Источник - Ламли Брайан - Страница 21

— Пора жрать, — сообщил он. — Я собираюсь накачать тебя паршивым, вонючим дерьмом. И ты будешь хлебать его так, будто это материнское молоко пополам с медом, тварь поганая!

Несомненно, тварь предпочла бы парочку живых белых крыс, но от одного вида (и даже мысли) такой сценки Агурского всегда мучили кошмары. Дело в том, что он знал об этом существе и кое-что еще: хотя оно удовлетворялось свернувшейся или консервированной кровью, несравненно большее удовольствие этой твари доставляла теплая — прямо из артерии — живая кровь. Короче говоря, существо это было вампиром.

Когда Агурский встал и начал готовить аппаратуру для кормления, ему припомнился тот первый раз, когда он запустил туда живую крысу. Это значило, что впервые существо в контейнере было подвергнуто действию наркотиков и погружено в глубокий сон. Для этого было использовано небольшое количество крови, содержащей значительную дозу транквилизаторов. После этого существо, неуверенно двигаясь, спряталось под песок контейнера, чтобы отоспаться. И тогда отвинтили тяжелую крышку, приподняли ее и бросили в контейнер извивающуюся крысу. Спустя три часа (весьма короткий срок для такой большой дозы) существо пришло в себя и вылезло из песка, чтобы посмотреть, что происходит.

У крысы не было ни единого шанса. Конечно, она дралась буквально как крыса, загнанная в угол, но все это было бесполезно. Вампир прижал ее к песку, прокусил горло и начал сосать горячую кровь. Для этого он высунул пару гибких, острых, как иглы, трубок — настоящих сифонов, — введя их в разорванные кровеносные сосуды крысы.

"Обед” занял не более одной-двух минут, и Агурский никогда не видел, чтобы существо поглощало что-нибудь с таким аппетитом. Потом... это существо иногда становилось частично похожим на крысу, и хранитель предположил, что оно “выучилось” этому у сожранной крысы. “Сожранная” было вполне точным определением: дело в том, что, высосав у крысы кровь, существо закусило кожей, костями, хвостом — в общем, всем остальным!

Наблюдая за этим и несколькими последующими сеансами кормления живыми существами, Агурский сделал для себя ряд выводов, хотя и непроверенных. Контакт Первый был вампиром; или если не вампиром, то, во всяком случае, кровососущим существом. Было отмечено, что оно пожрало нескольких людей перед тем, как его захватили. Контакт Второй — волк — тоже был хищником, плотоядным существом. Четвертый был летучей мышью, а конкретно говоря — мышью-вампиром. А Пятый... тот сам объявил себя “Вамфири”. Интересно, есть ли в мире, лежащем за этими Вратами, существа, которые не являются вампирами? Агурский сделал все же один достоверный вывод: мир за Вратами был не тем местом, которое ему хотелось бы посетить.

Еще одно предположение или направление мысли, которое могло привести к ряду невероятных заключений, состояло в следующем: трое из пяти" пришельцев обладали способностями менять форму, то есть не были привязаны к какому-то конкретному образу. Это существо в контейнере, исследовав и сожрав крысу, научилось имитировать — пусть несовершенно — крысиный облик. Значит, оно способно имитировать и человека? Отсюда напрашивается следующий вопрос: был ли пришелец, именовавший себя “Вамфири”, человеком, способным менять свою форму, или же он был совсем иным существом, которое только на время приняло человеческий облик. Эти и подобные невеселые мысли подталкивали Агурского к пьянству, а поскольку в данный момент они опять пришли ему на ум, он пожалел, что у него нет бутылки — прямо здесь. Но он не взял ее с собой. Чем быстрее он разделается с этим делом, тем скорее вернется к себе, сможет напиться и заснуть.

Возле двери стояла тележка с бачком, в котором содержался рацион существа. Бачок этот подключался к электрическому насосу. Агурский подкатил тележку поближе к контейнеру и подключил ее к электросети. Он соединил выходной фланец насоса с питательной трубкой в стенке контейнера, открыл вентили на контейнере и бачке и включил насос. Электромотор тихо загудел; с бульканьем и чавканьем густая жидкость потекла в контейнер.

