Из глубины - Ламли Брайан - Страница 8

Хотя не так странно, как то, что, отвечая на вопросы Карстерза, Кроу солгал. Как нумеролог, Кроу знал, насколько важны имена, числа и даты, в особенности для оккультиста! Ни один волшебник во всей истории человечества ни за что не позволил бы врагу узнать ни дату своего рождения, ни имени, если этого можно было избежать. Какую пользу мог извлечь враг из этих важнейших факторов, влияющих на судьбу человека? Что касается имени, с самых истоков человечества имя соотносилось с личностью, самой душой, и любой колдун, знавший имя человека, мог использовать его тому во вред. Библия полна упоминаний о таинстве и святости имен, например, третьего и «тайного» имени всадника на коне Апокалипсиса, или имени ангела, явившегося отцу Самсона, который поинтересовался: «Зачем спрашиваешь ты меня о моем имени, видя, что это есть тайна?» А ведь Библия написана не так давно по сравнению с некоторыми египетскими легендами об использовании имен в магии. Сейчас было уже слишком поздно тревожиться об этом. Однако, хотя Карстерз и знал имя Кроу, его число было ему неизвестно.

И что же это такое, удивился Кроу, нашло на него, когда оккультист задал ему вопрос о его интересах и увлечениях? Он мог бы поклясться, что в тот миг хозяин усадьбы чуть не загипнотизировал его. И опять-таки Кроу почему-то сказал неправду, или, если не полную неправду, то хотя бы полуправду. Неужели это тоже подсознательное желание защитить свою личность? Если да, то почему? Зачем Карстерзу причинять ему вред? Сама мысль об этом показалась Кроу совершенно абсурдной.

Что же касается археологии и палеонтологии, то интерес Кроу был вполне искренним, а познания — обширными, но точно такими же казались и познания Карстерза. Что он имел в виду, предположив, что экспедиция Восточного института могла достичь больших успехов, проводя раскопки в Галилее?

Повинуясь какому-то импульсу, Кроу достал с полки огромный пыльный атлас мира, отнюдь не современное издание, и перелистывая толстые замусоленные страницы, нашел карты Ближнего Востока, Палестины и Галилейского моря. Здесь давным-давно кто-то написал на полях бурыми выцветшими чернилами дату «1602», а на самой карте той же сепией вдоль северного побережья Галилеи были отмечены три крошечных крестика. Над центральным крестиком значилось «Хоразин».

Это название Кроу узнал сразу же. Он вернулся к стеллажам и отыскал экземпляр «Иллюстрированной семейной Библии» Джона Китто в двух томах, второй из которых отнес на свой стол.

В Евангелиях от Матфея и от Луки он быстро обнаружил стихи, которые искал, перейдя от них к комментариям в конце десятой главы Евангелия от Луки. Там были слова, относящиеся к стиху 13:

Хоразин — это место не упоминается нигде, за исключением этого и параллельных текстов, причем лишь в виде ссылок. По всей видимости, это был достаточно известный город на берегу Галилейского моря в окрестностях Капернаума, вместе с которым и с Вифсаидой встречается его название. Ответ местных жителей доктору Ричардсону, когда он спросил о Капернауме (см. примечание по IV, 31), связал Хоразин аналогичным образом с этим городом...

Кроу просмотрел указанное примечание и нашел еще одно упоминание о Хоразине, который современные местные жители называли «Хорази» и который ныне лежал в руинах. Поджав губы, Кроу вернулся к атласу и снова озабоченно взглянул на карту Галилеи с тремя крестиками. Если центральный был Хоразином, или тем местом, где в настоящее время находились его развалины, значит, два других, вероятно, обозначали Вифсаиду и Капернаум — проклятые города, разрушение которых предсказывал Иисус. Как заметил Карстерз, пески времени погребли много интересных селений и городов на берегах Галилеи.

Вот и все, чем смог ему помочь Джон Китто, доктор богословия. Разумеется, его огромная Библия была монументальным научным трудом, но он мог бы и поподробнее исследовать вопрос Хоразина. По сведениям Кроу, этот город считался одним из мест рождения «антихриста», которое предположительно случилось в 1602 году...

