Дом Дверей: Второй визит - Ламли Брайан - Страница 3

Грани в овальных кристаллах изменили угол наклона.

Все выглядело так, словно пара глаз, настоящих глаз, моргнула и вновь сфокусировала взгляд на Кину Суне!

Он забил ногами, рванувшись к поверхности — и Желтое море сделалось красным. Кристаллы запылали красным светом, похожим на адское пламя, повернулись, поймав Суна в перекрестье пульсирующих лучей, и поволокли его ногами вперед в зияющую щель двери. Или рта?

А когда тень проема упала на него, кристаллы постепенно потускнели и совсем погасли, Сун почувствовал воздействие новой силы: сильнейшее течение неудержимо всасывало его в темноту. А он даже завопить не смел, боясь наглотаться воды.

Но если бы он знал, куда его несет, то вполне мог бы завопить, даже рискуя утонуть — или с радостью предпочтя утонуть.

Жители деревни нашли ремешок от сандалии Кину Суна, плавающий около того, что осталось от его лодки.

Всего лишь ремешок, перерезанный, словно бритвой, в трех местах, где он некогда соединялся с подошвой. Что же касалось суденышка...

Корму обнаружили покачивающейся на волнах отрезанным концом кверху не слишком далеко от пагоды.

Нос лодки с отсеком для хранения сетей содержал в себе достаточно воздуха, чтобы остаться на плаву, а якорь-кошка Суна застрял в водорослях на дне, не дав течению унести обломки суденышка.

Когда же якорь вытащили на берег, то увидели, что он представляет собой застывший сгусток расплавленного металла с одним едва выступающим зубцом.

Не считая этих фактов, ничто не указывало на местонахождение рыбака Кину Суна.

Глава вторая

Спенсер Джилл покинул аудиторию, где выступал перед скептически настроенным собранием радиоастрономов и астрофизиков, будучи смущен и рассержен. Смущался он из-за скудости своего словарного запаса (нет, будем честны, из-за скудости своих научных и технических знаний), не позволявшего ему разговаривать с аудиторией на равных, а сердился из-за подозрения, что они поведали ему далеко не все об этом деле. А «это дело» являлось проблемой с радиотелескопом обсерватории «Джорделл-Бэнк», вернее, с посторонним эхо-сигналом. А еще точнее — тот же эхо-сигнал появился в радиотелескопах всего мира.

Водитель Джилла, одетый в штатское, но с карточкой министерства обороны на лацкане, терпеливо дожидался его на автостоянке, прислонившись к сверкающему скоростному пежо. Он торчал там уже больше двух часов, но явно не страдал от скуки — благодаря долгой практике, как предполагал Джилл. На капоте машины красовался хромированный флажок, по центру над крыльями располагались хромированные пластинки со звездами, окна были с пуленепробиваемыми стеклами. Все это красноречиво указывало на предназначение автомобиля для VIP[2], то есть для перевозки из пункта "А" в пункт "Б", где бы тот ни находился, особ королевской крови, высшего военного начальства, членов правительства, дипломатов и прочих высокопоставленных чиновников.

Пунктом "А" в данном случае являлся радиотелескоп в Массачусетсе, а пунктом "Б" должен был стать железнодорожный вокзал в Кру. Но, расположившись поудобнее на широком заднем сиденье автомобиля, Джилл заметил, что шофер свернул с автостоянки не в ту сторону.

Джилл подался вперед, чтобы спросить водителя, в чем собственно дело, но тот опередил его, передав нацарапанную от руки записку, которая гласила: «Доставить мистера Джилла по координатам...» Спенсер не стал утруждать себя чтением цифр. Карты-то у него все равно не было. Но у шофера она имелась.

— Это аэродром, который находится примерно в миле к северу отсюда, — водитель увидел в зеркальце, как нахмурился Джилл, и помахал ему сложенной картой военно-топографической съемки. — Вертушка, что пролетела надо мной пятнадцать минут назад, сделала круг над автостоянкой, а затем направилась на север, полагаю, за вами, сэр. Я видел, как она снижалась. А потом, это послание — от министра. — Он кивнул на рацию машины.

