Тайный сыск царя Гороха. (Пенталогия) - Белянин Андрей Олегович - Страница 55

Я буквально подскочил, казалось, сердце сжала чья-то холодная, безжалостная рука. Дыхание было хриплым, как после долгого бега, на лбу выступил горячий пот… Все тихо. Вроде бы ничего не происходило, весь терем был погружен в мирный сон, но что-то не давало мне покоя. Какой-то липкий привязчивый страх ледяной струйкой скользил по нервам. Я достаточно быстро учусь – пора доверять своим предчувствиям. В распахнутое окно дышал холодный ветер, небо голубело, значит, до рассвета не слишком далеко. Упираясь ладонями в подоконник, я посмотрел во двор и… вздрогнул. У самого забора валялась стрелецкая шапка. Тем, кто не знаком с уставом царской службы, этого не понять. Шапка была более чем формой одежды – она являлась как бы символом принадлежности к своему полку, знаком, по которому определяли своих. Каждая стрелецкая сотня имела свой цвет верха, свой род ткани, свой мех опушки и даже свою манеру ношения – набекрень, на затылок, на самые брови, ровно… Потерять шапку для стрельца – верх позора! Если она бесхозно валяется у ворот, значит… Я начал лихорадочно одеваться, потом взял подсвечник, запалил от лампадки все три свечи и осторожно спустился вниз. На первый взгляд все было тихо. Я прошел к комнатке Яги – из-за дверей доносился ровный присвистывающий храп, здесь все в порядке. А вот из сеней шел неясный шум. Отодвинув засов, я на какое-то время просто окаменел – двое уже знакомых нам охранников – Гогенцоллерн и Жуков – в четыре руки успешно душили нашего Митяя! В обычном случае он бы и шестерых таких борцов заломал, но сейчас… Митька не спасует перед любым живым врагом, а вот мертвецов боится пуще смерти. Глаза упырей горели синим огнем, их сила явно удваивалась, мой напарник, лежа на полу, дрыгал ногами, хрипел и кое-как отпихивался, скуля от страха…

– Руки вверх! Все арестованы! – не своим голосом тонко возопил я, отставляя подсвечник и хватаясь за деревянное ведерко в углу.

Гогенцоллерн оставил Митьку и молча повернулся ко мне. Я так огрел его ведром по башке, что только щепки брызнули во все стороны! Упырь отлетел в угол…

– Ага, не нравится! Я кому сказал, что все арестованы?! Приказываю сейчас же отпустить младшего сотрудника или…

Перебивая мою тираду, второй охранник отставил удушение и тоже повернулся ко мне. В ту же минуту из угла поднялся первый, и они оба пошли на меня, вытянув вперед когтистые руки. Я тактически отступил в комнату, здесь больше простора для маневра. Из своей комнатки выглянула Яга:

– Чей-то ты тут, Никитушка, делаешь? Ох ты ж, страсти Господни! Ожили-таки, кровопийцы проклятущие…

Первого нападающего я поймал на бросок с упором ноги в живот, он перелетел через всю комнату и сбил башкой полку с горшками. От такого грохота должно было проснуться полквартала! Второй едва не оторвал мне рукав, но я, упав на колено, провел прием дзюдо и, уложив противника, попытался заломить ему руку за спину. Бесполезно! Во-первых, он не чувствовал боли, во-вторых, сила мертвяка настолько превосходила мою, что он легко освободился. Я отпрыгнул к Бабе Яге, старушка как раз начинала начитывать заклинание. Двое упырей приближались с неотвратимостью бормашины в руках врача-садиста. Я успел нагнуться и рвануть на себя пеструю дорожку, на которой они стояли. Оба охранничка рухнули навзничь, но такой же «бряк» раздался за моей спиной. Оказывается, на другом конце дорожки стояла бабка… Упырь поймал меня за ногу, я врезал ему каблуком и вырвался, однако второй успел облапить меня за пояс. Это был конец… Его руки так страшно сжали мои ребра, что я взвыл! И сразу со двора донесся счастливый крик петуха, приветствующего новое утро. Упырь вздрогнул и, разжав объятья, тупой колодой грянул на пол. Второй так и не успел встать. Отдышавшись, я с горечью подумал, что мне придется объявить петуху благодарность от лица всего отделения…

– Никитушка…

– Да. Весь во внимании.

– Тебя не поцарапали, часом? – Баба Яга, охая, на четвереньках, добралась ко мне и помогла сесть, привалив спиной к печке.

