Юмор начала XX века [сборник] - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 6

XVI

АТМОСФЕРА ОЧИСТИЛАСЬ Вернулись в комнату. Снова улеглись на кроватях. Долго поглядывали в потолок, будто ища нужных слов. — Вот и уехал наш Клинков. — Да… Как?то неожиданно. Я совсем не думал. Положим, в последнее время он сделался совершенно невыносимым, правда? — Ну, мы тоже фрукты хорошие! — с внезапным приливом самообличения рявкнул Подходцев. — Тоже и с нами жить не мед. — Любил покойничек чистоту, — уныло улыбнулся Громов. — Гляди: даже то место, где стоял его чемодан, выделяется этаким аппетитным свежевыкрашенным квадратом! — Да… А как он любил покушать. Бывало, когда ни спросишь: “Клиночек, хочешь пожевать чего?нибудь?” — всегда приходил в восторг. — А помнишь эту девицу, с которой мы Пасху встречали? Такую штуку только и мог выкинуть Клинков. — А как он ловко себя вел, когда мы у Харченки под покойничка субсидию брали. — Свинья этот Харченко, — вставил Громов. — Не сравнить его с Клинковым. — Еще бы! У Клинкова была какая?то благородная простота в обращении. Ты заметил? — Мало что простота. Он был всегда ровен и покладист, чего нам с тобой недостает. — Потому?то ты его и выжил, — ехидно вставил Подходцев. — Я? Я его выжил? Ну, это, знаешь ли, свинство! Сам же обидел его дядю, ругал Клинкова, провел параллель между ним и мясорубкой… — Врешь ты все, — возразил Подходцев. — Вот Клинков бы не врал. Он был такой правдивый. — Поди?ка поймай его, правдивого Клинкова. Катит он теперь в вагоне и думает о нас очень плохо. — Ну, он еще не уехал, вероятно. До поезда сорок минут. — Едва ли теперь уж вернешь его. — А почему? Я думаю, успеть можно. — Попробуй?ка. Я ему, признаться, все деньги отдал. Нет даже на извозчика. — Пустяки! У нас есть запечатанная бутылка водки и перочинный ножик. Я думаю, извозчик возьмет это вместо денег. — Так ты бы еще больше возился!! Сидит — размазывает… Заворачивай водку в бумагу — едем. — Шляпа!! Где моя шляпа?! Вечно ты ее куда?нибудь засунешь! Извозчик согласился на странную комбинацию с водкой и ножом только тогда, когда попробовал — не вода ли в бутылке. Извозчик, подгоняемый воплями и стонами двух друзей, летел, как вихрь… Оба друга, как камни, свалились с пролетки и помчались на перрон. — Что, поезд на Киев еще не ушел? — подлетел Подходцев к начальнику станции. — Две минуты тому назад ушел. Подходцев вспылил: — И черт вас знает, куда вы так всегда торопитесь?! Вам бы только крушения устраивать. Разочарованные, опечаленные, оба друга с опущенными головами побрели в буфет. — Выжили человека… Добились… — Да уж… Скотами были, скотами и останемся. Не могли уберечь эту кристальную душу. — Слушай! — закричал вдруг Подходцев. — Вот она. — Кто? — Кристальная душа?то! Пожарскую котлету лопает. Действительно, за буфетным столиком сидел путешественник Клинков и с аппетитом ел вторую порцию котлет. Подходцев подошел к нему сзади, нежно поцеловал его в крохотную лысину и сказал: — Хочешь чего?