Блэк. Эрминия. Корсиканские братья - Дюма Александр - Страница 62

— И слава Богу! — сказал шевалье. — Его общество не слишком приятно. Но вы, сударь, вы со своей стороны заявили: «Я оставлю Блэка».

— Да, я сказал именно это.

— Так вот, а я вам говорю: «Отдайте мне Блэка; я требую Блэка; Блэк принадлежит мне».

— У вас столько же прав на Блэка, как и у меня, ничуть не больше.

Произнося эти слова, путешественник слегка высунулся и оказался лицом к лицу с шевалье, и последний, уже испытавший сильнейшее удивление при упоминании о хозяйке Блэка, испустил крик изумления, узнав молодого человека.

Этим молодым человеком был Гратьен, виновник несчастья Терезы, совершивший в отношении ее это страшное преступление; вторым же офицером был тот, кто толкнул его на этот шаг.

Потрясение, испытанное шевалье, было так велико, что некоторое время он не мог вымолвить ни слова.

Казалось, случившееся с ним было предопределено самой судьбой.

И первым его порывом было выразить свою благодарность Блэку. Схватив его обеими руками, подтащив морду собаки к своим губам, беспрестанно целуя его, шевалье закричал:

— О! на этот раз больше не может быть никаких сомнений, это ты, мой славный Думесниль! да! безусловно, это ты! Ты помог мне найти моего ребенка, а теперь ты хочешь помочь мне вернуть ей честь и обеспечить ее будущее.

— Дьявольщина! — вскричал второй офицер, посчитавший свое обычное ругательство недостаточным для столь необычных обстоятельств. — Этот человек сошел с ума, и я сейчас позову кондуктора, чтобы он сбросил его с подножки. Вожатый! вожатый!

— Лувиль! Лувиль! — повторил его друг, заметно раздосадованный этой грубостью. Она тем более его рассердила, что теперь со слов самого шевалье он знал, что они имеют дело с дворянином.

Но кондуктор услышал, как его звали.

Он обернулся назад и, увидев человека, уцепившегося за дверцу мальпоста, принял его за грабителя, приставившего пистолет к горлу его пассажиров.

Не останавливая лошадей, он спрыгнул с козел и резко толкнул шевалье.

— О! о! — произнес тот, — не будьте так грубы, Пино!

Пино был одним из тех, кто поставлял провизию для изысканного стола шевалье в то время, когда шевалье еще думал о своей кухне. Пино, пораженный, отступил назад.

— Ну, да, черт возьми, кажется, мы с вами старые знакомые!

Пино уже стал узнавать шевалье, а услышав его любимое ругательство, он признал его окончательно.

— Вы, господин шевалье, на дороге в этот час?

— Безусловно, нет сомнений, это я.

— Да, я вижу, что это вы! Но кто бы мог подумать? Значит, вы больше не боитесь ни жары, ни сквозняков, ни сырости, ни ломоты в костях?

— Я не боюсь больше ничего, Пино, — сказал шевалье, который, будучи в состоянии нервного возбуждения, в самом деле мог бы подобно Дон-Кихоту вызвать на бой ветряные мельницы.

— Но к кому у вас дело здесь, на проезжей дороге?

— К вам, Пино.

— Как! ко мне?

— Да, да, да! к вам! Я прошу вас, Пино, остановите мальпост и позвольте мне десять минут поговорить с этим господином.

— Невозможно, господин шевалье.

— Ради меня, Пино…

— Даже ради всех святых, я сказал бы нет!

— Как! Ради всех святых, ты сказал бы нет:

— Конечно; разве я не должен прибыть точно по расписанию?… А из-за этой остановки мой дилижанс опоздает. Но давайте сделаем лучше…

— Что же, посмотрим…

— У меня в мальпосте четыре места; из них заняты всего лишь два; залезайте внутрь, вы высадитесь в Мэнтеноне, а оттуда уж вас заберет обратно утренний мальпост.

— Как? чтобы я, да встал в два часа ночи?! Нет, Пино, это против моих правил, друг мой. И все же в твоем предложении есть нечто весьма разумное; мне необходимо съездить в Париж; но изо дня в день я откладывал эту поездку. Ну, что же, я сейчас сяду в дилижанс и доберусь в нем до Парижа.

