К далеким голубым горам - Ламур Луис - Страница 22

По другую сторону дороги, на берегу, какой-то рыбак чинил сеть. Оуэйн, проходя мимо него к лодке, что-то сказал. Тогда этот человек бросил сеть и взял в руки длинную жердь.

Всадники подъезжали все ближе. Появились еще несколько человек и остановились в ожидании.

Всадники остановили лошадей, глядя на меня, не доехав футов тридцати. Один из них был Роберт Малмейн!

— Итак, мы встречаемся снова!

— Для меня это так печально, — сказал я весело, — ибо мы встречаемся лишь для того, чтобы расстаться.

— На этот раз — нет, я думаю. Вы — мой пленник, Сэкетт.

— И вы это мне говорите, когда у вас за спиной всего три человека? Да и что это за люди! Я так думаю, их брюхо не переваривает сталь, да и ваше тоже!

Моя шпага легко выскользнула из ножен, острие поднялось.

Но тут раздался шорох обутых в сандалии ног на ракушках дороги, сзади, вокруг меня.

— Двигай! — сказал чей-то голос мне в ухо. — Ветер ждать не станет!

— И бросить здесь этих джентльменов? — возразил я.

Теперь вокруг нас собралось уже, должно быть человек пятьдесят — и мужчин, и женщин, да и дети затесались между ними. Они ничего не говорили, просто придвигались все ближе и ближе. У некоторых были пики, у других — жерди или палки. У некоторых вообще ничего не было. Я заметил по крайней мере одного с косой и нескольких с топорами.

— А ну сдай назад! — заорал Малмейн и помахал рукой.

— Мы в Уэльсе, Малмейн. Они не понимают по-английски.

— Ну так скажите им, чтоб разошлись.

— Я по-валлийски не говорю, а кроме того, что они такого делают? Вы — чужаки, им просто любопытно.

— Клянусь небесами, я их сейчас обучу, кто тут чужак!

Он потянулся за шпагой, но на рукояти уже лежала чья-то большая рука. Малмейн уставился в улыбающееся бородатое лицо, выругался, но чужие пальцы на рукояти шпаги не дрогнули.

— Поосторожнее, Малмейн! — предупредил я, улыбаясь. — Это славные люди, вот только малость грубоватые, если их расшевелить.

Теперь люди столпились вокруг всех четверых всадников — так плотно, что лошади шелохнуться не могли. Какой-то парень держался за ногу всадника. Он улыбался, но намек был ясен: одно движение — и всадник растянется на дороге.

— Давай! — закричал Оуэйн. — Ветер попутный! Быстро сюда иди!

Отступив назад, я спрятал шпагу в ножны, потом легко побежал к берегу. Лила была уже там. Я схватился за планширь лодки и мы вскочили внутрь. Оттолкнулись. Парус забрал ветер и туго выпятился.

— Я еще увижу, как ты умираешь на костре! — кричал Малмейн. — Я отправлю за тобой военный корабль!

Имея за кормой мыс Холихед, мы держали курс на Уиклоу-Пойнт, лежащий далеко за Ирландским морем.

— Что они сделают? — спросил я, ткнув пальцем за спину.

— Они? Ничего. Чуть позже разойдутся по своим делам и твой Малмейн сможет делать, что захочет, — только на Англси у него много не получится. Лодку он не найдет ни здесь, ни на много миль вокруг, а мы тем временем уже уйдем далеко вдоль ирландского берега — его никто лучше меня не знает.

Нас нес сильный ветер, попутный, и волны убегали вперед, обгоняя нас. Через некоторое время я спустился вниз, устроился на плетеных матах и парусах и заснул. Когда я проснулся, наше суденышко находилось южнее мыса Уиклоу и обходило со стороны моря Хорсшо-Бэнк — отмель Подковы.

— Ну, ты если уж спишь, так спишь! — заявил Оуэйн. Потом указал вперед по правому борту: — Это довольно удобный берег, если поглядывать внимательно. Вон там скала… Волчий Камень ее зовут, когда ветер дует, она оскаливает зубы. Вдоль берега отмели, кораблю приткнуться негде, так приходится держаться подальше в море. Большинство опасных мест лежит в четырех-шести милях от берега, вот здесь.

Мы стояли рядом, разглядывая море впереди.

— Эти сухопутные! — сказал он. — Такие олухи! Да вот хоть месяц назад, в Дублине-городе, слышал я, как один толковал в таверне — мудрый человек, говорили, — так он рассказывал, как в старину мореходы боялись уходить в открытое море и всегда держались близко к берегу для безопасности. Я над ним посмеялся, а он разозлился.

