хотят напиться, но никак не могут дотянуться вершинами до воды. Зато остролистый камыш забрался в реку по самые зелёные плечи и ни за что не хотел вылезать на берег.

Осенью вода становилась неприветливой, чёрно-свинцовой. В неё падали жёлтые прозрачные листья, сухие еловые и сосновые шишки и мелкие сучки. Кружась и обгоняя друг друга, они плыли к старой мельнице, что приткнулась к лесному берегу ниже по реке. Наткнувшись на осклизлые брёвна полуразрушенной плотины, листья и шишки останавливались. Их тут много, в тихой заводи, накапливалось до первых заморозков.

На мельнице давным-давно ничего не мололи. Старая, заброшенная, она тихо доживала свой век, с каждым годом разрушаясь всё больше. Чёрная замшелая крыша провалилась в одном месте. Вечерней порой в чёрный проём бесшумно залетали какие-то большие птицы. Хромой сторож Андрон рассказывал, что на этой мельнице в давние времена в бездонном омуте поселился водяной. Долго он не давал знать о себе. А однажды тёмной осенней ночью утащил мельника. Два дня мужики баграми шарили по дну, но мельника так и не достали. Потом рыбаки шапку нашли. Это всё, что осталось от мельника. «Великий грешник был наш мельник, – говорил Андрон. – Душу, прости мя, господи, нечистой силе продал…» Односельчане смеялись над этими баснями. «Самогонке мельник душу свою продал... Пьяный свалился с плотины в омут!» – это говорил Харитонов, председатель сельсовета.

Андрон уверял, что самолично видел водяного: хвост рыбий, борода зелёная из тины, вместо рук – две клешни, как у рака, и вдобавок маленькие козлиные рога. Кроме Андрона, никто в Сосновке водяного не видел. Да и слова старого сторожа тоже на веру брать было нельзя: любил выпить старик. А мало ли что может человеку спьяна примерещиться?

И всё-таки Митька опасался один ходить на мельницу. Даже днём. А вдруг водяной в омуте? Сидит и ждёт, когда Митька разденется и бултыхнётся в тёплую зеленоватую муть, а он тут своей клешнёй за пятку цап-царап! И прощай, белый свет.

Вот Митькин приятель Стёпка Харитонов, по прозванью Тритон-Харитон, ничего не боится. Он может забраться на самое высокое бревно плотины и оттуда бухнуться головой в омут. Уж такой человек – этот Стёпка. Бесстрашный. Он хвалился, что ему раз плюнуть ночью прийти на мельницу и пять минут постоять на огромном каменном жёрнове, треснутом посередине. Только со Стёпкой никто спорить не стал. И так все знали, что он отчаянный. Это он в дядю Гришу, отца своего, такой родился. Председатель сельсовета во время войны партизанским отрядом командовал. Его за это орденом Ленина наградили.

Плохо, когда далеко от села живёшь. Всё время надо помнить: засветло – домой. А что дома одному делать? Рыбу удить? Надоело. И так всё лето на берегу с удочкой. А здесь, в селе, ребята, футбол. Кончатся уроки, пообедают и на Козий луг. Трава там утрамбована не хуже, чем на футбольном поле. Положат ребята на траву два вороха одежды – вот и ворота. Ещё два вороха – другие ворота. Тритон-Харитон – главный судья и капитан команды. У него свой настоящий футбольный мяч. Отец ему из города привёз. Только Стёпка не задаётся. И совсем не потому, что у Тритона-Харитона собственный мяч, его выбрали главным судьёй и капитаном. Уважают Стёпку ребята.

Разделятся мальчишки на две команды, разойдутся по местам, Тритон-Харитон свистнет – и пошла борьба! Разве тут упомнишь про время, про дом? Мяч гоняют по полю до тех пор, пока видно.

Митька играет в Стёпкиной команде правым защитником. У него неплохо получается. Когда «подковали» центра нападения Серёгу Воробьёва, Митька заменил его. И в первом же тайме подряд забили в ворота противника два гола. Да каких! Стёпка при всех ему руку пожал и сказал:

– Пушка!