Титус Кроу хотел бы покопаться в прошлом Карстерза, узнать о его происхождении и понять его характер, а также оккультные направления, интересовавшие хозяина усадьбы. Но ему приходилось напоминать себе, что он находится здесь не в роли шпиона, а в роли секретаря и, будучи таковым, должен выполнять свою работу. Не прочь он был и попользоваться книгами Карстерза, ибо коллекция оккультиста без преувеличения оказалась великолепной.

При всем своем интересе к эзотерике Кроу никогда в жизни не видал такого фантастического собрания книг, даже в закрытых для широкой публики архивах Британского музея и Национальной библиотеки. На самом деле, если бы кто-нибудь до этого сказал, что такая коллекция существует, он, пожалуй, расхохотался бы ему в лицо. Не говоря уж о расходах, которые влекло за собой создание подобной библиотеки, откуда у обычного человека могло взяться столько времени и сил, да еще в рамках одной короткой жизни? Но пищу к размышлению Кроу дал совсем другой и, по его мнению, поразительный аспект, а именно беспечность или абсолютное невежество человека, который мог позволить подобной коллекции прийти в такой беспорядок, так плохо заботясь о ней.

Постепенно размеры беспечности Карстерза начали вырисовываться яснее. Ее признаки были повсюду... В полдень, отложив первые черновые наброски, Кроу собирался выйти из библиотеки на кухню. Но на пороге библиотеки он увидел червя — книжного червя, как предположил Кроу, хотя никогда до этого с ними не сталкивался. Секретарь заметил его на ковре у двери. Подобрав тварь, Кроу обнаружил, что червь жирный и розоватый. От него исходил слабый неприятный запах, и он казался холодным на ощупь. Раньше Кроу считал, что книжные черви мельче, суше и больше походят на насекомых. Это создание больше всего напоминало личинку! Кроу быстро вернулся в комнату, пересек ее, открыл небольшое зарешеченное окошко и выбросил омерзительное создание в темные кусты. А перед тем, как приготовить себе ланч, очень тщательно вымыл и вытер руки.

Остаток дня пролетел быстро, и Кроу забыл об ужине, пока около девяти вечера не почувствовал голод. За это время он набросал предварительный план действий, разобрался с категориями и начал передвигать книги и расчищать полку, с которой собирался начать перестановку.

В тот вечер он разогрел себе на ужин превосходную тушенку из консервной банки, сварил несколько картофелин и заварил кофе, а напоследок поставил на пустой стол бокал и одну из бутылок Карстерза с загадочным, но сильнодействующим вином. На этот раз, однако, он выпил лишь один бокал, да и тот налил не до краев. А потом, забравшись в свою нишу с книгой — увлекательным «Курсом таро» Э. Л. Мариньи, — поздравил себя с такой умеренностью. Кроу чувствовал тепло, и его тянуло в сон, но опьянение прошлой ночи не повторилось. Примерно в половину одиннадцатого, заметив, что клюет носом, он лег в постель и крепко и без сновидений проспал всю ночь. Пятница прошла очень спокойно, и Кроу ни разу не встретил, не увидел и даже не услышал Карстерза, так что не мог бы с уверенностью сказать, был ли тот дома вообще. Это устраивало его лучше некуда, ибо он до сих пор испытывал некоторые опасения относительно мотивов, которыми руководствовался оккультист. Однако, как Карстерз и обещал, вечером он появился, чтобы отправить Кроу на выходные. Высокий и тощий, он стоял в аллее, провожая глазами молодого человека, а призрачная змея тумана, поднимаясь от земли, обвивала его щиколотки.

Оказавшись в своей лондонской квартире, Кроу почти сразу же заскучал. Ему не спалось ночью ни в пятницу, ни в субботу, а в воскресенье на него обрушились тоска и депрессия — чувства, которые ему приходилось переживать крайне редко. Два раза он обнаруживал, что испытывает необъяснимую жажду, и пожалел, что не захватил с собой бутылочку вина из запасов Карстерза. В половине восьмого вечером в воскресенье он почти бессознательно принялся складывать пожитки, собираясь в обратный путь. Из его обыкновенно острой, но сейчас странно затуманенной памяти совершенно выветрилось, что он может не возвращаться до утра понедельника.