Производя все эти действия, Агурский чувствовал, что существо наблюдает за ним. Как ни странно, оно не повернулось в сторону пищи, а оставалось в прежней позиции. Лишь глаза его следили за движениями человека. Агурский был озадачен этим. Темно-красные комки фарша, перемежаясь с потоком густой, наполовину свернувшейся крови, неравномерно плюхались в контейнер, образуя грязную лужу в конце “лежбища” этого существа. Тем не менее, оно не шевелилось.

Агурский нахмурился. Этот монстр был способен сожрать за один раз половину собственного веса, а последние четыре дня его не кормили. Может быть, его питомец заболел? Может быть, что-то не в порядке с подачей воздуха? И что вообще, черт возьми, происходит?

Он опять уселся на стул и принял прежнюю позу, поставив локти на колени и оперев подбородок на левую ладонь. Существо пристально глядело на него глазами, которые казались сейчас почти человеческими. Его морда тоже в значительной степени потеряла крысиные черты, приняв контуры, более напоминающие человеческое лицо. Бесформенный вытянутый мешок тела потерял темную окраску; у него начали прорисовываться ноги, руки... и грудь?

— Ша-ша-ша, что? — прошипел Агурский сквозь стиснутые зубы. — Что?

Псевдоножка, которая до сих пор исследовала камешки, спряталась в массу основного тела. Само тело теперь явно приняло практически человеческие формы. Существо стало похоже на девушку... даже на девушку с развевающимися волосами. Правда, эта масса волос на голове была грубой, свисала отдельными космами, как прическа у дешевой куклы. Груди были обвислыми и без сосков, словно какие-то наросты плоти на плоской мужской грудной клетке. Размер их тоже был неподходящим, поскольку существо обладало массой большой собаки и грудь была явно великовата для него.

С каждой секундой выражение лица Агурского становилось все более растерянным. Существо явно пыталось имитировать женщину, но делало это не просто плохо, а кошмарно плохо. Его “руки” теперь очень напоминали человеческие конечности, но ногти на излишне длинных пальцах были ярко-алого цвета и слишком длинные. Хуже того, “ступни” повторяли форму кистей рук — существо явно не отличало верхние конечности от нижних. А потом... эта идиотская рожа глупо улыбнулась Агурскому, и он вдруг понял, где видел эту улыбку.

Это было лицо, улыбка и даже волосы Клары Орловой, сексуально озабоченной тщедушной дамы, которая занималась теоретической физикой, однако очень интересовалась этим существом и иногда заходила полюбоваться на него. Существо видело ее лицо, ее руки с ярко накрашенными ногтями, округлость груди под расстегнутым халатом, соблазнявшей солдат, — однако оно не знало, что грудь имеет соски, а ступни ног вообще не видело. Оно просто предположило, что ноги устроены так же, как руки.

Агурский оборвал себя: нет, для этого существу был необходим слишком высокий уровень интеллекта. А он уже успел убедить себя в том, что оно, мягко говоря, не особенно талантливо. Эта мимикрия, скорее, должна "была напоминать бездумную имитацию человеческого голоса попугаем или действия обезьяны, надевающей очки, чтобы “почитать” книгу. Нет, с обезьяной — это перебор, существо действовало чисто инстинктивно. Как хамелеон, меняющий цвет, или, точнее, как хамелеон, умеющий менять цвет и обладающий в то же время пластичностью осьминога.

Пока он размышлял об этом, существо уже устранило некоторые свои недостатки. Цвет его кожи стал почти натуральным, как и рот, растянувшийся в улыбку. Нос вампира и темные ноздри все же оставались мерзкими, чуждыми, морщинистыми, подергивающимися. В своей естественной среде обитания (в каком бы круге ада эта среда ни находилась) для его выживания, видимо, важнейшим из чувств было обоняние... Окончательный вид, в котором представило себя существо, несмотря на всю гротескность, на все вопиющие неточности — был во всяком случае попыткой...

...Попыткой чего?

Неожиданно Агурский почувствовал, что в нем вскипает ярость. Неужели это... эта поганая плотоядная мерзость действительно пытается соблазнить его?