Судьба доктора Хавкина - Поповский Марк Александрович - Страница 3

Я размечтался. Хавкин был в это время студентом третьего курса университета. Вполне возможно, что в тот час он стоял на бульваре вместе с другими студентами, которые, как известно из литературы, толпились там, для того чтобы помочь Желвакову бежать после выстрела. Увы, кроме Александра Хаста, никто ничего не мог сообщить о революционных настроениях будущего бактериолога. Глядя с вершины знаменитой потемкинской лестницы вниз на шумный Одесский порт, я подумал с грустью, что никогда так и не узнаю правды. Но произошло неожиданное. На следующий день молодой научный сотрудник Одесского областного архива Анатолий Бачинский положил передо мной на стол подлинное архивное дело студента Императорского новороссийского университета Владимира (Маркуса Вульфа) Хавкина и многочисленные папки, в которых десятки документов свидетельствовали о Хавкине-народовольце, Хавкине — государственном преступнике и арестанте. Старый бухгалтер Александр Хает оказался прав.

Многие, очень многие люди приняли участие в поисках правды о моем герое. Это прежде всего одесские архивисты Анатолий Бачинский и Станислав Кульчицкий; Тамара Моисеевна Гольд — главный библиограф библиотеки Одесского университета; Елена Ивановна Наливкина — заведующая библиотекой Одесского бактериологического института им. И. И. Мечникова; Софья Ивановна Макаренко — заведующая читальным залом Центрального государственного исторического архива УССР в Киеве. Спасибо вам всем, дорогие товарищи!

Трогательной была помощь зарубежных друзей. В июне 1958 года международный журнал «Курьер ЮНЕСКО» опубликовал мое письмо, в котором содержалась просьба откликнуться всех, кто встречал ученого или что-нибудь о нем знает. Ответов пришло немало.

Как правило, послания были дружественные и сердечные. Люди разных стран восторгались подвигом русского доктора, выражали симпатии к советскому народу. Директор Хавкинского института господин Джала из Бомбея любезно прислал жизнеописание основателя института, список его трудов и два альбома, которые институт выпустил к своему шестидесятилетнему юбилею (1959 г.).

Парижанин, профессор физики мсье Деларю никогда не слыхал о Хавкине. Ну и что же! Раз русский бактериолог проявил такой героизм, надо воздать ему по заслугам и разыскать о нем все возможные сведения. И вот профессор Деларю оставляет собственные дела и отправляется в библиотеку Пастеровского института, чтобы выписать для литератора из Советского Союза список материалов на французском, английском и даже русском языках. Список Деларю оказался самым ценным из всего присланного. Но сам парижанин вовсе не считал свой труд сколько-нибудь значительной услугой. «Я надеюсь, — писал он, — что вы получили немало и других ответов, которые свидетельствуют, как велика интеллектуальная солидарность между народами».

И, наконец, еще одно письмо, которое мне хочется привести полностью.

«Сэр, как ученый бактериолог и в прошлом директор Хавкинского института в Бомбее, я выражаю удовлетворение по поводу того, что Вы работаете над книгой о Владимире Хавкине. Я готов помогать Вам советом и необходимыми материалами. Ваша книга, рисующая дружбу ученого из России с людьми моей страны, думается мне, поможет нашим народам еще лучше понять и оценить друг друга». И подпись: Лауреат Международной Ленинской премии за укрепление мира между народами, профессор, доктор Сахиб Сингх Сокхей.

Доктор Сокхей привез в СССР и подарил мне фотокопию трех десятков индийских и английских газетных статей, посвященных деятельности Владимира Хавкина в Индии. Открылись новые, неизвестные ранее подробности жизни ученого, факты борьбы его с колониальной администрацией. Так прошлое, историческое сомкнулось с сегодняшним днем. Борец за мир, гражданин независимой Республики Индии внес свой вклад в восстановление доброй памяти ученого из России.

