Демогоргон - Ламли Брайан - Страница 3

Каструни дошел до каменистого гребня береговых утесов и свернул вдоль него на запад. Он решил, пройдя около трети мили, добраться до окраины заброшенного городка, там свернуть на север и, описав полукруг, снова оказаться у скалм. Затем опять двинуться на запад, чтобы вернуться на это же место, и сразу назад — к Гуигосу и остальным.

Он пошел вперед, стараясь держаться чуть в стороне от гребня, чтобы не выделяться на фоне ночного неба. Сейчас, оказавшись в одиночестве, он испытывал чувство облегчения. Старый Гуигос был настоящей живой горгульей, ходячей мумией, и, не будь он столь хрупок, наверное внушал бы ужас. Даже несмотря на дряхлось и внешнюю изможденность он производил совершенно кошмарное впечатление: вокруг него существовала какая-то аура зла, благодаря жизни, проведенной в разгадке каких-то мрачных тайн и в еще более мрачных деяниях.

Эта аура ощущалась буквально физически, подобно липкому туману оседая на коже. Но… он предложил хорошие деньги и Каструни мог использовать их на то, чтобы и впредь оставаться на свободе. И, возможно, в один прекрасный день под чужим именем и с изменившейся за долгие годы жизни на чужбине внешностью ему удастся вернуться на Кипр. Не в Ларнаку, конечно, нет, а в какое-нибудь другое место, где его никто не знает.

Под чужим именем…

Это-то и было самым забавным. Впрочем, может и не таким уж забавным.

Каструни нахмурился в темноте. Оказавшись в Хайфе, он назвался Давидом Каммадом. И, хотя черты его лица не слишком походили на еврейские, вымышленное имя и вера сыграли свою роль. Британская администрация предоставила ему работу и выдала удостоверение личности. Этого было вполне достаточно. Но затем настал вечер, когда его отыскал Гуигос и ему показалось, что старик видит его насквозь. Каструни отлично помнил, все сказанное тогда этим старым чертом:

— Давид Каммад? Но ведь это не настоящее твое имя, мальчик мой. Поверь, я очень стар и мудр — причем совсем не в том смысле, как ты это понимаешь — и меня ой как нелегко провести. Ты грек, а не еврей. О, вполне возможно, что ты оставил свои настоящие инициалы, но и только. Так каково же твое НАСТОЯЩЕЕ имя — то, которое ты держишь в тайне?

И Каструни все ему рассказал. Взял да и выложил. Возможно так подействовал на него едва ли не гипнотический взгляд Гуигоса. Как бы там ни было, но Каструни полностью вверил старику свою жизнь, а взамен получил эту работу. И кучу денег впридачу. Теперь, когда все это кончится, он сможет отправиться на один из греческих островов, откроет там свое маленькое дело и…

Каструни замер, мгновенно вернувшись мыслями к порученному ему делу.

Откуда-то снизу, с берега, до него снова донеслись голоса. Похоже на арабский говор, подумал он, такой гортанный и… возбужденный, что ли? Во всяком случае, там среди развалин он слышал именно его, только сейчас слова стали гораздо отчетливее. Кто-то явно разговаривал. Там внизу были люди. Но что они там делают?

Он опустился на четвереньки и подполз к самому краю гребня. Осторожно, чтобы не столкнуть вниз какого-нибудь камешка, он глянул вниз.

Над водой мелькали какие-то огни, а в их неровном свете виднелись темные силуэты чему-то смеющихся людей. Каструни сразу понял что происходит: у себя на Кипре он не раз видел то же самое. Это были рыбаки, заманивающие в свои сети рыбу при помощи фонарей. Они бродили по прибрежному мелководью, где по ночам собирались небольшие косяки. Этих людей можно было не опасаться: скорее всего они приплыли на лодках из Тиверии или еще откуда-нибудь и вскоре отправятся восвояси. Во всяком случае, он не видел никаких причин, по которым им вдруг могло бы придти в голову потащиться по крутому каменистому руслу в развалины Хоразина. А тем более ночью. Опасения Каструни полностью рассеялись, он отполз назад, поднялся, и двинулся на север, продолжая обход.

