Малыш (илюстр) - Верн Жюль Габриэль - Страница 28

Агент, явившийся к Хад, был мужчиной лет сорока пяти — пятидесяти, имел заискивающий, лицемерный вид, обходительные манеры, вкрадчивую речь. Типичный страховой агент, не помышлявший ни о чем, кроме комиссионных; короче, человек, для которого в погоне за прибылью все средства хороши. Умаслить отвратительную мегеру, сделать вид, что не замечает ужасного положения, в коем пребывают ее жертвы, расхвалить, напротив, пьянчугу за мнимую заботу о детях — с помощью довольно незамысловатых уловок он и рассчитывал «провернуть хорошенькое дельце».

— Милая дама, — вновь завел свою песню агент, — если вас не затруднит, вы не могли бы выйти на минутку?…

— Вам надо мне что-то сообщить? — спросила Хад, все еще подозревая какой-то подвох.

— Да, милая дама, я намерен поговорить с вами о ребятишках… и я хотел бы затронуть одну тему… весьма щекотливую… наш разговор мог бы огорчить их…

Собеседники вышли из лачуги, отошли на несколько шагов, закрыв за собой дверь.

— Итак, — продолжал страховой агент, — у вас трое ребятишек…

— Да.

— Ваших?

— Нет.

— Вы их родственница?

— Нет.

— В таком случае… они направлены к вам донеголским сиротским приютом?

— Да.

— Мне кажется, милая дама, в лучшие руки они просто не могли бы попасть… Однако иногда случается, что, несмотря на самые нежные заботы, бедные крошки все же заболевают. Ведь жизнь ребенка такая хрупкая вещь, и мне показалось, что одна из ваших девочек…

— Я делаю все, что в моих силах, господин, — ответила Хад, которой ценой немалых усилии удалось выжать слезу из своих глаз тигрицы. — День и ночь я забочусь о моих дорогих малышах… Частенько сама недоедаю, лишь бы они ни в чем не нуждались… Ведь приют нам платит сущие гроши!… Всего-то навсего три фунта, господин! Три фунта в год…

— Действительно, этого явно недостаточно! Ах, право, требуется подлинное самопожертвование с вашей стороны, чтобы помочь в нужде бедным созданиям… Так сейчас у вас две девочки и мальчик?…

— Да.

— Сиротки, конечно?…

— Возможно… Пожалуй, что так…

— Навык, который я приобрел, нанося визиты детям, позволяет мне думать, что обеим девочкам года по четыре — шесть, а мальчику — два с половиной…

— К чему все эти расспросы?

— К чему?… Милая дама, сейчас узнаете.

Хад вновь бросила на агента взгляд тигрицы.

— Да, — продолжал он, — в графстве Донегол чудесный воздух!… Гигиенические условия просто великолепны… И однако, дети часто болеют, и несмотря на ваши нежные заботы, может случиться так, — извините меня за то, что я раню ваше чувствительное сердце, — может случиться, что вы потеряете одного из этих малышей… Вам следовало бы их застраховать.

— Застраховать их?…

— Да, дорогая, застраховать их… в свою пользу…

— В мою пользу! — воскликнула Хад, и в ее глазах зажегся алчный огонек.

— Сейчас вы все легко поймете. Выплачивая моей компании несколько пенсов ежемесячно, вы получите премию в два-три фунта, если Господь их приберет…

— Два-три фунта?… — повторила Хад.

И сказано это было таким тоном, что агент мог заключить, что его предложение, возможно, будет принято.

— Это делается сплошь и рядом, — продолжал он медовым голосом. — Мы уже застраховали на фермах Донегола сотни детей, и если ничто не может утешить любящее сердце в случае смерти дорогого существа, окруженного при жизни самыми нежными заботами, то это всегда будет… по крайней мере… какой-то… компенсацией… О, конечно, недостаточной, признаю!… Но все же компенсацией… в виде нескольких гиней из доброго английского золота, которые наша компания будет счастлива выплатить…

Хад цепко схватила посредника за руку.

— И платят… без проволочек?… — спросила она, мгновенно охрипнув и бросая тревожные взгляды вокруг.

— Без всяких, милая дама. Как только врач подтвердит факт смерти ребенка, остается лишь отправиться к представителю компании в Донегол.

