Южная звезда (с иллюстрациями) - Верн Жюль Габриэль - Страница 39

— Мне кажется, я его точно слышал! — отвечал Сиприен.— И даже подумал, что это концерт в мою честь!

— Вовсе нет, дружище! — воскликнул Фарамон Бартес,— Он был устроен в честь туши буйвола, в глубине вон той долины, которая начинается справа отсюда. Когда наступил день, от огромного жвачного остались одни кости! Я покажу их тебе! Премилый труд по анатомии! Увидишь и моего льва — самый красивый зверь, какого мне удалось свалить с тех пор, как я приехал охотиться в Африку! Я уже снял с него шкуру, и его мех сейчас сушится на дереве.

— А к чему тот необычный наряд, что ты носил сегодня утром? — спросил Сиприен.

— Это был костюм страуса. Как я тебе уже говорил, кафры часто применяют такую хитрость, чтобы поближе подойти к этим голенастым, очень недоверчивым, которых без обмана и не подстрелить! Ты возразишь, что у меня для этого есть превосходный карабин. Все так, но что поделаешь! Мне пришла фантазия поохотиться на манер кафров, благодаря этому мне и повезло повстречать тебя, и весьма кстати, не так ли?

— И в самом деле, весьма кстати, Фарамон!… Мне кажется, что, если бы не ты, меня бы не было уже на этом свете! — ответил Сиприен, сердечно пожимая руку друга.

Теперь он лежал уже не в парилке, а в уютной постели из листьев, которую его товарищ устроил у подножия баобаба. На этом славный малый не успокоился. Он решил сходить в соседнюю долину за своей палаткой, которую всегда брал с собой в экспедицию, и четверть часа спустя она уже стояла над дорогим ему больным.

— А теперь,— сказал он,— займемся твоей историей, друг Сиприен, если, конечно, рассказ тебя не слишком утомит!

Сиприен чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы удовлетворить вполне естественное любопытство Фарамона Бартеса. И он поведал о событиях, что произошли в Грикваленде: почему он оставил этот край и отправился в погоню за Матакитом и его алмазом. Потом рассказал об экспедиции, о том, как погибли Аннибал Панталаччи, Фридель и Джеймс Хилтон, рассказал об исчезновении Бардика и, наконец, о том, как он ждал своего слугу Ли, который должен был вернуться за ним в лагерь.

Фарамон Бартес слушал с напряженным вниманием. В ответ на вопрос, не встречался ли ему молодой кафр с такой-то внешностью, а именно внешностью Бардика, он ответил отрицательно.

— Однако,— добавил он,— мне попалась одна брошенная лошадь, которая вполне могла быть твоей! Дело было так: как раз два дня назад я охотился с тремя из моих басуто в южных горах, как вдруг на дороге, что шла по дну оврага, появился великолепный серый конь, безо всякой сбруи, кроме уздечки и длинного поводка, который он волочил за собой. Животное проявляло очевидную нерешительность насчет своих дальнейших действий, я подозвал его, показал ему горсть сахара, и оно подошло ко мне! Этот конь был поистине великолепен — исполнен смелости и огня, «просолен», как окорок…

— Это мой конь!… Это Темплар! — воскликнул Сиприен.

— Ну что ж, мой друг, Темплар — твой,— ответил Фарамон Бартес,— и я с большим удовольствием верну его тебе! А теперь спокойной ночи, пора спать! Завтра на заре мы покидаем это дивное место!

И, подкрепляя слово делом, Фарамон Бартес завернулся в свое одеяло и уснул рядом с Сиприеном.

На следующее утро в лагерь вернулся китаец с кое-какими припасами. Пока Сиприен не проснулся, Фарамон Бартес рассказал, что произошло в его отсутствие, и велел ему остаться с хозяином. А сам отправился за Темпларом.

Глава XIX

ТАИНСТВЕННЫЙ ГРОТ

Их встреча была поистине сердечной. Ранним утром, едва Сиприен открыл глаза, он сразу увидел своего Темплара. Казалось, конь не меньше всадника радовался тому, что вновь обрел доброго хозяина.