А позади, на высоком гребне круто обрывающихся к Галилейскому морю холмов, отсчитывали секунды наручные часы Каструни. Крадясь на четвереньках он, сам того не заметив, зацепился запястьем за острый камень, мягкий кожаный ремешок не выдержал и лопнул. Поскольку все внимание юноши было обращено на происходящее внизу, он не заметил потери. Стрелки на светящемся циферблате показывали четверть двенадцатого…

На уборку слоя рыхлого песка, покрывающего очерченный Гуигосом квадрат, у Хумнаса и Мхирени ушло никак не больше десяти минут. Углубившись дюймов на пятнадцать, они наконец наткнулись на камень и принялись очищать его. Вскоре стала видна прямоугольная плита шириной в два и длиной в три фута. С одной стороны в нее было вделано железное кольцо, причем настолько большое, что оба иракца смогли одновременно ухватиться за него руками. Но сколько они не тужились, плита даже не дрогнула.

Ругаясь на чем свет стоит и тщетно пытаясь приподнять плиту, они как будто совершенно забыли о Гуигосе. Сейчас их головы были целиком заняты мыслями о том, что может находиться там внизу под плитой. Но тут старик снова захихикал, будто нарочно напоминая о себе.

— Ихья Хумнас, ты был избран для этой работы потому, что ты плут, мошенник и опытный фальшивомонетчик. Конечно, не самый лучший, которого я мог бы найти за такие деньги, но ко всем прочим своим достоинствам ты еще и молод и силен.

Он не стал добавлять, что к тому же в этом мире никто и не вспомнит о Хумнасе, ни единая живая душа, но тем не менее мысль эта все же пришла ему в голову и заставила зловеще улыбнуться.

— Что же до тебя, Якоб Мхирени, — продолжал он, — то ты оказался здесь благодаря своей неимоверной силе, жестокости, изобретательности и тому, что тебе совершенно нельзя доверять. О, не беспокойся: всеми этими качествами можно только восхищаться, в противном случае, я просто не предложил бы тебе участвовать в этом деле.

Он посмотрел на обоих. Из темных глазниц его ужасного лица снова блеснули желтые глаза…

— Ну и что с того? — в конце концов пробурчал Хумнас. От напряжения его спина взмокла от пота, который теперь, остывая, заставлял его дрожать от холода. — Сидишь там как древняя мумия и оскорбляешь нас. Ты хочешь чтобы мы подняли эту плиту или нет?

— Само собой! — отозвался Гуигос. — С твоей изобретательностью и его силой это должно было оказаться простейшим из дел, но теперь мне начинает казаться, что я сделал неудачный выбор! Если у вас не хватает ума даже на такое простое дело, как же мне быть? Просить помощи у глупой скотины? — Он повернул голову и взглянул на привязанных неподалеку ослов.

Хумнас проследил за его взглядом, нахмурился и наконец решил, что понял к чему клонит старик. Мхирени лишь презрительно скривился и стоял, наблюдая как его напарник взял одну из лопат и взвесил ее на руке. Затем Хумнас положил лопату на камень и прыгнул на нее обеими ногами, отломив металлический штык. После этого вынул из переметной сумы притороченной к седлу веревку, пропустил ее через рукоятку лопаты и завязал узел, а другой конец веревки длиной примерно в пять с половиной футов привязал к железному кольцу в плите. Затем он глубоко воткнул черенок лопаты в рыхлую землю у противоположного края плиты и испробовал устройство, потянув веревку на себя.

Плита шевельнулась и приподнялась на долю дюйма, но Хумнас и не был особенно сильным человеком. Черенок лопаты конечно образовал вполне удовлетворительную точку опоры, но Мхирени наверняка был бы гораздо лучшим рычагом, а если силы одного Мхирени тоже не хватило бы, чтобы поднять плиту, они запросто могут воспользоваться ослом. Не было никаких оснований сомневаться в том, что Гуигос своим критическим замечанием намекал именно на это.

Мхирени наконец ухватил идею. Он взял у Хумнаса свернутую веревку, перекинул ее через руку и плечо и навалился на нее так, что плита нехотя дрогнула и приподнялась на дюйм или два. Хумнас приветствовал это событие негромким радостным возгласом, быстро подсунул под приподнятый край плиты несколько камней и сказал:

— А ну-ка еще. Тяни, Якоб, тяни!

Здоровенный Мхирени напрягся, но, хотя плита вздрагивала и скрежетала, подниматься выше она никак не хотела.