Закончится игра, а на дворе уже сумерки. И сразу у Митьки настроение портится. Даже если его команда выиграла. Все разойдутся по домам, а ему в такую даль через рощу топать. Хорошо, если ещё на небе звёзды мигают да месяц светит, тогда не так страшно, а вот если небо обложное, жутковато одному пробираться через берёзовую рощу по узкой, заросшей подорожником тропе. Это Митька с матерью протоптали её, чтобы ближе ходить, напрямик. Белые стволы подступают совсем близко, и Митьке всё время кажется, что за ними кто-то мохнатый прячется. И сучки под ногами в темноте стреляют громче обычного. Будто идёшь и на орехи наступаешь.

Митьку долго мучило: выходит водяной на берег или всю жизнь в своём омуте сидит? Спросил об этом Стёпку.

– Водяных давно нет, – сказал Тритон-Харитон. – Их после революции вместе с беляками расстреляли.

– Кто расстрелял? – удивился Митька.

– Кто! Красные! – уверенно сказал Стёпка.

– И… и куда их?

– Закопали, – не задумываясь сказал, как отрубил, Тритон-Харитон.

Стёпкин ответ не успокоил Митьку. Откуда Тритон-Харитон знает, что красные всех водяных укокошили? Может быть, один на старой мельнице заховался. Разве его на такой глубине пулей достанешь? Вот если бы толом жахнуть. 

2. ДЕД АНДРОН

 Опять день пролетел, как конь пришпоренный. После школы часа два со Стёпкой в кузнице провозились: железную перекладину для школьного турника шлифовали. А потом пришли ребята, позвали в футбол играть.

– Забьём? – спросил Стёпка.

– Можно, – сказал Митька. – Только недолго…

А когда мяч резво запрыгал по лугу, всё на свете забыл. Стёпка во второй раз поставил его центром нападения. Но Митька не оправдал надежды. Три раза прорывался к самым воротам, а гол так и не удалось забить. Проиграли. Стёпка упрямый. Не захотел с поля побеждённым уходить. Начали снова. Выигрывали с разгромным счётом: 8:1. Выиграть выиграли, а день-то не вернёшь?

– Пока, Лесник, – махнул рукой Стёпка и ушёл домой. Митька поглядел на потемневшее над рощей небо, вздохнул и тоже поплёлся своей дорогой.

Путь его лежал мимо сельмага, который караулил от воров Андрон. Свою службу дед любил. Являлся в магазин задолго до закрытия и, сидя на крыльце, разговаривал с сельчанами. Он всегда знал, что нового привезут в сельмаг. Спросят деда:

– Андрон Савельевич, когда тюль будет?

– Заходи, Анна, на той неделе, в понедельник... – скажет дед. – А какой тебе тюль-то надобно? Узорчатый аль простой?

– Узорчатый бы лучше…

– Скажу, чтоб привезли.

Дед своё слово держал. Уж если пообещает, – сделает. Пойдёт к завмагу, скажет:

– Запиши в бумагу. Тюль население требует. Не только простой, но и узорчатый…

Завмаг достаёт тетрадь, записывает. Знает, что, если не будет тюля, не даст дед ему житья. Андрона уважают в селе. Сам председатель сельсовета Харитонов первым перед ним шапку снимает. Деда бы ещё больше уважали, если бы он не любил прикладываться к бутылочке.

Во время войны Андрон помогал партизанам. И один раз спас Харитонова от верной смерти: спрятал его в подполе, в картофельной яме. Немцы весь дом перетряхнули, а Харитонова так и не нашли.

Раньше дед и капли в рот не брал. Даже когда единственного сына-танкиста миной убило под Москвой, – выдержал. В тот год ему будто инеем присыпало брови, усы, бороду. Согнулся, стал волочить по земле свою деревяшку, но не запил. Другая беда доконала старика: угнали в Германию внучонка с невесткой. Внук-то был вылитый сын. И дед любил его больше жизни. С тех пор начал Андрон попивать. Даже в церковь один раз приковылял нетрезвым. Поп рассердился и прогнал его. Дед тоже рассердился и перестал ходить в церковь.