Двадцать лет спустя (иллюстрации Боже) - Дюма Александр - Страница 92

Атос улыбнулся, и его красивые глаза затуманились слезой. Значит, д’Артаньян, которого он всегда любил, любит его по-прежнему, хотя и стал мазаринистом!

— Честное слово, тут пятьдесят луидоров, — сказал Арамис, высыпая деньги из кошелька на стол, — и все с портретом Людовика Тринадцатого! Что вы намерены с ними делать, граф, оставите или отошлете обратно?

— Конечно, оставлю, Арамис. Даже если б я не нуждался в деньгах, и то оставил бы их. Что предлагается от чистого сердца, надо принимать с чистым сердцем. Возьмите себе двадцать пять, а остальные двадцать пять дайте мне.

— Отлично. Я очень рад, что вы одного мнения со мной. Ну что же, в дорогу?

— Хоть сейчас, если желаете. Но разве вы не берете с собой слугу?

— Нет, этот дуралей Базен имел глупость, как вы знаете, сделаться причетником в соборе и теперь не может отлучиться.

— Хорошо, вы возьмете Блезуа, который мне не нужен, так как у меня есть Гримо.

— Охотно, — ответил Арамис.

В эту минуту Гримо появился на пороге.

— Готово, — произнес он со своей обычной краткостью.

— Итак, едем, — сказал Атос.

Лошади были действительно уже оседланы, слуги тоже готовы были тронуться в путь.

На углу набережной они повстречали запыхавшегося Базена.

— Ах, сударь, — воскликнул он, — слава богу, что я поспел вовремя!

— В чем дело?

— Господин Портос только что был у вас и оставил вам вот это, сказав, что надо передать вам спешно и непременно до вашего отъезда.

— Хорошо, — сказал Арамис, принимая от Базена кошелек. — Что же это такое?

— Подождите, господин аббат, у меня есть письмо.

— Я уже сказал тебе, что если ты еще раз назовешь меня иначе, чем шевалье, я тебе все кости переломаю! Давай письмо!

— Как же вы будете читать? — спросил Атос. — Ведь здесь темно, как в погребе.

— Сейчас, — сказал на это Базен и, вынув огниво, зажег витой огарок, которым зажигал свечи в соборе.

Арамис распечатал письмо и прочел:

— Ну, — промолвил Арамис, — что вы на это скажете?

— Я скажу, дорогой д’Эрбле, что было бы почти грешно сомневаться в провидении, имея таких друзей.

— Итак?

— Итак, разделим пистоли Портоса, как мы разделили уже луидоры д’Артаньяна.

Дележ был произведен при свете витой свечки Базена, и оба друга отправились дальше.

Через четверть часа они были у ворот Сен-Дени, где лорд Винтер уже ожидал их.

Глава 46

Где показывается, что первый порыв — всегда правильный

Трое друзей поехали по Пикардийской дороге, хорошо им знакомой и вызвавшей у Атоса и Арамиса немало ярких воспоминаний из времен их молодости.

— Если бы Мушкетон был с нами, — сказал Атос, когда они достигли того места, где у них был спор с каменщиками, — как бы он задрожал, проезжая здесь. Вы помните, Арамис? Ведь это здесь он получил знаменитую пулю.

— Честное слово, я не осудил бы его, — отвечал Арамис, — меня самого дрожь пробирает при этом воспоминании; посмотрите, вон за тем деревом место, где я думал, что мне пришел конец.

Поехали дальше.

Скоро и Гримо кое-что припомнил. Когда проезжали мимо той гостиницы, где когда-то они вместе со своим господином учинили такой великолепный разгром, Гримо подъехал к Атосу и, указывая на отдушину погреба, сказал:

— Колбасы!

Атос рассмеялся. Собственная юношеская проделка показалась ему теперь такой же забавной, как если бы ему рассказали о чужой.

Проведя в пути два дня и ночь, под вечер, при великолепной погоде, прибыли они в Булонь, в те времена почти пустынный город, расположенный весь на возвышенности; того, что называется теперь «нижним городом», еще не существовало. Булонь была мощной крепостью.

— Господа, — сказал лорд Винтер, когда они подъехали к воротам, — поступим так же, как в Париже: въедем порознь, чтобы не возбуждать подозрений. Я знаю здесь один трактир; он мало посещается, и хозяин его предан мне всей душой. Туда я и направлюсь, там должны быть для меня письма, а вы поезжайте в любую гостиницу, — например, в гостиницу «Шпаги Великого Генриха». Отдохните и через два часа будьте на пристани; наше судно, наверное, нас ожидает.

Так и порешили. Винтер продолжал свой путь вдоль наружного вала, чтобы въехать в город через другие ворота, оба же друга въехали в те ворота, перед которыми они находились. Проехав шагов двести, они увидели гостиницу, о которой говорил Винтер.

Лошадей покормили, не расседлывая; слуги сели ужинать, так как было уже поздно; господа, торопившиеся на судно, велели им прийти на пристань, запретив разговаривать с кем бы то ни было. Это запрещение касалось, конечно, только Блезуа, потому что для Гримо оно уже давно стало излишним.

Атос и Арамис направились в гавань. Их запыленная одежда, а также известная непринужденность в манерах и движениях, по которой всегда можно отличить людей, привыкших к путешествиям, привлекли внимание нескольких гуляющих. На одного из них, по-видимому, появление Арамиса и Атоса произвело особенно сильное впечатление.

Этот человек, на которого и они обратили внимание по тем же причинам, по каким их самих замечали другие, одиноко ходил взад и вперед по дамбе. Увидя их, он уже не спускал с них глаз и, видимо, горел желанием заговорить с ними. Он был молод и бледен, с очень светлыми глазами, которые, как глаза тигра, меняли цвет в зависимости от того, на кого взирали; его походка, несмотря на медленность и неуверенность при поворотах, была тверда и смела; одет он был во все черное и довольно ловко носил длинную шпагу.

Выйдя на дамбу, Атос и Арамис остановились посмотреть на небольшую лодку, вполне снаряженную и привязанную к свае.

— Это, без сомнения, наша, — сказал Атос.

— Да, — отвечал Арамис, — а вон то судно готовится к отплытию и, вероятно, отвезет нас по назначению. Только бы лорд Винтер не заставил себя ждать. Здесь оставаться совсем не весело: не видно ни одной женщины.

— Тише, — произнес Атос, — нас слушают.

Действительно, бледный молодой человек, который уже несколько раз проходил мимо двоих друзей, пока они рассматривали лодку, услышав имя лорда Винтера, остановился. Правда, это могло быть случайностью, так как лицо его сохраняло полное равнодушие.

— Господа, — обратился он к ним, поклонившись очень вежливо и непринужденно, — простите мне мое любопытство, но вы, кажется, приехали из Парижа или, во всяком случае, не здешние?

— Да, мы из Парижа, сударь, — ответил Атос так же вежливо. — Чем могу служить?

— Не будете ли вы так добры сказать мне, сударь, — продолжал молодой человек, — правда ли, что кардинал Мазарини уже больше не министр?

— Вот странный вопрос, — произнес Арамис.

— Он и министр и не министр, — отвечал Атос. — Половина Франции старается его прогнать, но разными интригами и обещаниями он привлек на свою сторону другую половину; это может продолжаться очень долго, как вы сами понимаете.