Демогоргон - Ламли Брайан - Страница 55

— Лежи очень-очень спокойно, Чарли.

Выбора у него, впрочем, особенного и не было — единственное, что он себе позволил, так это охнуть, когда игла вошла под кожу. И сразу почувствовал легкое жжение, а потом холодные волны онемения начали разливаться от места укола по всему телу. А вот уже после этого — он не чувствовал ничего…

… Трэйс сидел.

Он сидел в кресле с высокой спинкой и смотрел в небольшое окно, выходившее во двор виллы «Улисс». Кресло было плетеным: он чувствовал кожей бедер решетчатую фактуру сидения, а спиной — перекладины спинки. Он сидел — или его усадили в таком положении? — слегка откинувшись на спинку с чуть свешенной на грудь головой, а его руки безвольно свисали по обе стороны от подлокотников кресла. На нем был халат, воняющий застарелой мочой.

Глаза Трэйса были открыты, вот только ему было никак не вспомнить, когда же он их открыл. Кроме иглы — шприца с иглой в предательских руках Амиры, погрузившей его в сон — он вообще мало что помнил. Его «сон» — или период бессознательного состояния — был глубоким, без сновидений и, возможно, довольно длительным: кожа на скулах зудела, что было признаком наличия на щеках двух — или трехдневной щетины. Он МОГ видеть, слышать, обонять и, возможно, ощущать вкус. Что же до осязания, то, поскольку он не мог шевелиться, то не мог и ничего ощущать, хотя чувствовал, как предметы касаются его самого.

Да, все его чувства оставались при нем, это так, но они определенно не перетруждались, стали какими-то странными и неотчетливыми. Наверняка это объяснялось воздействием снадобья. Но даже мысли как будто приходили в голову чересчур медленно.

Тут ему на нос села муха, и Трэйс от неожиданности моргнул. Но села она за несколько мгновений ДО ТОГО, как Трэйс почувствовал ее прикосновение, а моргнул он — необычайно медленно — через долгие секунды после того. И все же, движения век оказалось достаточно, чтобы спугнуть муху: очевидно греческие мухи были гораздо пугливее своих английских собратьев…

Поскольку Трэйс совершенно не представлял какой сегодня день, он решил определить время суток. Это оказалось несложно: тени во дворе были очень короткими, следовательно, сейчас, скорее всего, что-то около полудня. Если бы его держали на солнце, то горячие лучи наверняка уже прожгли бы ему череп до самого мозга. "Заснул на солнце и умер от перегрева. "

Очень просто.

Вот только дело было в том, что они не желали его смерти. Хумени не желал.

Он желал его… поглощения?

Все инстинкты Трэйса буквально вопили: "Вставай, беги, спасай шкуру… БОРИСЬ, ленивый ублюдок! " Но тело при этой мысли едва шевельнулось — несколько нервов в ногах и руках лениво дернулись, а плетеные сиденье и спинка все так же продолжали давить на спину и седалище.

«Забудь об этом», — сказал он себе. — Ты никуда не бежишь, Чарли. "

Хлопнула калитка, и во дворе появилась Амира. "Стерва! " — подумал Трэйс.

— Лорелея… ведьма… Мата Хари… Цирцея… нет, ГОРГОНА! Да, Горгона — ты обратила меня в камень! "

Она поспешно пересекла увитый виноградом двор. Лицо ее — нервное, несчастное — блестело от пота. Взгляд ее упал на Трэйса, и она заметила, что тот сидит с открытыми глазами. Поняв это, Амира буквально вихрем ворвалась в свои апартаменты. Через мгновение она уже была возле него на коленях и пристально смотрела ему в лицо. Ее тревога за него была совершенно «очевидна» и «неподдельна» — столь же искренна, как и тогда, когда она втыкала ему в руку иглу, чтобы лишить его сознания. Так что пожалуй, сейчас она слегка переигрывала.

СТЕРВА! сказали ей глаза Трэйса. Он попытался было произнести то же самое и вслух, но то едва заметное движение языка, которого ему удалось добиться, лишь позволило ощутить во рту привкус какой-то едкой дряни, вкусом напоминавшей желчь. Тем не менее, она поняла, что он думает, и прошептала:

— Чарли, если бы ты только знал, как ты не прав! Да, я якобы работаю на Хумени — верно, но на самом деле я работаю против него. И мой отец тоже. Мы знаем, ЧТО он из себя представляет, Чарли, так как же мы можем работать на него? Если ты мне не веришь — что ж, дело твое. На данном этапе нашей игры веришь ты мне или не веришь — особого значения не имеет. То есть имеет, но лишь для меня. По крайней мере, хоть выслушай меня… — Она замолчала и прикусила губу.

