Юмор начала XX века [сборник] - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 36

XIV

И XV ВО ФРАНЦИИ У французских королей того времени был один и тот же обычай, переходивший от отца к сыну: вступая на престол, король брал первого министра и первую любовницу (или любимицу, как мягко выражается Иловайский). Министр всегда оставался первым, а любимицы были и вторые, и третьи. Например:

Короли

Перв. министры Любимицы

Людовик XIII

кардинал Ришелье несколько

Анна Австрийская

кардинал Мазарини де ла Вальер

Людовик XIV

Кольбер Ментенон и др.

Людовик XV

кардинал Флери Помпадур

Но все?таки это был красивый, изящный век, век менуэтов, напудренных париков, версальских праздников и любовных приключений.

Короли умели жить в свое удовольствие… Всякий из них был настолько умен, что оставлял после себя историческую фразу, и народ поэтому его не забывал. Людовик

XIV

, например, сказал: — Государство — это я! Народ прозвал его “король Солнце”. И верно. Никогда над Францией не всходило более жаркого солнца. Оно так жарило, что все финансы у Кольбера испарились и первый министр даже получил в конце концов настоящий солнечный удар… Вторая знаменитая фраза Людовика

XIV

, сказанная по поводу отправления внука в Испанию: — Нет более Пиренеев! Гораздо хуже первой. Мы считаем ее пустой, бессмысленной фразой. Эдак всякий вдруг вскочит с места да крикнет: — Нет более Монблана! Нет более западных отрогов Кордильер! Сказать хорошо… А ты попробуй сделать. Что касается Людовика XV, то он прославился тоже одной фразой: — Apres nous le deluge! Что в переводе на русский язык значит: — Начхать мне на моих потомков! Лишь бы мне хорошо жилось. Великая Французская революция показала, что у короля были свои основания повторять эту фразу. ПЕРВЫЕ БАНКИРЫ Кроме этой фразы и своей “любимицы” Помпадур, король прославился также и тем, что в его царствование один шотландец, Джон Ло, изобрел остроумный способ выпускать ассигнации, продавая их за настоящее золото. К сожалению, Джон Ло, открыв по поручению регента для этих операций целый банк, смотрел на кредитные билеты глазами десятилетнего гимназиста, который думает, что, если нужны деньги, их можно печатать на обыкновенной бумаге сколько влезет… Вы понимаете, что получилось? Джон Ло в компании с королевским регентом, герцогом Орлеанским, напечатали бумажек на несколько миллиардов и очень радовались: — Вот, дескать, ловко придумали! Но когда держатели ассигнаций испугались количества появившихся на рынке бумаг и потребовали свое золото обратно — банк лопнул, а Джон Ло заплакал и заявил, что “он вовсе не знал, что так будет”. СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИЕ ШТАТЫ Американские колонисты были мирными трудолюбивыми людьми. Англичане, считая американских колонистов своими подданными, понемногу стали стеснять их свободу в смысле торговли и мореплавания. Колонисты молчали. Англичане ввели гербовую бумагу и некоторые сборы. Колонисты промолчали. Была гробовая тишина. Англичане стали взыскивать пошлины за привозные товары. Колонисты поежились, переступили с ноги на ногу и неожиданно сказали: — А пойдите вы к черту! Самолюбивые англичане спросили: — То есть как? — Да так. Проваливайте с вашими пошлинами. Сказав это, схватили изумленных англичан за шиворот, повернули лицом к Англии и вытолкали. Началась война. Вот это была хорошая, честная, умная, вызванная необходимостью война, и мы ее очень одобряем. Это не протестанты с католиками, а умные люди схватились не на живот, а насмерть из?за своих прав. Когда колонисты победили и выгнали англичан, те пожали плечами и обиженно сказали: — И не надо. И без вас проживем (1783 г.). — Ступайте, ступайте, — поощрили их колонисты, — пока вам еще не попало… Ишь! (Брадлей, “Нов. история”, с. 201). ГЕРМАНСКИЕ ПРАВИТЕЛИ

XVIII

ВЕКА Истинным бичом для несчастных учеников являются германские правители

XVIII

века. Мы не видели ни одного ученика, который не получил бы самым жалким образом единицы за “германских правителей в

XVIII

веке”. Даже пишущий эти строки, который считает себя человеком способным и сообразительным, историком опытным и знающим, и он, отойдя от своих манускриптов и покрытых пылью пергаментов, сейчас же начинал путать “германских правителей в