нибудь покушать, Клиночек? — Хочу! — восторженно сказал Клинков. — Только как же с поездом? — Уже ушел, брат. — И куда они торопятся, черт их дери? — пожал плечами Клинков. — То же самое и я сказал начальнику станции. Тут около вокзала есть ресторан с садиком. — Знаю, — снисходительно кивнув головой, подтвердил Клинков. — Прекрасное пиво. Когда все чокнулись, Громов не удержался: — Серьезно, Клинков, у тебя есть дядя? — Доподлинно я не уверен, — наморщил брови Клинков. — Может быть, с ним действительно, по словам Подходцева, дают свидание только по пятницам. Чего не знаю — того не знаю… Но дело в том, что у нас в комнате слишком много скопилось электричества. Я и разрядил его по своему разумению. — Отныне назначаю вас своим придворным электротехником, — величественно заявил Подходцев. — А я не прочь тебя поцеловать, — добавил Громов. Верный себе Клинков подмигнул и цинично захохотал: — В этом ты сходишься с большинством девушек и дам… Конец 1–й части Часть II Глава I ЖЕНЩИНА, НАЙДЕННАЯ НА ПЛОЩАДКЕ Был уже глубокий вечер, когда Громов, насвистывая наскоро сочиненный для восхождения на лестницу марш, бодро поднимался в общую квартиру, где его с нетерпением ждали Подходцев и Клинков. Громов уже приближался к площадке третьего этажа, как вдруг слух его поразил чей?то тихий заглушенный плач… “Ого, — подумал Громов. — В этом доме и плачут… Не подозревал. До сих пор я слышал только смех. Такова жизнь. Плачет ребенок или женщина…” Плакала женщина. Громов обнаружил ее на площадке третьего этажа сидящей на подоконнике в каракулевой кофточке и меховой шапочке. Лицо было закрыто очень красивыми руками, а плечи вздрагивали. — Послушайте… — откашлявшись, сказал Громов. Она отняла руки, обернулась миловидным круглым лицом к Громову и сказала с некоторым упрямством, будто продолжая вслух то, о чем думала: — Вот пойду сейчас и утоплюсь в реке! — Ну что вы! — запротестовал Громов. — Кто же из нашего круга топится в декабре, когда на реке двухаршинный лед… Кто вас обидел? Она бы, может быть, и не ответила, но Громов с таким общительным товарищеским видом сложил в углу широкого подоконника свои покупки и присел около плачущей, что она, поглядев на него и вытерев глаза крохотным комочком платка, улыбнулась сквозь слезы: — Муж. — Это уже хуже. Муж — это не то, что посторонний. Конечно, я не смею расспрашивать вас о подробностях, но если вам нужна моя помощь… — Никто мне не может помочь, — снова заплакала дама. — Он очень ревнивый. Сегодня приревновал меня безо всякой причины и… выгнал из квартиры. — А почему же вы тут очутились? — Да это же моя квартира и есть. Не вставая, она хлопнула рукой по обитой клеенкой двери, на которой висела карточка: “Максим Петрович Кандыбов”. Громов задумчиво посвистал и спросил: — Вы сейчас куда идете? — Никуда. Мне некуда идти. У меня почти нет денег, и все родные далеко отсюда… Ну, что вы мне посоветуете? — Прежде всего посоветую спрятать носовой платок. Поглядите: он так мокр, что если утереть им даже сухие глаза, то они сразу наполнятся потоками слез. Курьезные вы, женщины… Когда дорветесь до слез — море выльете, а платочки у вас, как нарочно, величиной с почтовую марку. Нате мой — он совсем чистый, — утритесь напоследок, и баста. Ну, постойте… дайте я… Эх вы, дитя малое! Ваш?то муж… поди, негодяй? — Да… он нехороший. — Еще бы. Ясно как день. Однако жить вам здесь, на подоконнике, не резон. Тесно, нет мебели, и комната, так сказать, проходная. Пойдемте пока к нам, там придумаем. — К кому… к вам?