…Больше шестидесяти лет прошло с тех пор, как Антон Павлович Чехов назвал Владимира Хавкина «самым неизвестным человеком в России». Многое изменилось с тех пор в нашей стране. Не меньше, а значительно больше ценим и чтим мы теперь наше историческое прошлое. И среди прочих несправедливо забытых имен, которыми ныне гордится родина, имя смелого бактериолога заняло теперь достойное место. Пришла пора подробно рассказать об этой жизни: простой, самоотверженной и мужественной. Приступая к рассказу, я еще раз благодарю советских и зарубежных друзей доктора Хавкина, друзей, без которых книга эта едва ли могла быть написана.

ХМУРЫЙ РАССВЕТ

В четверг 20 ноября 1881 года в Новороссийском императорском университете разразился неслыханный скандал. Группа студентов освистала декана юридического факультета, г-на Патлаевского. В Одессе новости не залеживаются. Уже на второй день горожане знали все подробности. На Дерибасовской, где прогуливалась перед обедом «чистая публика», об университетских делах говорили ахая и закатывая глаза; в порту, на Молдаванке и Пересыпи хохотали, прищелкивали пальцами: «Ай да студенты, ай да босяки!..»

Одесса любила свой университет. Мысль о том, что в их городе существует храм науки, не уступающий столичному, наполняла горожан чувством самоуважения. Богатые купцы отдавали детей на юридический, беднота тянулась из последних сил, чтобы увидеть сыновей врачами или учителями. Студентами гордились. Им прощали и шумные вечеринки, и уличные потасовки, и даже некоторую вольность по отношению к начальству: молодозелено, перемелется — мука будет…

Новороссийский университет в восьмидесятых годах прошлого века считался учебным заведением на редкость демократичным. Здесь бок о бок обучались юноши самого различного общественного положения: дети дворян и мещан, священников и торговцев. Проникала сюда и крестьянская молодежь. Таким же пестрым был университет и по национальному составу. Рядом с русскими и украинцами учились армяне, евреи, грузины, поляки, молдаване, греки, болгары. Шумный, многонациональный, полный социальных контрастов университет был плоть от плоти сыном Одессы, отражением всего, чем жил и дышал город-порт на перекрестке международных торговых путей.

И все же то, что произошло в университетском вестибюле в четверг, не походило на обычные студенческие шалости. Шестьдесят слушателей первого и второго курсов требовали изгнать за безграмотность доцента Чижова, читающего философию права. Они свистели, визжали и выли под самым носом у почтенного декана и отказались разойтись даже после того, как сам господин проректор записал имена зачинщиков.

В город давно уже проникали слухи о неладах в среде профессуры. Говорили, что профессор политической экономии, любимец студентов Посников настаивает на том, чтобы дать степень кандидата прав талантливому студенту Герценштейну[2], а декан Патлаевский нашел в диссертации крамольные мысли и присуждению степени воспротивился. Про Патлаевского поговаривали, что он создал на факультете систему шпионажа и выдает мальчишек полиции. История с Чижовым только повод, которым студенты воспользовались, чтобы отомстить ненавистному декану.

Одесситы со всем присущим им темпераментом обсуждали события, вступаясь за студентов или за декана в зависимости от своего имущественного состояния и должностного положения. Но то, что происходило в университете, лучше всего понимали на Спиридоновской улице в доме, где на воротах архитектор поместил скрещенные знамена — символ российской жандармерии.

Сообщая одесскому генерал-губернатору о студенческих беспорядках, начальник жандармского управления полковник Нершин справедливо заметил, что события в университете «совпали с развитием социально-революционного движения в городе». Обструкция, учиненная Патлаевскому, была лишь отражением общей борьбы, развернувшейся в стенах императорского университета. Политические злобы дня проникли в среду преподавателей и раскололи профессуру на два враждующих лагеря, докладывал Першин. Одни, «стоящие на стороне консервативного взгляда, встречают сочувствие людей серьезных и правительственных лиц», а другие ищут «поддержку в слушателях университета. Началось кокетничание со студентами, приведшее к нынешним беспорядкам».