К далеким голубым горам - Ламур Луис - Страница 32

Но сон не приходил, ибо меня не отпускали опасения, страх перед тем, что могло случиться с моей любимой, с той, которая отдала все ради меня, чтобы отправиться вместе со мной в это далекое чужое место.

Как глубоко и как необычно мужество женщин! Мы привыкли ждать мужества от мужчины, его воспитывают для этого с детства, и мы в свое время выросли в мире войн и вербовщиков, разбойников с большой дороги и лордов, иногда столь же своевольных, как разбойники. Мы выросли, ожидая трудностей и войны. Но женщины?

Я видел, как они следуют за своими мужчинами на войну, видел, как они обшаривают поле битвы, разыскивая своего убитого или раненого, который умрет, если его женщина не сыщет его. Я видел, как женщина поднимает мужчину и выносит его с поля боя туда, где о нем могут позаботиться.

Абигейл, может быть, в силу того, что провела свою жизнь на кораблях вместе с отцом, отказалась от всего, что может иметь девушка, ради трудной жизни в новой неизведанной стране, без удобств, без надежды на помощь, когда ей придет время родить дитя. По крайней мере, кроме той помощи, которую я смогу ей оказать…

Наконец я заснул и спал до полного света, а когда вышел на палубу, мы уже двигались, прокладывая путь мимо маленьких бухточек и заливов, речных устьев и проток.

Корабля не было. Ни следа.

Разве не исчезли здесь две колонии? Разве не пропали люди, которых оставил Гренвилл?

В каком аду, какой жуткой смертью погибли они?

Красивые зеленые берега скрывали ужас за своими ничего не выражающими, упрямыми молчаливыми лицами. Мы смотрели — и наши глаза ничего не говорили нам, ибо мы не могли ничего увидеть за листьями и лозами.

Мои глаза выискивали тот ручей, где лежал старый корабельный корпус, в котором я однажды нашел убежище. Что привело к гибели это судно? Где его команда? Где груз? К какому таинственному финалу пришло оно в конце концов в этом уединенном месте?

Так ли уж уединенном? Сколько глаз может всматриваться сейчас через завесу ветвей? Сколько человек может лежать в засаде, дожидаясь, пока мы сойдем на берег?

Флейт здесь один. Никто не придет на помощь, если нас постигнет беда. Нет поблизости военных кораблей, ожидающих вызова, нет способа подать сигнал о помощи. Все, что можно сделать, мы должны сделать сами.

— Синий! — сказал я наконец. — Давай пойдем на юг, ко второму проливу. Они могут ожидать нас там.

— Есть, — отозвался он угрюмо, и я преисполнился к нему теплым чувством за прозвучавшую в голосе печаль.

Все на борту были необычно молчаливы. Ни один голос не прозвучал громче в брани или песне, не слышалось ни одного выкрика. Люди старались ходить потише — они понимали мою тревогу и сомнения.

Мы снова пробрались мимо острова Роанок и вошли в больший пролив. И здесь мы не увидели ни паруса, ни верхушек мачт за деревьями. В пролив впадали две большие реки. Со всеми предосторожностями мы направились к ближайшей, которая текла с запада. Едва мы вошли в ее устье, как перед нами открылась другая река, текущая с севера. Мы держались середины русла, постоянно промеряя глубину лотом по мере продвижения, и миновали то место, где обе реки сливались. Мы прошли после него совсем небольшое расстояние, когда вдруг Синий, стоявший наблюдателем наверху, закричал:

— Капитан! На правом траверзе обломки! На два румба к корме от траверза!

Я бросился к релингу.

Он был там, лежал на западном берегу небольшого заливчика или речного устья. Течение было несильное, но по обеим сторонам лежали илистые мели.

— Я сойду на берег, — сказал я Синему, — а ты остаешься на флейте. Брось якорь и жди, но веди усиленное наблюдение.

Со мной поплыл Джон Тилли и еще шестеро надежных людей, вооруженных мушкетами и абордажными саблями.

Когда лодка приблизилась, мы увидели, что нос корабля прочно засел на мели. То ли он шел под парусами и с разгону врезался в грунт, то ли ил нанесло уже после удара.

Остался только корпус, обгоревший почти до ватерлинии, за бортом валялся такой же обгоревший пенек от мачты и еще какие-то обломки.

