Приключение - Лондон Джек - Страница 52

— Я и без того сознаю, что смешон, — ответил он, потирая шишку на лбу. — Но если такова общепринятая романтическая программа дуэли, что предмет любви, девушка, бросается в объятия счастливого победителя, то я, воля ваша, такого дурацкого колпака на себя не надену!

— А я-то вообразила, что вы запрыгаете от счастья! — вздохнула она с таким простодушными видом, который показался ему подозрительным, тем более что в глазах у нее запрыгали искорки.

— Выходит, что мое представление о любви расходится с вашим, — сказал он. — Я хотел бы, чтобы женщина выходила за меня замуж по любви, а не из-за романтических бредней и преклонения перед человеком, которому посчастливилось всадить пулю в лоб противника. Признаюсь, мне до нельзя опротивели эти глупые и гадкие приключения. Не по мне это все! Тюдор, этот типичный авантюрист и бретер, затевает ссору со мною и, кривляясь, как обезьяна, настаивает на дуэли. Он желает драться, и не просто драться, изволите видеть, а непременно «на смерть»!

— Ужасны подобные страсти!

Джен закусила губы, и хотя глаза ее смотрели как будто холодно и равнодушно, но по лицу ее видно было, что она возмущена.

— Конечно, если вы не хотите жениться на мне…

— Неправда, я хочу! — поспешно возразил он.

— Так вы хотите?

— Да разве вы не понимаете, дорогая, что я хочу, чтобы вы меня полюбили?! — вскричал он. — Что же это за брак без любви? Я не могу допустить, чтобы вы выходили за меня замуж просто из-за того, чтобы зажать рты болтунам, или под влиянием каких-нибудь романтических бредней. Я не хочу, чтобы вы… Я не хочу этого!

— О, в таком случае… — заговорила она деловым тоном, который его не мог обмануть, ибо он готов был поклясться, что в глазах у нее промелькнула плутовская искорка. — В таком случае, коль скоро вы соглашаетесь обсудить мое предложение, разрешите сделать несколько добавочных примечаний. Во-первых, не резон высмеивать приключения, когда ваша собственная жизнь вся соткана из приключений. Когда я познакомилась с вами, вы уже жили в атмосфере приключений. Вы лежали без памяти в лихорадке, окруженный двумястами дикарей-людоедов, жаждущих вашей крови. Потом явилась я…

— Да, потом появились вы, выброшенная бурей после кораблекрушения, со свитою живописных таитян, вошли ко мне в дом в баден-пауэлевской шляпе, в морских сапогах, с убийственным кольтом у пояса… О, я готов признать, разумеется, что вы походили на меня… духа приключений!

— Чудесно! — вскричала она восторженно. — Теперь сложите вместе ваши приключения и мои — тут самая простая арифметика. Итак, вы видите ясно, что вам нечего больше смеяться над приключениями. Далее, я не усматриваю ни капли романтизма в пошлой выходке Тюдора, когда он вздумал меня обнимать, и эта бессмысленная дуэль нисколько не похожа на настоящие интересные приключения. А что вы влюбились в меня — это обстоятельство, бесспорно, полно романтизма. Наконец, складывая романтизм с романтизмом, я думаю, что… я люблю вас, Давид, о, Давид.

Последние слова прозвучали, как стон воркующей голубки, когда Шелдон уже душил ее в своих объятиях.

— Но я люблю вас не за то, что вы сегодня дрались на дуэли, — прошептала она, склонившись к нему на плечо, — белые не должны охотиться друг за другом и убивать друг друга.

— Так за что же вы полюбили меня? — спросил он покорно, повторяя вопрос, который задают все влюбленные, этот неизменный вопрос, всегда остающийся без ответа.

— Не знаю, просто полюбила! Вы то же самое сказали мне, помните, тот раз, когда мы провели «деловой разговор»! Я вас уже давно полюбила, но больше всего в последнее время, когда вы так мило и сдержанно ревновали меня к Тюдору.

— Так, так, продолжайте! — проговорил он, задыхаясь от волнения, когда она замолчала.

— Я все ожидала, что вы нет-нет да и проговоритесь. И чем больше вы крепились, тем больше я вас любила. Вы напоминаете папу и Фона. Вы умеете себя сдерживать. Вы не беспокоились и вели себя чрезвычайно достойно.

— За исключением сегодняшнего дня, — вставил он.

— Да, но я и за это люблю вас. Надо же было когда-нибудь… Я уже начинала бояться, что вы больше никогда не заговорите на этом языке. А теперь, когда я сама сделала вам предложение, вы даже не приняли его.

Он держал ее за плечи, вытянув руки, и долго смотрел ей в глаза, уже не холодные, как бывало прежде, а подернутые влажным, упоительным блеском. Под его пристальным взором она опустила ресницы, но потом посмотрела на него доверчиво и открыто. Тогда он нежно привлек ее к себе и с каким-то торжественным чувством прижал ее к груди.

— А что сталось с вашей мечтой о собственном очаге и седле? — спросил он минуту спустя.

— Они здесь. Соломенная сторожка — мой очаг, «Марта» — мое седло… Посмотрите на эти деревья, которые я насадила, не говоря уже о сладком маисе. И все-таки виноваты вы сами. Я бы, вероятно, никогда не полюбила вас, если бы вы не заронили мне в голову этой мысли.

— Вон из-за мыса показалась «Нангасла», — вдруг прервал ее Шелдон. — Ее тянут шлюпки. Она везет правительственного комиссара. Он направляется на Сан-Кристоваль расследовать дело об убийстве миссионера. Какое нам счастье!

— Не понимаю, что вы говорите! В чем же счастье? — сказала она с оттенком горечи в голосе. — Я предполагала провести этот вечер с вами и поговорить о многом наедине. Мне нужно задать вам тысячу вопросов… И это уже был бы не «деловой разговор», — добавила она.

— Но мой план лучше вашего! — Шелдон остановился и подумал немного. — Знаете что? Ведь комиссар это — единственное лицо на островах, от которого зависит официально скрепить наши узы. И на наше счастье (вот оно счастье!) доктор Уэлшмир случился тут же. Он может совершить обряд венчания, и нынче вечером мы будем с вами мужем и женой.

— Я… я думала… — прошептала она.

Но потом выражение ее лица изменилось. Оно загорелось опять так же, как несколько минут тому назад. Ее обычно холодные, равнодушные глаза стали опять неузнаваемыми, они опустились стыдливо, и она уже была не в силах поднять их вновь и встретиться с его глазами. Он обнял ее, и, чувствуя себя в его руках, как птичка, устраивающаяся в гнезде, она прошептала:

— Я твоя, Давид!..