— Но ты ему объяснил?

— Я-то объяснил, да что толку объяснять олуху? Я ему говорил, что в открытом океане опасностей в десять раз меньше, чем у незнакомого берега, да хоть и у знакомого. А он поглядел на меня с жалостью — жалел, значит, что я такой темный, — это он-то, который в жизни не видел паруса и не держался за румпель! Ладно, гляди! Вон там впереди лежат банки-отмели — Арклоу-бэнк, Глассгорман, Блэкуотер и Доггер, и каждая — смертельная ловушка, если ты про них не знаешь. Одни названия чего стоят: Ковчег-на-Дне, Стекложор, Черная Вода, Собачья банка… А для сухопутного человека море там выглядит таким уж невинным!

— Ладно… Вот тот исландец, о котором ты говорил, — где мы его найдем?

Оуэйн подумал.

— Мог и убраться куда, но я так думаю, он или в Каслхейвене, или в Глендоре. Он не любит людных мест, этот исландец.

Берег лежал перед нами зеленый, море — серое, ветер срывал белые барашки с гребней волн и жалил лицо колючими брызгами. Суденышко наше, накренившись на борт, умело резало волны, словно играя с морем, будто дельфин. Мы повстречали только несколько рыбачьих лодок — довольно близко — и один корабль с прямыми парусами, этот, правда, прошел далеко в море.

Время от времени я становился на руль.

В конце концов мы зашли в Глендорскую бухту, обойдя два мыса — Галли-Хед и Фойлснашарк-Хед — и оставив Адамов остров далеко на левом траверзе. Бухта эта невелика, но проникает далеко в сушу и потому хорошо защищена от всех ветров.

На берегу были видны два замка. Это было — раньше, во всяком случае, — гнездо клана О'Донованов.

Серые стены замка Касл Донован поднимались у нас по левому борту.

Вот там мы и бросили якорь, недалеко от берега, и корабль, который мы искали, оказался здесь; сам исландец стоял у релинга, глядя, как мы заруливаем в гавань.

— Огой, Торвальд! — позвал Оуэйн. — Тут у меня двое, хотят к тебе на корабль!

— Мы плывем на Ньюфаунтлент! — крикнул Торвальд в ответ. Говорил он с акцентом, приглушая согласные звуки. — Ухотим с рассветом!

— Это моя сестра плывет, и с ней англичанин. Мы за тобой гнались с самого Англси!

Спустили ялик, первой в него перебралась Лила, я — за ней. Оуэйн сел на весла, довез нас до корабля исландца, и мы взобрались на борт.

— Женщина на моем корапле? Это я только тля тепя телаю, Оуэйн!

Торвальд был широкий и толстый, с толстой костью, светловолосый. Он окинул меня пронзительными голубыми глазами.

— Ты моряк, та?

— Моряк.

— Кута плывешь?

— Вообще-то в Виргинию, но Ньюфаундленд по пути. Мы тебе благодарны.

— Тепя кто-то ищет?

— Да, может, появится корабль королевы, так что если не хочешь рисковать, мы поищем другой способ, или купим себе рыбацкую лодку и поплывем вдвоем.

Торвальд захохотал.

— Увитишь, это нелегко, совсем нелегко! И холотно тоже. — Он усмехнулся на одну сторону. — Если королевин корапль смошет пойти за нами, кута мы плывем, латно, пускай хватает тепя, на сторовье.

Глендорскую бухту окружали зеленые красивые холмы, а осыпающиеся развалины Замка Донованов выглядели странными и чужими среди густо стоящих над бухтой деревьев. Мы поплыли на берег на ялике, и там, куда привез нас Оуэйн, я закупил провизию.

Я с любопытством оглядел старое здание. Это был наполовину склад, наполовину лавка, и добрая половина товаров в этом заведении, подозреваю, была контрабандой. Мы купили то, что нам было нужно, в том числе кое-какие дополнительные судовые запасы, а потом вернулись к кораблю исландца.

Это было не большое судно, в общем-то, по обводам напоминавшее норвежский «бойорт» с прямым марселем над шпринтовым фоком, латинской бизанью и маленьким шпринтовым парусом под бушпритом. Называлось оно «Снорри», и мне понравился и его вид, и его дух. Руль на нем поворачивался торчащим из палубы рычагом — «кнутовищем», что давало возможность рулевому следить за парусами. Голландцы такое устройство называют «колдершток».