XVIII

веке”. Пусть кто?нибудь попробует запомнить эту тарабарщину, годную только для сухих тевтонских мозгов: великому курфюрсту бранденбургскому Фридриху — Вильгельму наследовал сын его просто Фридрих. Этому Фридриху наследовал опять Фридрих — Вильгельм. Кажется, на этом можно бы и остановиться. Но нет! Фридриху — Вильгельму наследует опять — Фридрих!! У прилежного ученика усталый вид… Пот катится с него градом… Ффу! Ему чудится скучная проселочная дорога, мелкий осенний дождик и однообразные верстовые столбы, без конца мелькающие в двух надоедливых комбинациях: — Фридрих — Вильгельм, просто Фридрих. Опять Фридрих — Вильгельм, просто Фридрих… Когда же ученик узнаёт, что опять Фридриху наследовал его племянник Фридрих — Вильгельм, он долго и прилежно рыдает над стареньким, закапанным чернилами Иловайским. “Боже ж мой, — думает он. — На что я убиваю свою юность, свою свежесть?” Историк, пишущий эти строки, может еще раз повторить имена династии Фридрихов. Вот, пожалуйста… Пусть кто?нибудь запомнит… У великого курфюрста Фридриха — Вильгельма был сын Фридрих. Последнему наследовал Фридрих — Вильгельм, которому, в свою очередь, наследовал Фридрих; Фридриху же наследовал Фридрих — Вильгельм… Этот список желающие могут продолжать. Даже история, беспристрастная история, запуталась во Фридрихах: до сих пор неизвестно, при каком именно Фридрихе случилась Семилетняя война. Доподлинно известно только, что он не был Вильгельмом. СЕМИЛЕТНЯЯ ВОЙНА (1756–1763) По сравнению с Тридцатилетней войной Семилетняя война была совсем девчонка. Та годилась бы ей в матери. Воевали так: с одной стороны Фридрих (какой — неизвестно), с другой — Франция, Россия, Австрия и Швеция. Швеция, собственно, была союзником ни к чему, но она тоже вслед за большими ввязалась в драку, семеня слабыми ножонками где?то позади взрослых… Большие усатые союзники, ухмыляясь в усы, спрашивали ее: — Тебе еще чего нужно? — А я, дяденьки, — шмыгая носом, пролепетала Швеция, — тоже хочу повоевать (Броун, “Семилетняя война”, с. 21). Воевали плохо. Побеждал Фридрих — способом, очень легким: он ссорил союзников и разбивал их. Нападают, например, на него русские и австрийцы. Он немедленно садится за стол и пишет австрийскому полководцу письмо: “Дорогой коллега! Охота вам связываться с этими русскими свиньями… Вы и один прекрасно меня победите. Ей — богу! И как вы можете допускать, чтобы в вашей армии командовал еще кто?то. Вы человек умный, красивый, симпатичный, а ваш товарищ просто необразованный дурак. Прогоните его скорее, а сами начните командовать”. Не было ни одного полководца, который не попался бы на эту удочку: получив письмо, прогонял союзного генерала, нападал на Фридриха и потом, разбитый, стремительно убегал от него с остатками армии и обидой в душе. Семилетняя война была закончена вовремя: как раз прошло семь лет со времени ее начала. Чисто немецкая аккуратность в исполнении принятых на себя обязательств. РЕЗУЛЬТАТЫ СЕМИЛЕТНЕЙ ВОЙНЫ Когда же войну закончили, то увидели, что и воевать не следовало: союзники хотели оттягать у Фридриха Силезию, но когда заключили мир (в Губертебурге), “Силезия осталась у Фридриха (как говорит Иловайский) и каждая держава осталась при своем”. И жалко их всех и смешно. ВЕЛИКАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ Король Людовик

XVI

Выше мы указывали на стройную систему, которой держались французские короли: у каждого из них был первый министр и фаворитка. Людовик

XVI

первый нарушил эту традицию. Фаворитки у него не было, а с первыми министрами он поступал так: попался ему один очень симпатичный человек — Тюрго. Только что этот Тюрго взялся за полезные, насущные реформы, как Людовик

XVI

под давлением аристократов спохватился и прогнал Тюрго. После Тюрго он под давлением общественного мнения пригласил управляющим финансами банкира Неккера, тоже взявшегося за реформы, но в скором времени спохватился и под давлением аристократии прогнал его. Впрочем, через некоторое время он под давлением народа снова пригласил Неккера. Из вышеизложенного видно, что это был король, на которого не давил только ленивый. Под давлением же народа было созвано королем национальное собрание. Но тут вмешалось давление аристократии и придворных. Король послал национальному собранию приказ разойтись. Оратор собрания Мирабо вскочил и заявил: — Мы здесь по воле народа, и только сила штыков разгонит нас! В эту минуту случилось так, что никто не давил на короля. Он кивнул головой и добродушно сказал: — Ну ладно. Сидите уж. Впрочем, через несколько дней под давлением придворной партии король решил стянуть к Парижу войска из иностранных наемников. Тогда?то Франция и возмутилась против своего короля. Говорят, что муж последний узнает об измене жены. То же происходит и с королями, причем роль жены играет страна. До чего Людовик