Двадцать лет спустя (иллюстрации Боже) - Дюма Александр - Страница 65

Атос скрестил руки и поник своей красивой головой.

— Что поделаешь, Атос, — продолжал Арамис, — люди уж так созданы, и не всегда им двадцать лет. Мы, как вы знаете, жестоко задели самолюбие д’Артаньяна, слепо управляющее его поступками. Он был побежден. Разве вы не видели, в каком он был отчаянии на той дороге? Что касается Портоса, то, может быть, его баронство зависело от удачи всего дела. Но мы встали ему поперек пути, и на этот раз баронства ему не видать. Кто поручится, что пресловутое баронство не зависит от нашего сегодняшнего свидания? Примем меры предосторожности, Атос.

— Ну а если они придут безоружными? Какой позор для нас, Арамис!

— О, будьте покойны, дорогой мой, ручаюсь вам, что этого не случится. К тому же у нас есть оправдание: мы прямо с дороги, и мы мятежники.

— Нам думать об оправданиях! Об оправданиях перед д’Артаньяном и Портосом! О Арамис, Арамис, — сказал Атос, грустно качая головой. — Клянусь честью, вы делаете меня несчастнейшим из людей. Вы отравляете сердце, еще не окончательно умершее для дружеских чувств. Поверьте, лучше бы у меня его вырвали из груди. Делайте как хотите, Арамис. Я же пойду без оружия, — закончил он.

— Нет, вы этого не сделаете. Я не пущу вас так. Из-за вашей слабости вы можете погубить не одного человека, не Атоса, не графа де Ла Фер, но дело целой партии, к которой вы принадлежите и которая на вас рассчитывает.

— Пусть будет по-вашему, — грустно ответил Атос. И они продолжали свой путь.

Едва только по улице Па-де-ла-Мюль подъехали они к решетке пустынной площади, как заметили под сводами, около улицы Святой Екатерины, трех всадников.

Это были д’Артаньян и Портос, закутанные в плащи, из-под которых торчали их шпаги. За ними следовал Планше с мушкетом через плечо.

Увидев их, Атос и Арамис сошли с лошадей.

Д’Артаньян и Портос сделали то же самое. Д’Артаньян, заметив, что Базен, вместо того чтобы держать трех лошадей на поводу, привязывает их к кольцам под сводами, приказал и Планше сделать так же.

Затем двое с одной стороны и двое с другой, сопровождаемые слугами, они двинулись навстречу друг другу и, сойдясь, вежливо раскланялись.

— Где угодно будет вам, господа, выбрать место для нашей беседы? — сказал Атос, заметив, что многие прохожие останавливаются и глядят на них, словно ожидая, что сейчас разыграется одна из тех знаменитых дуэлей, воспоминание о которых еще свежо было в памяти парижан, в особенности живших на Королевской площади.

— Решетка заперта, — сказал Арамис, — но если вы любите тень деревьев и ненарушаемое уединение, я достану ключ в особняке Роган, и мы устроимся чудесно.

Д’Артаньян стал вглядываться в темноту, а Портос даже просунул голову в решетку, пытаясь разглядеть что-нибудь во мраке.

— Если вы предпочитаете другое место, — своим благородным, чарующим голосом сказал Атос, — выбирайте сами.

— Я думаю, что если только господин д’Эрбле достанет ключ, лучше этого места не найти.

Арамис сейчас же пошел за ключом, успев, однако, шепнуть Атосу, чтобы он не подходил очень близко к д’Артаньяну и Портосу; но тот, кому он подал этот совет, только презрительно улыбнулся и подошел к своим прежним друзьям, не двигавшимся с места.

Арамис действительно постучался в особняк Роган и скоро вернулся вместе с человеком, говорившим:

— Так вы даете мне слово, сударь?

— Вот вам, — сказал Арамис, протягивая ему золотой.

— Ах, вы не хотите дать мне слово, сударь! — сказал привратник, качая головой.

— В чем мне ручаться? — отвечал Арамис. — Я вас уверяю, что в настоящую минуту эти господа — наши друзья.

— Да, конечно, — холодно подтвердили Атос, д’Артаньян и Портос.

Д’Артаньян слышал разговор и понял, в чем дело.

— Вы видите? — сказал он Портосу.

— Что такое?

— Он не хочет дать слово.

— В чем?

— Этот человек просит Арамиса дать слово, что мы явились на площадь не для поединка.

— И Арамис не захотел дать слово?

— Не захотел.