… — робко спросила дама, тщательно осушая глаза громовским платком. — Нас трое: Подходцев, толстый Клинков и я, Громов. Не обидим, не бойтесь. А вас как зовут? — Марья Николаевна. — Вы паюсную икру любите, Марья Николаевна? — Люблю. А что? — Вот она, видите? И многое другое. Пойдем. Есть будем. Громов постучал в дверь и крикнул в замочную скважину: — Встаньте с кроватей — дама идет. — Вот тебе! — сказал Клинков, подскакивая с кровати. — Дама! Однако откуда он знает, что мы лежим на кроватях?.. — Да ведь мы когда дома, всегда лежим, — кротко возразил Подходцев, поправляя перед зеркалом растрепанную прическу. — Войдите! — Освободите меня от свертков, — скомандовал Громов. — А эта дама — Марья Николаевна. Я нашел ее на подоконнике, площадка третьего этажа дома № 7 по Николаевской улице — совершенно точный адрес. Клинков, как признанный специалист по женщинам, расшаркался перед Марьей Николаевной, снял с нее верхнюю кофточку, ботинки и ласково подтолкнул ее к горящей печке. — Вы тут грейтесь, а я пока познакомлю вас с товарищами. Он сел верхом на стул, оглядел довольным взглядом стоявших у окон товарищей и начал: — Тот, вон, что повыше, — это Подходцев. У этого человека нет ничего святого — иногда он способен обидеть даже меня… Он — скептик, атеист, мистификатор и в затруднительных случаях проявляет ту спокойную наглость, которая так часто вывозит в жизни. Пальца ему в рот не кладите — не потому, что он его откусит, а вообще — не заслуживает он этого. Тот тупой смешок, который корчит его сейчас, как бересту на огне, для него обычный. Положительные качества у него, конечно, есть. Но рядом со мной он бледнеет. Перейдем ко второму, к тому, который нашел вас на подоконнике. Громов. Сентиментальная душонка, порывается все время в высоту, несколько раз был даже заподозрен в писании стихов. За это пострадал. Верит во все благородное — в меня, например, — и не без основания. Возвышенные свойства его души, однако, не мешают ему быть виртуозом по части добывания денег. Завезите его в пустыню Сахару и бросьте его там без копейки денег — к вечеру он очутится с десятью долларами, которые он перехватит у знакомого льва, проглотившего их в свое время вместе с африканским путешественником. А впрочем, и в этом отношении я выше его. К женскому полу равнодушен (идиот!), и то, что он вас привел сюда, скорей свидетельствует о его добром сердце, чем о вашей красоте, в которой тут, кроме Клинкова, кажется, никто и не понимает. В заключение о Громове можно сказать, что он хороший товарищ и обожает нас с Подходцевым. Иногда пьет разные напитки, довольно красив, как видите, чисто одевается. Рядом со мной бледнеет. Теперь перейдем к третьему — ко мне. Но о себе я ничего не скажу: пусть за меня говорят мои поступки. Пожалуйте ручку! Пока Клинков разливался соловьем перед гостьей, уже оправившейся от смущения, Громов разворачивал закуски, раскладывал их по тарелкам, а когда Клинков закончил, Громов улыбнулся и добродушно обратился к Марье Николаевне: — Не напоминает ли вам Клинков индюка, который, как только завидит представительницу прекрасного пола, сейчас же распустит все перья, напыжится и заболтает что?то, очевидно, очень умное на своем индюшечьем языке? — Хороший товар не нуждается в рекламе, — подмигнул Подходцев, — а испорченный нужно назойливо рекламировать, чтобы его взяли. — Марья Николаевна! — воскликнул Клинков. — Эта завистливость, не производит ли она на вас болезненного впечатления? Не виноват же я, что они по сравнению со мной проигрывают! — Проигрываем, потому что ты козырного туза держишь в рукаве… — А у тебя на спине туз скоро будет, — всякому свой козырь. — Позвольте, я буду разливать чай, — сказала Марья Николаевна, совсем отогревшаяся и душой и телом в