2000 метров над уровнем моря[= Аданешь] ... - Анин Владимир - Страница 25

Аданешь покачала головой.

— Этот «Фиат» на большее не способен. Это же — такси. Мотор совсем убитый.

— Значит, надо готовиться к неминуемой встрече, — обреченно произнес я.

— Наташа, передай-ка Саше мою сумку, — сказала Аданешь.

Я взял сумку и вытащил оттуда автомат, который мы «одолжили» у одного из охранников Мехрета, и пистолет — практически весь наш арсенал. Была, правда, еще одна граната. Я положил автомат Аданешь на колени, а остальное оружие сунул в свой кофр.

Видишь вон ту гору, — сказал я, показывая на, странной формы, обрубленную, будто у нее снесли верхнюю часть, совершенно голую скалу серого цвета с черными прожилками, — как думаешь, сможем мы до нее на этом тарантасе доехать?

— Постараемся, — сквозь зубы процедила Аданешь, съезжая с дороги.

И вот мы уже несемся по камням, поднимая тучи красной пыли. Наших преследователей даже не видно. Но я знаю, что они там, совсем близко, и у них хорошие машины, очень даже приспособленные к езде по бездорожью, в отличие от нашего такси.

— Обогнешь гору справа и высадишь меня, а сами гоните дальше. Я их задержу.

— Ты что, дурак? — воскликнула Аданешь.

Первый раз я услышал от нее такое слово, но мне почему-то стало приятно. Когда женщина называет мужчину дураком, значит, она к нему неравнодушна. Если бы, к примеру, она назвала меня идиотом или кретином, это означало бы, что она меня таковым и считает. Дурак — это совсем иное. Дурак — почти дурачок, дурачок — почти дурашка, а дурашка…

— И не вздумай спорить, — отрезал я. — Твоя задача доставить девочку в Аддис-Абебу, целой и невредимой.

— Это твоя задача, — попыталась возразить Аданешь.

Я покачал головой.

— Теперь — твоя.

Меж тем мы уже достигли горы и стали огибать ее справа. Огромные валуны, выросшие прямо перед машиной, заставили Аданешь резко затормозить и взять немного в сторону. Я воспользовался моментом и, схватив кофр, выпрыгнул из машины. Рухнув на острые камни, я взвыл и, превознемогая боль, бросился к валунам. Граната была уже в руке, а чека выдернута, когда в облаке пыли, поднятом скрывшимся за скалой «Фиатом», показались очертания джипа. Бросок, томительные четыре секунды, и взрыв слегка подбрасывает «Виллис», отчего тот теряет управление и врезается в уступ. Еще один взрыв — это уже рванул бензин — и огненное облако взмывает к небу. Один готов. Думаю, что те, кто на нем ехал, уже отвоевались.

Второй джип остановился, четыре человека, спрыгнув на землю, спрятались за машиной и открыли огонь. Карабины! Мерзкая штука. Мощные пули ожесточенно крошат камень, осыпая меня мелкими колючими осколками. Больно, черт побери! Я стреляю из пистолета. Это у меня всегда получается хорошо. Как никак, мастер спорта по стрельбе. Один враг упал, второй. Пыль и дым застилают глаза, я почти ничего не вижу. Но вот из-за машины в мою сторону метнулась тень. Указательный палец машинально давит на курок, раздается выстрел. Еще один афарец рухнул на землю.

И тут я почувствовал, как что-то твердое уперлось мне в затылок. Я медленно поднимаю руки, кто-то выхватывает у меня пистолет. Оборачиваюсь. Передо мной стоят около десятка вооруженных до зубов людей, все одеты в черное. Один из них хохочет и бьет меня прикладом по голове…

Очнувшись, я обнаружил, что нахожусь в вертикальном положении. Голова страшно гудела. Левый глаз заплыл. Для симметрии, усмехнулся я про себя. Солнце жарило немилосердно. Руки, стянутые за спиной суровой веревкой, отчаянно ныли. Другая веревка больно давила на шею, затрудняя дыхание. Я был привязан к какому-то столбу, совершенно голый, в самом центре афарского поселения, состоявшего из нескольких десятков легких домиков-палаток полусферической формы. Невдалеке высилась та самая пепельно-серая гора, у подножия которой я пытался остановить преследователей. На краю поселения лежали несколько верблюдов, доносился собачий лай. Вокруг меня толпились люди. Мужчины, кто в черном, кто полуголый, косились на меня и громко переговаривались. Женщины, некоторые тоже в черном, укутанные так, что торчали одни глаза, и другие, все обвешанные какими-то украшениями с головы до ног, стояли небольшими группками и перешептывались. Молодые девушки показывали на меня пальцем и хихикали. Мне стало стыдно.

— Эй, чего вам нужно? — закричал я по-английски.