— Вот только… я не уверена, способен ли ты понять то, что я говорю? И не знаю, сколько у нас в распоряжении времени. — Она повернула голову и бросила тревожный взгляд в окно. Скоро вернется Деккер. Это тот, толстый. Он организует наш отлет отсюда.

"Вот так здорово, — подумал Трэйс, — Интересно в каком же виде полечу я? В каком-нибудь сундуке в багажном отсеке? "

Будто во второй раз прочитав его мысли, она сказала:

— Ты полетишь как Клейн — тот человек, что погиб в монастыре. В принципе, вы не так уж непохожи друг на друга. Его одежда будет тебе почти как раз, а его паспорт остался у нас. Конечно, же и Клейн и Деккер имеют израильские визы. Для меня это вообще не проблема — ведь я гражданка этой страны. Что же касается твоего состояния, то вот и легенда. У тебя постоянно повторяются приступы, во время которых ты впадаешь в полукататоническое состояние. В Галилее есть клиника, где лечат как раз такого рода заболевания, и для тебя там уже зарезервировано место. Но этот приступ случился на шесть месяцев раньше обычного и застиг тебя врасплох во время отдыха. Так что перемещаться ты теперь можешь только в инвалидном кресле. Это не проблема: у Деккера очень острый и расчетливый ум. Вчера он заказал такое кресло на Родосе, и скоро оно будет здесь.

Трэйс ухитрился медленно моргнуть — намеренно медленно. Он несколько секунд подержал глаз закрытым, а потом так же медленно снова открыл его.

Подмигивание в принципе ничего не означало, кроме, возможно, того, что он вообще способен как-то реагировать. Амира почти сразу это поняла. Она взяла его за руку и спросила:

— Можешь сжать мне руку?

Трэйс медленно, с огромным усилием сжал пальцы.

— Я чувствую! — возбужденно воскликнула Амира. — Здорово. Тогда пусть одно пожатие будет означать «да», а два — «нет», договорились?

Трэйс снова сжал пальцы.

— Ты веришь, что я ни в чем не виновата?

Он сжал ей руку сначала один раз, потом дважды. «И да и нет». Он все еще не был уверен.

— Что ж, тут ничем не поможешь. Но ведь ты наверняка заметил, что я хотела все тебе рассказать буквально перед тем как появился Деккер? Если бы он вошел секундой позже, то все услышал бы — и тогда мне пришлось бы убить его! Ничего, все равно скоро тебе придется мне поверить. Но пока не случилось чего-нибудь еще — пока ты не совершил какой-нибудь ошибки — ты должен кое-что узнать. Нечто очень важное, Чарли, поскольку в дальнейшем это, возможно, будет означать для тебя либо жизнь, либо смерть! А когда речь может идти о твоей жизни… я очень беспокоюсь, сама не знаю почему. До того как мы встретились, ты не очень-то интересовал меня, потом — чуть больше, но теперь…

Трэйс сжал ей руку. «Да», он понимает, что она имеет в виду.

Она наклонилась к нему и быстро поцеловала. Он почувствовал прикосновение ее губ, но, к сожалению, не в состоянии был ответить тем же.

— И знаешь, — продолжала она, — я с самого начала не могла поверить, что ты тот, за кого тебя принимают. Уж очень ты казался наивным — чтобы быть сыном этого чудовища! Тем не менее, теперь послушай, Чарли, и попытайся понять. Тебе в самом деле придется продолжать тупо играть свою роль. Да, еще тупее чем сейчас, глупенький! Я тебе все объясню:

Ты должен делать вид, что Каструни ничего тебе не рассказывал и ничего не давал. Ну разве что мельком упомянул о своем друге, у которого в Пигадии винный магазин — только упомянул! — а когда ты приехал сюда отдохнуть, то естественно заглянул к нему. Что же касается твоего визита в монастырь: ты просто любовался окрестностями, и все. Клейн затеял с тобой драку или что-то в этом роде, но ты не знаешь почему, а потом в ходе драки он оступился и упал. Доходит до тебя, или нет? Ты понимаешь, что именно это ты должен рассказывать, если кто-нибудь начнет задавать тебе подобные вопросы?