— Вам необходимо поехать в Париж? Вы собираетесь добраться до Парижа? И вы не заказали себе заранее, как положено, за неделю в бюро путешествий место, чтобы быть твердо уверенным, что это будет угол и что вам не придется ехать, сидя задом наперед? Клянусь, это правда, господин шевалье, вас невозможно узнать! Ну, что же, садитесь, прошу вас, — продолжал Пино, нажимая на пружину и открывая дверцу, которую шевалье не смог открыть. — По правде говоря, если бы один из этих молодых людей был бы красивой девушкой, такой, как та, которую вы приютили у себя, я бы понял, что происходит; и только необходимость делать четыре лье в час, дабы администрация осталась довольна, удерживает меня от того, чтобы выведать у вас разгадку этого секрета.

Де ля Гравери забрался в мальпост и, едва переводя дух, упал на переднее сиденье, в то время как Блэк, которому его похититель предоставил свободу, встал перед ним на задние лапы, опершись передними о его колени, и, хотел того шевалье или нет, принялся лизать ему подбородок.

Глава XXIX

О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО В МАЛЬПОСТЕ И КАКОЙ ТАМ СОСТОЯЛСЯ РАЗГОВОР

Оба офицера без возражений позволили шевалье расположиться в мальпосте.

Лувиль, завернувшись в плащ и основательно устроившись в своем углу, даже сделал вид, что спит или притворяется спящим.

Гратьен, напротив, с вниманием, к которому примешивалось любопытство и беспокойство, следил за всеми движениями шевалье.

Казалось, молодой человек догадался, что за этой мирной наружностью скрывается враг, тем более опасный, что этого нельзя было сказать, судя по его внешности.

Поэтому, едва шевалье уселся, как Гратьен пожелал продолжить разговор.

Но шевалье остановил его движением руки.

— Обождите, сударь, — сказал он, — пока я отдышусь и приду в чувство. Признаюсь, мне в диковинку подобные испытания и переживания; вскоре мы о вами поговорим, ведь, похоже, вы этого желаете, но, возможно, это будет гораздо более серьезный разговор, чем вы того ожидаете! Черт! Пино оказал мне важную услугу, остановив свой дилижанс; я чувствовал, что силы уже почти оставляют меня, и уже предвидел тот момент, когда мне пришлось бы выпустить ручку и упасть на дорогу. А это в моем возрасте не прошло бы бесследно.

— В самом деле, сударь, вы уже недостаточно молоды, чтобы предаваться подобным упражнениям.

— Сам я могу сказать такое о себе, сударь, но вам я не позволю делать мне подобные замечания, слышите вы?

— Ей-богу, если вы не безумец, — вскричал Гратьен в ответ на этот выпад, — то тогда по меньшей мере вы занятный оригинал!

— Он сумасшедший, — проворчал Лувиль из глубины своего плаща.

— Сударь, — сказал шевалье, отвечая на замечание Лувиля, — с вами я не имею никакого дела и нисколько не желаю его иметь с вами; я имею честь беседовать — в данный момент по крайней мере — лишь с одним господином Гратьеном и оказываю ему честь, вступив с ним в разговор.

— О! о! — произнес Гратьен, — похоже, вы меня знаете, сударь?

— Прекрасно и уже довольно давно.

— Но все же не со времен коллежа, надеюсь? — смеясь, спросил молодой человек.

— Сударь, — ответил шевалье, — я желал бы, чтобы вы в коллеже ли или где-то в другом месте получили бы такое же воспитание, как и я; вы тогда многое бы выиграли и в плане учтивости, и в плане нравственности.

— Браво, шевалье! — заметил, смеясь, Лувиль. — Ну-ка, проберите мне, как следует, этого негодяя.

— Я это сделаю с большим удовольствием и от чистого сердца, сударь, потому что у вашего друга, несмотря на плохое воспитание, сердце осталось добрым и справедливым; и это мне дает некоторую надежду на успех…

— В то время как у меня?…

— Я не стал бы пытаться исправлять сердце в большей степени, чем талию; полагаю, что в них обоих укоренилась дурная привычка и что я прибыл слишком поздно.

— Браво, шевалье! — в свою очередь, воскликнул Гратьен, в то время как Лувиль, прекрасно понявший намёк шевалье, делал вид, что безрезультатно пытается разгадать смысл сказанного. — Браво! Это камешек в твой огород, положи его себе в карман на память!

— Да, если там еще есть место, — вставил шевалье.