Ко мне подошла отвратительного вида беззубая старуха и больно ущипнула за живот своими костлявыми пальцами, а потом ткнула клюкой мне между ног, что-то злобно крикнув при этом. Толпа засмеялась. Из палатки вышел огромный мужик, голый по пояс, в каком-то гибриде штанов и юбки, с крупными пурпурными бусами на шее. Я посмотрел на него и обомлел — это был Мехрет. Тот самый, которого я уложил выстрелом в голову. Я отчаянно зажмурился и вновь посмотрел на него. Сомнений не оставалось — это был громила с острова Дахлак: та же физиономия, тот же бешеный взгляд. Неужели эти афарцы действительно бессмертны?

— Что ты делаешь в этой стране чужеземец? — произнес он на ломаном английском языке жутковатым, похожим на раскаты грома, голосом.

— Я?.. Изучаю историю государства, — нашелся я, — традиции и обряды его народов.

— Это ты убил моего брата Мехрета? — Он пристально посмотрел мне в глаза.

Я понял, что это все же не мистика, а брат-близнец.

— А ты, наверное, Джифар?

— Верно, — оскалился тот. — Так зачем ты это сделал?

— Твой брат первый начал, — брякнул я первое, что пришло на ум, понимая, что отпираться бесполезно — этот тип уже все знает.

— Зачем ты пришел в его дом?

— Мне нужна была девочка.

— А-а, значит, ты решил украсть то, что по праву принадлежит мне, и при этом убил моего брата и его людей. А теперь еще и моих людей. Не много ли ты себе позволяешь, чужеземец? Как ты думаешь, что тебе за это полагается?

Он повернулся к толпе и что-то прокричал. Толпа взорвалась радостными возгласами.

— Значит, изучаешь обряды?.. Ты когда-нибудь слышал о древнем обручальном обряде племени Афар?

Я напрягся. Наверное, даже вздрогнул.

— Вижу, что слышал, — усмехнулся он. — Сейчас у тебя будет возможность не только познакомиться с этим обычаем поближе, но и лично принять в нем участие. У нас как раз намечается свадьба. Азим, — обратился Джифар к молодому худощавому парню с взглядом волка, и тот выступил вперед. — Вот и наш жених. А Бисрат, — он подошел к совсем юной девушке, — его невеста. И очень скоро то, что сейчас висит у тебя между ног, будет украшать ее прекрасную шею.

Джифар подошел ко мне вплотную, его огромная лапа стиснула мою челюсть.

— Кто ты такой? — прорычал он, склонившись и глядя мне прямо в глаза.

— Журналист, — с трудом ворочая губами, ответил я.

— Журналист, говоришь? — Джифар отступил назад. — Это твои вещи? — спросил он, пнув ногой лежащий на земле кофр. — Очень хорошо. Я видел, у тебя там и камера приготовлена. Вот мы сейчас и снимем кино про то, как английский журналист…

— Я русский, — прохрипел я.

Губы пересохли и потрескались. Перед глазами все плыло, я уже начинал туго соображать. Окружающий мир утратил реальность.

— Русский? Не знаю таких. Неважно. Вонючая белая обезьяна лишается мужского достоинства! А потом мы отдадим тебя собакам на съедение. Они будут рвать твою живую плоть, а ты будешь кричать. Но никто не придет тебе на помощь. Ну что, хорошее кино я придумал?

Джифар загоготал, а я стал терять сознание.

— Эй, не сейчас, рано еще!

Он вновь схватил меня за челюсть и что-то гаркнул в сторону. В ту же секунду ко мне подбежал мальчишка и плеснул в лицо водой из какой-то плошки.

— Вот видишь, журналист, мне для тебя даже воды не жалко, — сказал Джифар. — Лишь бы ты смог во всей красе ощутить, что такое, когда тебя кастрируют.

Он снова загоготал, и толпа поддержала его.

— Прежде, чем солнце скроется за святой горой, от тебя останутся только обглоданные кости.

Джифар повернулся к толпе и стал что-то быстро говорить. Откуда ни возьмись, появился небольшой складной столик, который установили метрах в десяти от меня. Из моего кофра кто-то извлек кинокамеру и пристроил на столике. Толпа подошла ближе, обступив столик и разглядывая доселе невиданную штуковину. В этом племени мужчины, видимо, играли главенствующую роль, поскольку даже теперь, женщины и дети жались позади, а мужчины, и в первую очередь самые матерые воины, сгрудились вокруг вождя, переводя взгляд с камеры на меня. Было ощущение, что из всей этой толпы, а их тут было не меньше сотни, включая женщин и детей, только Джифар был более-менее образованным и знал многое о том, что происходит за пределами Данакильской пустыни. Кое-кто из его боевиков тоже имел возможность бывать в городе и был знаком с цивилизацией, но, судя по всему, очень поверхностно.