Когда от Спенсера требовалось выполнить для министерства обороны работу особого характера, всем распоряжался министр. Этот человек, собственно, и отправил его взглянуть на радиотелескоп в «Джорделл-Бэнк», и именно это обстоятельство и заставило Джилла решить, что сообщили ему далеко не все, поскольку он никак не мог связать между собой «Джорделл-Бэнк» и министерство обороны. Радиотелескоп служил для исследования далеких звезд, это вам не какая-то суперкомпьютеризированная радиолокационная станция, следящая круглые сутки — не подлетают ли какие-нибудь баллистические ракеты. У обсерватории и министерства обороны попросту не имелось ничего общего, или так, во всяком случае, обстояло дело до этого эхо-сигнала. И тут, несмотря на разгар июля и температуру, поднявшуюся до семидесяти градусов по Фаренгейту, Джилл внезапно ощутил холодок. Предчувствуя, что именно это означало, он сразу же выбросил пришедшее объяснение из головы. Все случившееся тогда кончено и забыто, никаких подобных неприятностей больше не будет. По крайней мере, со стороны фонов...

— С вами все в порядке, сэр? — спросил шофер, вернув задумавшегося Джилла с небес на землю — или на Землю.

Вздрогнув, Спенсер посмотрел на него через зеркальце заднего обзора:

— Я что-то сделал или сказал? — спросил он, неловко качая головой. — В смысле, у меня какой-то странный вид или что-то в этом роде?

Водитель пожал плечами.

— Да так, на мгновение ваше лицо сделалось... ну, скажем, весьма серьезным. Нахмуренные брови, закушенная губа. Что-то стряслось? Вы что-нибудь забыли? Я могу чем-то помочь?

Настала очередь Джилла пожать плечами. Он не мог об этом говорить: не имел права откровенничать со всяким любопытным, но, действительно, «стряслось» несколько вещей. И ничего нельзя поделать, даже с кем-то посоветоваться, пока он не составит себе более полную картину.

За окном проплывало ясное голубое небо, а Спенсер снова нахмурился и начал покусывать губу. Да, сейчас-то небо ясное, но прошлой ночью, на протяжении двух часов, оно таким не было. И все же, с точки зрения любого радиоастронома, оно оставалось необыкновенно ясным. Более ясным, чем когда-либо раньше за всю историю человечества.

Явно какой-то эхо-сигнал или эхо-сигналы.

Или, может быть, нечто иное? Может быть, нечто совершенно иное...

У аэродрома имелись ворота, и на перекладине, сгорбившись, сидел министр Джилла, Джордж Артур Уэйт (якобы «нижестоящий» в министерстве обороны, но Спенсер знал, что это всего лишь уловка с целью придать его посту некую степень неясности). Красивый и небрежно одетый, разгуливавший без галстука, с расстегнутым воротником шелковой желтой рубашки, видневшейся из-под легкого серого пиджака, Уэйт походил на молодого богатого бездельника — что-то типа всезнайки-подростка, который так толком и не повзрослел. Джиллу подумалось, что, если прищурить глаза, можно увидеть пресловутую сорочку, в которой родился Уэйт.

Вытянув длинные ноги и легко спрыгнув с ворот, Уэйт встретил автомобиль. Позади на аэродроме стоял вертолет, лопасти его винта медленно вращались в ожидании.

— Спенсер, — улыбнулся Уэйт льстивой улыбкой и протянул руку Джиллу, когда тот вылез из машины.

Они обменялись рукопожатиями, и Джилл сказал:

— Джордж, ты по-прежнему выглядишь как плейбой.

Да, самый натуральный плейбой. Ничего консервативного не было в этом субъекте. Никакого костюма в тонкую полоску или котелка, ни сложенного зонтика, ни свежей «Тайме». Длинноногий, сладкоречивый, подающий-большие-надежды-ничего-особого-не-делая Джордж Артур Уэйт. Или иногда «король Артур» — для своих подчиненных (вероятно, из-за присущей ему язвительности, вполне способной сравниться по остроте с Экскалибуром). Надо сказать, что внешность Уэйта была очень обманчивой...

Покуда Джилл окидывал быстрым, но внимательным взглядом министра, Уэйт, в свою очередь, изучал его — и не только видимое глазу.