несколько сумбурной, но теплой компании троих друзей. — Видите, — обрадованно сказал Громов, — сразу уютнее сделалось, когда хозяйка сидит за самоваром. — А вы все трое холостые? — спросила Марья Николаевна, намазывая икру на хлеб. — Да! — поспешил сказать Клинков. — За них никто не хотел выходить замуж, а я не могу найти себе женщины, душа которой звучала бы в унисон с моей душой. — Не там ты ищешь такую душу, — соболезнующе сказал Подходцев. — А где же искать? — В женской пересыльной тюрьме. — Ладно вам! — немного растерялся Клинков под общий смех. — А зато кому дала Марья Николаевна первый бутерброд с колбасой? Мне! — Жаль только, что этот кусок был отрезан с краю колбасы и немного подсох, — улыбнулся Громов. Глава II КОМПАНИЯ БЕРЕТ БЫКА ЗА РОГА. ГОСПОДИН КАНДЫБОВ После чаю перешли на деловые разговоры: приятели с редкой серьезностью приступили к обсуждению будущей жизни Марьи Николаевны. — Раз вы говорите, что ваш муж нехороший — вам с ним и жить не стоит, — сказал Клинков. — Ты ничего не понимаешь, — возразил деликатно Подходцев. — Конечно, можно и уйти от мужа, но дело в том, есть ли у Марьи Николаевны средства? — У меня лично нет, — ответила Марья Николаевна, заражаясь деловитостью троих друзей. — Но мои родители имеют солидные средства. — Только не сообщайте Громову их адреса, — предостерег Клинков. — Молчи, Клинков. А вы надеетесь, что родители смогут поддержать вас, когда вы уйдете от мужа? — Я думаю… да. Нужно только им написать. Подходцев, как всегда, оказался самым деловым. — Тогда дело просто. У вас сейчас нет денег, и у нас их мало. Значит, заемная операция проваливается. Но у нас на троих есть две комнаты — недопустимая роскошь! До получения ответа от ваших почтенных родителей оставайтесь жить у нас, поселяйтесь в маленькой комнате, а мы осядем втроем в этой, Громов будет спать на диване. Тут же Подходцев почувствовал, что кто?то под столом схватил и пожал его руку. Так как руки Марьи Николаевны и Клинкова были на столе, то Подходцев сказал Громову: — А — а, здравствуйте, как поживаете! Громов! Может быть, ты имеешь что?нибудь против этого? — Нет… я с удовольствием, — пролепетал покрасневший Громов. — А вы, Марья Николаевна? — Но я… вас стесню… — Тссс! В этой квартире праздные разговоры не в ходу. Значит, решено? — Я вам не все сказала, — нерешительно пролепетала Марья Николаевна, опустив глаза на стакан, который она протирала полотенцем. — У меня есть дочь. Я без нее не могу… Я ее так люблю… А он не отдает ее мне. — Сколько ей лет? — спросил деловой Подходцев. — Четыре года. — Только?то? Так мы ее отберем от отца — вот и все. — Он не отдаст, — пролепетала Марья Николаевна, машинально утирая полотенцем слезинку с ресницы. — Нам?! — ахнул Подходцев. — Нет, видно, вы нас еще мало знаете. Он сейчас дома, муж ваш? — Дома… — Громов, пойдем к нему! — Я, конечно, пойду, — сказал Громов, опасливо поглядывая на Клинкова, — только… — Что — только? Громов отвел Подходцева в сторону и шепнул ему: — Клинков… — Что Клинков? — Ты ведь знаешь, какой он ловелас и нахал в отношении женщин… — Да тебе?