Ребра болели так, что каждый вздох обжигал легкие. Точно сломал, фашист недобитый…

– Крови не видать, хорошо это, – утвердительно кивнула бабка после поверхностного осмотра. – Вот ежели б он укусил тебя до крови, то от его слюны тебя самого бы в упыря перевернуло. Они тем и опасны: как кого куснет – все, новый кровосос объявился! Только такое очень уж редко бывает.

– Почему? – невольно заинтересовался я.

– Да ведь упырь как присосется, так и не отпустит, пока всю кровушку не выпьет. Тогда уже человек трупом становится, хорони его безбоязненно, аки мученика.

– А… ну, тогда все в порядке, меня они не покусали и не поцарапали. Ребра помяли… Боже мой! Там Митька полузадушенный лежит!

Охая и ахая, держась за стены, мы кое-как доковыляли до сеней. Картина ужасная! Везде разгром, солома раскидана, лавка перевернута, от ведерка, как вы помните, одни щепки, на затоптанной овчине валяется наш отчаянный герой и… спит! Тихо так спит, доверчиво свернувшись калачиком. Сопит, бормочет что-то во сне, а от его дыхания на полу травинки высохшие перекатываются.

– Пойду-ка я лекарство тебе приготовлю, – тихо решила Яга, – а ты посмотри, что да как во дворе, и стрельцов кликни, пущай мертвяков этих из моего терема выносят.

Я, все еще кривясь от боли, обошел спящего, осторожно прикрыв за собой дверь. Первого стрельца я обнаружил у самого порога – он лежал с распоротым горлом, но на земле не было ни капли крови – упыри высосали всю. Второй, молодой парень, рассуждавший о вреде курения, был найден под забором. Его так крепко приложили затылком о дубовые доски, что бедолага до сих пор валялся в беспамятстве. Хлопаньем по щекам мне удалось привести стрельца в чувство.

– Ничего не помню… – слабо простонал он. – Из-за крыльца прыгнул кто-то, я и оборониться не успел…

– Встать можешь? Давай помогу.

– Голова кружится…

– Это бывает, сегодня всем досталось, пойдем в терем.

При виде тела своего товарища парень вздрогнул.

– Не смотри. Упыри его порвали.

Когда мы прошли в сени, Баба Яга укутывала лоскутным одеялом спящего Митьку.

– Плохо его дело. Вон, глянь, какие царапины на шее – заболеть может. А этот что?

– Похоже, сотрясение мозга вследствие тяжелого удара. Я уложу его в горнице, посмотрите потом, как помочь…

Где-то через час пришли сменные стрельцы, был вызван Еремеев, поднята на ноги вся сотня. Трупы охранников вновь отправили в немецкую слободу для разбора и опознания, раненого товарища забрали с собой, убитого повезли родным. Дело принимало кровавый оборот…

Митяя перенесли в мою комнату, он метался во сне, что-то снова шептал, но не просыпался и не приходил в сознание. Длинные следы упыриных когтей на его шее почернели и распухли, Яга прикладывала к ним мокрую тряпочку. Мне она сунула голубоватую мазь в горшочке, я, морщась, натер оба бока, боль отпустила. Вот Митьке, похоже, повезло меньше, ему становилось все хуже…

– Если до вечера не выходим парня, готовь гроб, участковый, – мрачно предупредила Яга.

– Мы можем что-нибудь сделать?

– Я и делаю, что могу!

– Ну… лекарства какие-то, уколы обеззараживающие, операция или переливание крови? Может быть, кровь нужна?

– Одно лекарство ему помочь может – вода живая. А у меня, как на грех, кончилась. Вот что, Никитушка, собирайся-ка ты в дорогу дальнюю, на речку Смородину поедешь. Там под мостом гиблый омут есть, надо тебе тамошних русалок выкликнуть – они помогут.

– Понял, отправляюсь. Сколько надо воды – пузырек, флягу, канистру? – Я накинул китель и взял фуражку.

– И трех капель довольно, но лучше все-таки флягу возьми, – наставляла бабка. – Кобылу нашу седлай, в телеге там не проехать. Как из городских ворот поскачешь, сразу налево бери до распутья, там направо по дороге до леса, за лесом пруд увидишь и мельницу заброшенную, вот от них по тропиночке на восход и погоняй. Как речку увидишь, так при ней и мост старый, рубленый. Русалки, они – девки капризные, ну да уж убеди их добром поделиться… Да смотри, до заката назад возвращайся, а не то плохо будет – сгубим парня во цвете лет.