— Так будем осторожны.

Атос не спускал с них глаз, пока они говорили. Арамис открыл калитку и посторонился, чтобы пропустить вперед д’Артаньяна и Портоса. Входя, д’Артаньян зацепил эфесом шпаги за решетку и принужден был распахнуть плащ. Под плащом обнаружились блестящие дула его пистолетов, на которых заиграл лунный свет.

— Вы видите? — сказал Арамис, дотрагиваясь одной рукой до плеча Атоса и указывая другой на арсенал за поясом д’Артаньяна.

— Увы, да! — сказал Атос с тяжелым вздохом.

И он пошел за ними. Арамис вошел последним и запер за собой калитку. Двое слуг остались на улице и, словно тоже испытывая недоверие, держались подальше друг от друга.

Глава 31

Королевская площадь

В молчании все четверо направились на середину площади. В это время луна вышла из-за туч, и так как на открытом месте их легко было заметить, они решили свернуть под липы, где тень была гуще.

Кое-где там стояли скамейки. Они остановились около одной из них. По знаку Атоса д’Артаньян и Портос сели. Атос и Арамис продолжали стоять.

Наступило молчание; каждый испытывал замешательство перед неизбежным объяснением.

— Господа, — заговорил Атос, — наше присутствие на этом свидании доказывает силу нашей прежней дружбы. Ни один не уклонился, значит, ни одному из нас не в чем упрекнуть себя.

— Послушайте, граф, — ответил д’Артаньян, — вместо того чтобы говорить комплименты, которых, быть может, не заслуживаем ни мы, ни вы, лучше объяснимся чистосердечно.

— Я ничего так не желаю, — ответил Атос. — Я говорю искренне, скажите же откровенно и вы: можете ли вы в чем-нибудь упрекнуть меня или аббата д’Эрбле?

— Да, — сказал д’Артаньян. — Когда я имел честь видеться с вами в вашем замке Бражелон, я сделал вам предложение, которое было хорошо вами понято. Но вместо того чтобы ответить мне, как другу, вы провели меня, как ребенка, и этой восхваляемой вами дружбе был нанесен удар не вчера, когда скрестились наши шпаги, а раньше, когда вы притворялись у себя в замке.

— Д’Артаньян, — с кротким упреком проговорил Атос.

— Вы просили меня быть откровенным, — продолжал д’Артаньян, — извольте. Вы спрашиваете меня, что я думаю, и я вам это говорю. А теперь я обращаюсь к вам, господин аббат д’Эрбле. Я говорил с вами, как говорил с графом, и вы так же, как он, обманули меня.

— Поистине, вы странный человек, — сказал Арамис. — Вы явились ко мне с предложениями, но разве вы их мне сделали? Нет, вы старались выведать мои мысли — и только. Что я вам тогда сказал? Что Мазарини — ничтожество и что я не буду ему служить. Вот и все. Разве я вам сказал, что не буду служить никому другому? Напротив, я, как мне кажется, дал вам понять, что я на стороне принцев. Насколько мне помнится, мы с вами даже превесело шутили над возможностью такого вполне вероятного случая, что кардинал поручит вам арестовать меня. Принадлежите вы к какой-нибудь партии? Бесспорно, да. Почему же и нам тоже нельзя примкнуть к другой партии? У вас была своя тайна, у нас — своя. Мы не поделились ими; тем лучше, это доказывает, что мы умеем хранить тайны.

— Я ни в чем не упрекаю вас, — сказал д’Артаньян, — и если коснулся вашего образа действий, то только потому, что граф де Ла Фер заговорил о дружбе.

— А что вы находите предосудительного в моих действиях? — надменно спросил Арамис.

Кровь сразу бросилась в голову д’Артаньяну. Он встал и ответил:

— Я нахожу, что они вполне достойны питомца иезуитов.

Видя, что д’Артаньян поднялся, Портос встал также. Все четверо стояли друг против друга с угрожающим видом.

При ответе д’Артаньяна Арамис сделал движение, словно хотел схватиться за шпагу.

Атос остановил его.

— Д’Артаньян, — сказал он, — вы пришли сюда сегодня, еще не остыв после нашего вчерашнего приключения. Я надеялся, д’Артаньян, что в вашем сердце найдется достаточно величия духа и двадцатилетняя дружба устоит перед минутной обидой самолюбия. О, скажите мне, что это так! Можете ли вы упрекнуть меня в чем-нибудь? Если я виноват, я готов признать свою вину.