Пираты Черных гор - Черненко Дэн - Страница 46

– Вот, ваше величество, здесь некуда ступить, чтобы не наткнуться на корову или овцу, и я ставлю свои сапоги, если здешние свинарники не ломятся – можно сказать и так – от такого же количества свиней. Я знаю – мы здесь, чтобы помочь его высочеству принцу, но все было бы намного проще, если бы мы смогли также запастись продовольствием.

Грас не задумывался ни секунды. И не стал спрашивать Всеволода. Он сказал:

– Насколько нам известно, капитан, это вражеская страна. Отправляйтесь и запаситесь продовольствием сколько посчитаете нужным. Я надеюсь, вы досыта наедитесь бараньими окороками и жареной говядиной и свининой. Сейчас мы озабочены тем, как победить Василко. Когда мы свергнем его, вот тогда начнем беспокоиться о том, чтобы помочь Всеволоду. Или ты думаешь, я не прав?

– О нет, ваше величество! – быстро сказал офицер. Грас рассмеялся, а затем продолжал:

– Конечно, мы запасемся продовольствием. Мы начнем войну с черногорцами. Пускай они голодают.

Они не будут слишком голодать, когда другие черногорские города-государства начнут снабжать их с моря. Грас прекрасно понимал это. Но его армия наестся досыта. Это тоже было немаловажно.

12

Король Ланиус смотрел на котозьяна, а тот, в свою очередь, не сводил глаз с короля.

– Как ты выбрался? – требовал ответа король.

Бубулкус не был единственным слугой, который отрицал свою причастность к последнему побегу Когтистого. Нашел ли котозьян самостоятельно способ выбраться из комнаты? Если так, почему никто из других животных не оказался достаточно сообразительным, чтобы использовать его?

Что это значило? И значило ли это вообще что-нибудь? Неужели один котозьян настолько сообразительнее и проворнее других, что может держать путь побега в секрете? Ланиус не знал. Он бы очень хотел спросить у Когтистого и получить ответ, который мог бы все объяснить. Или хотя бы поймать животное во время побега.

Ни то ни другое было неисполнимо. Котозьяны были достаточно проворны – и достаточно хитры, как все кошки, – чтобы не выдавать себя в присутствии низших человеческих существ. А для котозьяна даже король Аворниса был низшим человеческим существом.

– М-р-мяу, – сказал Когтистый, уставившись на Ланиуса большими янтарными глазами.

Затем он резво побежал по конструкции из ветвей и шестов, исполнявших роль девственного леса. Котозьяны лазали гораздо лучше обезьян, в том числе и благодаря острым когтям.

Король продолжал размышлять, кто сообразительнее, котозьяны или обезьяны. Котозьяны были более эгоцентричные и упрямые, в этом у него не было сомнений. Мыслительная деятельность обезьян была близка к человеческой, это делало их, на первый взгляд, более сообразительными. Но Ланиус не был убежден в том, что это действительно так.

Если котозьяны не хотели играть, они просто не делали этого. Что это доказывало? То, что они глупы? Или просто своевольны? Или это он был глуп, пытаясь заставить их делать то, чем они были не расположены заниматься?

В нынешних обстоятельствах он определенно чувствовал себя глупцом. Он смотрел на котозьяна, которого дважды находил в архиве. Может быть, слуги лгали, и кто-то открыл дверь во второй раз, как это однажды сделал Бубулкус. Однако если они не лгали, у Когтистого была тайна, которую он не хотел раскрывать.

– Если ты снова придешь в архив, я...

Ланиус оборвал себя. А что он действительно сделает, если котозьян опять убежит? Накажет его? Поздравит? Или и то и другое? Ну тогда котозьян точно решит, что человеческие существа сумасшедшие от природы.

Король с большой неохотой покинул комнату котозьянов. Возвращаясь к себе в кабинет, он размышлял: сможет ли волшебник определить, что делал Когтистый. Но во внимании волшебника нуждалось огромное количество более важных вещей.

Вероятность, что он не убежит – не сможет, – все-таки была, Ланиус этого не отрицал. Тем не менее каждый раз, оказываясь в архиве, он реагировал на малейший шум, который, как ему казалось, он слышал. Король думал: вот-вот замяукает котозьян, а затем появится из-за укрытия, размахивая чем-нибудь, что он стащил с кухни...