Затем, достав из кармана бумагу, он добавил:

— У меня при себе заполненные полисы. И если вы соблаговолите поставить подпись вот здесь, внизу, вам уже не придется беспокоиться о будущем. Добавлю, что если один из ваших детей умрет — увы, такое тоже случается! — премия поможет вам поддержать остальных. Ведь сумма, что платит приют, действительно так ничтожна…

— И это мне обойдется?… — торопливо спросила Хад.

— Три пенса в месяц за ребенка, итого девять пенсов…

— И вы застрахуете даже малышку?…

— Конечно, дорогая, хотя она и показалась мне очень больной! Если ваши заботы не помогут ей поправиться, то вы получите два фунта — подумайте только, целых два фунта!… И заметьте: все, что делает наша компания, исповедующая высокие моральные принципы, направлено на благо дорогих малюток… Мы заинтересованы в том, чтобы они жили в добром здравии, поскольку их существование приносит нам доход!… Мы просто приходим в отчаянье, если гибнет один из них!

Нет! Они совсем не приходили в отчаянье, эти честные страхователи, пока смертность не превышала некоторого среднего уровня. И, предложив застраховать умирающую малышку, агент был уверен, что провернул выгодное дельце, о чем свидетельствует следующий ответ одного из директоров страховой конторы, большого знатока своего дела: «Уже на следующий день после похорон застрахованного ребенка мы заключаем больше договоров, чем когда бы то ни было!»

Это было правдой, как и то, что иные негодяи (или люди, доведенные до последней степени нищеты) не останавливались даже перед преступлением, лишь бы получить премию, — ничтожное меньшинство, правда, следует заметить.

Вывод может быть один: подобные компании и их клиентура должны находиться под самым строгим контролем. Однако в подобной глухомани ни о каком контроле не могло быть и речи! Поэтому-то агент и не боялся вступить в переговоры с гнусной Хад, хотя и не сомневался, что она способна на любую низость.

— Итак, дорогая, — продолжал он еще более вкрадчивым тоном, — теперь вы понимаете, в чем заключается ваша выгода?

Хад, однако, все еще колебалась и не решалась расстаться с девятью пенсами, даже ради надежды заполучить вскоре премию за умершего ребенка.

— И это будет стоить?… — переспросила она, как бы выпрашивая некоторую скидку.

— Три пенса в месяц за ребенка, как я уже сказал, всего девять пенсов.

— Девять пенсов?

«Воспитательница» вознамерилась было поторговаться и уже открыла рот, но мужчина решительно пресек ее поползновения.

— Спорить бесполезно, — заметил агент. — Подумайте только, дорогая, ведь, несмотря на все ваши заботы, ребенок может умереть уже завтра… сегодня… и компании придется заплатить вам два фунта! Ну, подумайте же! Поверьте мне… я желаю вам добра… пишите…

У агента были при себе чернила и ручка. Одна закорючка внизу полиса, и дело сделано!

Подпись была проставлена, и к десяти шиллингам, зазвеневшим в кармане агента, Хад присовокупила еще девять пенсов.

Затем, уже расставаясь, он, напустив на себя слащавый вид пройдохи-лицемера, добавил:

— Теперь, милая дама, хотя мне и нет нужды просить вас получше печься об этих дорогих крошках, я делаю это от имени нашей компании, оберегающей их. Мы являемся представителями Бога на земле, Господа нашего, воздающего стократно за милостыню, поданную несчастным… До свидания, дорогая, прощайте!… В следующем месяце я непременно загляну к вам, чтобы получить небольшую сумму, и надеюсь найти в добром здравии ваших трех деток — и даже эту малютку, которая благодаря вашему самопожертвованию непременно поправится. Не забывайте, что в нашей старой доброй Англии человеческая жизнь неоценима и каждая смерть наносит невосполнимый урон капиталу акционерного общества!… Всего наилучшего, дорогая, всего наилучшего!

Действительно, в Великобритании совершенно точно известно, сколько стоит это английское существование: именно в сто пятьдесят пять фунтов — то есть в три тысячи восемьсот семьдесят пять франков, — оценил его тип, чья кровь состояла из смеси саксонской, норманнской, гэльской и т. д.