Тилли показал рукой:

— Его обстреливали, капитан. Видите дыру?

Действительно, в корпусе была пробоина прямо на ватерлинии, а под водой я разглядел верх второй дыры. Да, судну крепко досталось, наверное, оно пылало еще до того, как врезалось в мель.

— Они ее посадили на мель намеренно, — заговорил неожиданно Льюк. — Думаю, хотели выбраться на берег.

И внезапно меня охватила надежда. Мы подплыли впритык и привязались к корпусу, а потом втроем с Тилли и Льюком перебрались через обломки на берег. Однако в этом месте прошел сильный дождь, и если какие следы и были, их смыло начисто.

Мы медленно пошли вдоль берега. Ничего… ни следа кого-нибудь, кто мог выбраться с разбитого корабля, охваченного пламенем. И все же факт оставался фактом: кто-то и в самом деле мог сойти на берег. На борту собрались люди не робкого десятка. Учитывая их бесстрашие перед лицом опасности, изобретательность в умении выжить, искусство в рукопашной схватке, я не мог бы пожелать своей Абигейл лучшей компании, чем те люди, с которыми она плыла… Если только они сумели выжить и продержаться достаточно долго, чтобы помочь ей.

— Пошли обратно к шлюпке, Тилли, — сказал я. — Мы приплыли слишком поздно.

— Так, значит, это был ваш корабль?

— Да, и отличные люди на борту, и девушка, которая должна была стать моей женой, и ее отец, хороший человек… прекрасный человек. Все погибли.

— Они, может быть, еще живы, Барнабас.

В первый раз он назвал меня по имени — я взглянул на него и увидел в его лице сочувствие.

Льюк уже шел к сгоревшему корпусу. И тут он закричал:

— Капитан! Глядите!

Я посмотрел туда, куда была вытянута его рука.

Там, на краю леса, стояли они — маленькая группа изможденных людей. Некоторые еще оставались между деревьями, но я уже видел Джереми Ринга, и Сакима, и Черного Тома Уоткинса, и…

Она вышла из лесу, прошла между другими и остановилась, глядя на меня — оборванная, грязная, убогая маленькая фигурка.

Абигейл…

Глава пятнадцатая

Лицо ее было опалено солнцем, кожа на носу шелушилась, она была исцарапана и ободрана, платье превратилось в лохмотья. Она молча стояла, глядя на меня, в окружении своих товарищей — оборванных, полуголых и вооруженных.

— Я знала, что ты приедешь, — просто сказала она. — Я им говорила, что ты приедешь.

Я кинулся к ней, увязая в песке, обнял, и мы застыли так на несколько минут, пока остальные тянулись цепочкой мимо нас, не глядя, не заговаривая.

Сколько их осталось и кто именно, я узнал лишь потом. А в этот момент я думал только об Абигейл. И все же один вопрос я задал — и в страхе ждал ответа.

— А твой отец?

— Мертв. Убит при нападении. Он приказал мне выбросить корабль на мель, уйти и дожидаться тебя. Он сказал, что ты обязательно придешь. Он очень верил в тебя, Барнабас.

— Я должен был бы появиться здесь раньше, но слишком много всего произошло.

— Тебе было очень плохо — там, в Ньюгейте?

— Ерунда. Совершенные пустяки по сравнению с тем, что ты пережила.

Мы повернулись и пошли к шлюпке, держась за руки.

В первый раз я огляделся по сторонам.

Здесь был Пим — только теперь с жутким шрамом на лице, и Саким, по виду ничуть не изменившийся с того дня, когда я видел его в последний раз, только слегка исхудавший. И еще здесь был Джублейн, мой спутник в первом путешествии, начавшемся в Фенланде.

— Сейчас поплывем на корабль, — сказал я.

Через несколько часов, когда Абигейл уже искупалась и переоделась в свежее платье, найденное на борту (здесь в трюмах хватало всякой добычи), начался рассказ.

Их плавание проходило легко и спокойно. Они пересекли Атлантический океан за шестьдесят пять дней, вышли к земле далеко на севере и не встретили ни одного паруса вплоть до того дня, когда, уже вблизи берегов Земли Рэли, заметили над горизонтом верхушки мачт, которые, впрочем, быстро исчезли.