Ланиус ждал, но ничего необычного не происходило. Тогда он перестал волноваться об этом и занялся своим привычным делом: изучением только что обнаруженных манускриптов, где описывалось, как Аворнис управлял провинциями на юге от Стуры перед тем, как ментеше – и Низвергнутый – отняли их у королевства.

Имело ли это какое-нибудь значение теперь? Каждый раз, когда Аворнис пытался вернуть себе утраченные провинции, случалась катастрофа. Ни один король Аворниса за последние двести и больше лет не осмеливался на какую-нибудь серьезную кампанию на юге от реки Стуры. И все-таки порой Грас говорил о походе за Скипетром милосердия, так что предполагалось, что он сделает это, если получит шанс.

Ланиус, скорее всего, посчитал бы это пустыми разговорами, если бы Низвергнутый не создавал столько проблем для Аворниса, словно намеренно уводя аворнийцев подальше от Стуры. Не предполагало ли это, что он стремился помешать аворнийцам вернуть Скипетр и свои утраченные земли?

Не предполагало? Или предполагало? Как мог знать об этом простой смертный? Может быть, свергнутый бог просто так создавал трудности для аворнийцев. Или, не исключено, он готовил какую-нибудь коварную западню, внушая им веру в их шансы, чтобы потом легче одержать над ними победу.

Это до такой степени растревожило Ланиуса, что он покинул королевский архив и отправился в церковный. Король еще раньше обнаружил, что там можно найти гораздо больше материалов о Низвергнутом. Изгнанное божество уже было проблемой теологической до того, как стать политической.

Ланиус засвидетельствовал свое уважение архипастырю Ансеру, а затем велел позвать его секретаря Иксореуса. Священник, одетый в зеленую рясу, не занимал высокого поста. Но то, что он знал об архивах под собором, не знал ни один живущий на земле человек.

Пока он и белобородый архивариус спускались по лестнице в архив, Ланиус спросил как можно небрежнее:

– Встречалось ли тебе когда-нибудь имя Милваго во всех этих манускриптах?

Иксореус остановился. Его глаза слегка расширились – нет, пожалуй, больше, чем слегка.

– О да, ваше величество, – сказал он тихим голосом. – Я встречал это имя. Я не знал, что и вы тоже.

– Мне очень часто хочется, чтобы этого не было, – ответил Ланиус. – Ты знаешь, что значит это имя?

– О да, – повторил архивариус – Но я не говорил об этом ни одной живой душе. А вы?

– Одной, – кивнул Ланиус. – Я сказал Грасу. Он должен был знать.

Секретарь архипастыря задумался. Наконец немного неохотно он тоже кивнул:

– Да, я полагаю, должен. Но может ли он держать рот на замке?

Архивариус говорил о его тесте с явным неуважением. Наверное, старик и о нем так же отзывается, когда он не слышит.

– Да, – проговорил он. – Я и Грас не всегда ладим, но он умеет хранить секреты.

– Я полагаю, он не сказал архипастырю. Точнее, я в этом уверен, хотя Ансер – его плоть и кровь. Я сам никогда не говорил никому: ни архипастырю Букко, ни королю Мергусу, ни королю Сколопаксу – боги, нет! – никому. И я бы вам тоже не открыл этот секрет, если бы вы сами не обнаружили его.

Учитывая, что это был за секрет...

Серые стены Нишеватца строго глядели на аворнийскую армию, разбившую лагерь перед ними. Грас внимательно рассматривал каменную кладку.

– Вот мы и снова здесь, – сказал он Гирундо. – Как бы нам преуспеть больше, чем случалось до этого?

– Да, вот мы и снова здесь, – легко согласился генерал. – Как нам преуспеть больше? Хорошо бы взять город, согласны, ваше величество?

– Теперь, когда ты упомянул об этом, да. – Король Грас состязался с ним в сдержанности. – Не будешь ли ты так любезен сказать, с чего мы собираемся начать?

Они стояли неподалеку от входа в туннель, по которому принц Всеволод убежал из Нишеватца, от входа, куда вошли аворнийские и черногорские солдаты, чтобы пробраться в город... и из которого, судя по всему, они никогда не вышли. Взгляд Гирундо скользнул в сторону этого входа.