После завтрака больной почувствовал в себе достаточно сил, чтобы сесть в седло и немедленно двинуться дальше. Фарамон Бартес навьючил на лошадь все пожитки, какие были у них, взял ее под уздцы, и путешественники отправились в столицу Тонайи. По дороге Сиприен, уже с новыми подробностями, рассказывал своему другу о злоключениях экспедиции. Когда он в своей истории подошел к исчезновению Матакита и описал его внешность, Фарамон Бартес расхохотался:

— Вот тебе на! После такой новости я, кажется, смогу сообщить тебе кое-что — если не о твоем алмазе, то о твоем воришке уж точно!

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил заинтригованный Сиприен.

— А то,— продолжал Фарамон Бартес,— что мои басуто не далее чем сутки назад привели пленника, молодого кафра, который бродил по окрестностям, и, связав по рукам и ногам, передали его моему другу Тонайе. Боюсь, как бы тот с ним не расправился, ведь Тонайа очень боится шпионов, а твоего кафра, явно принадлежащего к враждебному племени, просто невозможно не обвинить в шпионаже! Но пока что он жив-здоров! К счастью для этого бедняги, оказалось, что он знает кое-какие фокусы и может претендовать на роль прорицателя…

— Ну, теперь у меня нет никаких сомнений — это Матакит! — воскликнул Сиприен.

— Так вот, он может быть доволен, что дешево отделался! — продолжал охотник.— Для своих врагов Тонайа изобрел целый набор пыток, но, повторяю, за своего слугу ты можешь не беспокоиться! Он защищен званием прорицателя, и уже сегодня вечером мы увидим его в полном здравии!

Так — пока ехали по равнине, которую Сиприен пересек два дня назад верхом на жирафе, пока беседовали — прошел день. Вечером показалась столица Тонайи, расположенная амфитеатром на возвышенности, замыкавшей горизонт с севера. Это был настоящий город с населением от десяти до пятнадцати тысяч жителей, с четко намеченными улицами, просторными и чуть ли не щеголеватыми хижинами — их вид говорил о довольстве и процветании страны. Королевский дворец, окруженный высокой изгородью и охраняемый чернокожими воинами, один занимал четвертую часть общей площади города.

Фарамону Бартесу достаточно было показаться, чтобы тотчас все ворота перед ним раскрылись, и через несколько широких дворов он вместе с Сиприеном вошел в церемониальный зал, где пребывал «непобедимый завоеватель» в окружении многочисленной челяди, среди которой хватало и офицеров и стражей.

Тонайе было, вероятно, лет сорок. Он оказался человеком рослым и крепким. Голову его украшала своеобразная диадема из кабаньих зубов, костюм состоял, помимо всего прочего, из красной туники без рукавов и передника того же цвета, богато расшитого стеклярусом. Запястья и лодыжки украшало множество медных браслетов. Лицо его было умным и тонким, но с чертами коварства и жестокости. Он устроил пышный прием Фарамону Бартесу, которого не видел уже несколько дней, и Сиприену — из особого почтения к другу своего верного союзника.

— Друзья наших друзей — это наши друзья,— заявил он, как какой-нибудь простой буржуа из старинного парижского квартала.

Узнав, что его новый гость нездоров, Тонайа тотчас велел отвести ему одну из лучших комнат дворца и угостить отличным ужином. По совету Фарамона Бартеса вопрос о Матаките решили отложить и заняться им завтра.

И действительно, на следующий день Сиприен, окончательно выздоровевший, уже мог предстать перед королем. В большом зале дворца собрался весь королевский двор. Тонайа и оба его гостя держались в центре круга. Фарамон Бартес тотчас начал переговоры на языке страны и говорил довольно бегло.

— Мои басуто недавно привели тебе одного молодого кафра, которого они взяли в плен,— обратился он к королю.— Между тем этот молодой кафр, как оказалось,— слуга моего спутника, великого мудреца Сиприена Мэрэ, который обращается к твоему великодушию с просьбой вернуть его. Вот почему я, друг его и твой, осмеливаюсь поддержать его справедливое требование.

С самых первых слов Тонайа счел нужным принять дипломатическую позу.

— Великий белый мудрец — наш гость! — ответствовал он.— Однако что он предлагает в качестве выкупа за моего пленника?