то что?.. Не маленькая ведь она… — Я понимаю, но… — Громов! — Что Громов? Ну что — Громов? — Ой, Громов… Боюсь я, что ты в этом деле плохо кончишь… — Ну, ладно, ладно… Начал уже! — сконфузился Громов. — Пойдем, я ведь ничего не говорю. — Марья Николаевна, — обратился Подходцев к гостье. — Мы уходим по вашему делу. Предупреждаю, что Клинков, который остается с вами, будет унижать нас и ловеласничать с вами. Он толст, лжив и глуп. Остальное — ваше дело; смотрите сами. Застраховавшись таким образом, приятели расшаркались и ушли. — Вы — Максим Петрович Кандыбов? — сказал Подходцев, без приглашения проходя в гостиную. За ним бесстрашно шагал маленький, но исполненный решимости Громов. — Я. А, собственно, в чем дело? — Да дело для вас выходит неприятное. Общество защиты женщин осведомилось, что вы жестоко обращаетесь с женой, и его превосходительство, генерал Петров, завтра поедет к вашему начальству, чтобы сделать доклад по этому поводу. Я же приехал с его превосходительством (он величественно указал на Громова), чтобы, согласно § 18, пункт 7, отобрать у вас дочь вашей жены. — Дочь? — вскричал побледневший от всей этой горы генеральских титулов и параграфов Кандыбов, сухой старик с поджатыми губами и тупым неприятным выражением лица. — Дочь я вам ни за что не отдам! — А вы статью 1447–ю знаете? — со зловещим спокойствием спросил Подходцев. — Знать не хочу! Не получит эта распутница мою дочь! — В таком случае мы принуждены будем вас арестовать, — холодно сказал Громов. — Арестуйте! Я в своем праве. Оба приятеля растерянно переглянулись. Они не ожидали такого упорства. Но Подходцев оценил положение со свойственной ему быстротой. Он согнул свою стройную фигуру и, сверкая глазами, как тигр, стал подкрадываться к оторопевшему Кандыбову. — А — а, проклятая рухлядь, — зашипел он. — Или ты отдашь нам ребенка, или вся твоя квартира взлетит на воздух. Нам терять нечего — я бежал с каторги и скоро снова пойду туда, а мой товарищ болен скоротечной чахоткой! Ты можешь поднять крик, но тебе же будет хуже. Я скажу, что мы пришли как агенты по страхованию жизни, а ты напал на меня и начал меня бить. Товарищ под присягой покажет, что ты набросился даже на меня с ножом. За это — три месяца тюрьмы, время достаточное, чтобы жена твоя десять раз забрала ребенка. Лучше отдай добровольно. — Мерзавцы! — злобно сказал старик. — Конечно. А ты что думал? Мы и не скрываем — да, мерзавцы. Я еще ничего, а мой товарищ — сплошной мрак. — Я буду жаловаться на вас в суд. — Вот. Самое лучшее. Пока что ребенок будет у жены, а там пусть суд рассудит. Это уж не наше дело. Мы взяли тысячу рублей чистоганом и обещали за это доставить ребенка, остальное нас не касается. Верно, Громов? — Понятно. — А если я вам все?таки не отдам девочки? — В тюрьму засадим. Ложь, донос, клятвопреступление — все пустим в ход. Чудак! Ведь говорят же тебе, что терять нам нечего. Будь мы еще порядочные люди… Растревоженный старик задумался. — Девочку я матери отдам, потому что все равно потом отберу ее по закону, а на вас буду жаловаться. — Конечно, конечно, — согласился справедливый Громов. — Мы бы на вашем месте этого дела так не оставили. С какой стати! Действительно, таких вещей прощать не следует. — Но ребенка я вам в руки не отдам. Пусть горничная непосредственно передаст его матери. — Не доверяете? Пожалуйства. Только соберите их платья, белье, и пусть горничная принесет все сюда, наверх. — Моя жена наверху? — быстро спросил старик. — Да. В квартире жандармского полковника Подходцева. Она, впрочем, пришлет вам расписку в получении дочери. Молчавший Громов добавил: — А за то, что вы жестоко обращаетесь с женой, вы пострадаете. — Вон отсюда! — И за то, что жестоко обращаетесь с нами, тоже пострадаете!.. Глава