Дочь снегов. Сила сильных - Лондон Джек - Страница 84

Он садится.

Оказывается, это владелец лихтера. Когда он рассказал мне всю историю, я заявил ему, что не видел никакого лихтера.

«Как! — воскликнул он. — Вы не видели двухсоттонного лихтера у борта того судна? Да ведь он по крайней мере с дом величиной».

«Я руководствовался сигнальными огнями судна, — возразил я. — Судна я не задел, в этом я уверен».

«Да, но вы задели лихтер, — возразил он, — вы его разбили вдребезги. Вы наделали мне убытку на тысячу долларов, и вам придется его возместить».

«Вот что, сударь, — заявил я. — Согласно правилам я по ночам обязан руководствоваться сигнальными огнями. На вашем лихтере их не было, а стало быть, я и не должен был замечать его».

«Но ваш помощник говорит…» — начал он.

«Пошлите к черту моего помощника, — отрезал я. — Вы мне скажите, были на вашем лихтере сигнальные огни?»

«Нет, — ответил он, — но ведь была ясная лунная ночь».

«Я вижу, что вы человек с головой, — сказал я. — Но позвольте вам доложить, что и у меня есть тут кое-что. Я не обязан замечать лихтеры, на которых нет сигнальных огней. Если вы хотите судиться, сделайте одолжение. Добрый день. Палубный вас проводит…»

К счастью, дело на этом и кончилось. Но видишь, какая стерва был этот помощник! Ей-богу, все капитаны должны благодарить небо за то, что его разрезало пополам у паровой трубы! Его держали только потому, что у него была в конторе протекция.

— Наши агенты сказали мне, — проговорила жена, — что ферма Веслей скоро будет продаваться.

Она украдкой взглянула на него, чтобы посмотреть, какое впечатление произведут на него ее слова.

Глаза капитана радостно блеснули, и он выпрямился, как человек, преисполнившийся внезапной бодрости. Эта ферма была предметом его мечтаний. Она находилась рядом с фермой его отца и на расстоянии полумили от фермы его тестя.

— Ладно, мы ее купим, — сказал он. — Только будем держать это в секрете, пока не выплатим за нее полностью. Я сколотил кое-что за это время, хотя теперь заработок и становится все хуже и хуже. У нас будет, наконец, свое собственное гнездо. Я поговорю с отцом и оставлю ему деньги, чтобы он мог купить ферму, даже если я в это время буду в море.

Капитан протер запотевшее изнутри окно и стал глядеть на равнины, окутанные непроницаемой пеленой дождя.

— В молодости я всегда боялся, что хозяева прогонят меня. Откровенно говоря, я и до сих пор этого побаиваюсь. Но когда у меня будет своя ферма, я больше не буду этого бояться. Да, быть морским фермером — это трудное занятие. Я работаю на всех морях, подвергаюсь всевозможным опасностям на судне, которое стоит пятьдесят тысяч фунтов, с грузом, который стоит иногда сто тысяч фунтов, — полмиллиона долларов, как говорят янки. И что ж? За всю эту ответственную работу я получаю какие-нибудь двадцать фунтов в месяц. Разве на суше кто-нибудь согласился бы управлять имением, стоящим сотни тысяч, и получать за это двадцать фунтов? А сколько у меня хозяев! И владельцы, и фрахтовщики, и всякие там торговые инспекции. Владельцы требуют быстрых переходов и не желают знать никаких опасностей. Фрахтовщики требуют безопасных переходов и не считаются со временем. Торговая инспекция взывает к осторожности. А осторожность всегда ведет к разным задержкам. Три хозяина — и все готовы накостылять тебе шею, если ты их не ублажишь.

Почувствовав, что поезд замедляет ход, капитан опять подошел к запотевшему окну. Затем, подняв воротник и застегнув пальто, он неловко взял на руки спавшего ребенка.

— Я передам отцу деньги, — сказал он, — чтобы земля была куплена при первой возможности, на случай, если я буду в это время в плавании. Старик, я знаю, не даст маху. А тогда пусть хозяева прогоняют меня, когда им угодно. Мне будет на это наплевать! Я буду с тобой, Анни, а море может провалиться в тартарары.

При этой мысли лица их прояснились, а перед глазами у обоих одновременно возникло желанное мирное видение. Анни наклонилась к нему, и когда поезд остановился, он нежно поцеловал ее, стараясь не разбудить мирно спавшего младенца.

КОММЕНТАРИИ

«Дочь снегов»

По устойчивой традиции и общепринятому мнению, настоящий роман должен повествовать о любви. И главной его героиней положено выступить женщине, причем современной, американизированной, отличающейся от представительниц прекрасного пола у других народов своей самостоятельностью, пренебрежением к трудностям и почти ничем в критических обстоятельствах не уступающей мужчинам, а то и превосходящей их. Конечно, у нее должна быть и достойная биография.

Такой героиней стала Фрона Уэлз, выросшая без матери и по сути среди индейцев, еще до времен «золотой лихорадки». Это милая босоногая девчонка, которой индейцы в ту пору дали имя Тенас Хи-Хи (Маленькая Хохотушка), — дочь богатого промышленного магната, известного во всей Аляске мистера Уэлза, владельца крупной пароходной компании, фактории, некоронованного северного короля. Одно его имя заставляет трепетать здесь каждого и оказывать услуги его дочери, которая, впрочем, и сама не промах.

Сюжет романа прост: двадцатилетняя девушка, получившая хорошее образование в Англии и в Америке, приезжает на побывку к отцу, которого не видела три года, как раз в разгар «золотой лихорадки». Старожилы Даусона (в их числе и белые) и без того недолюбливали этих бестолковых и нагловатых искателей приключений и золота: мало того, что они внесли сумятицу в более-менее налаженную жизнь края, взвинтили цены на продукты и собак, но и по сути подорвали экономику Клондайка — возникла проблема с пропитанием в этих краях. Кое-кто готов был нажиться на всех этих вполне предсказуемых трудностях. Однако кому-то надо было разрешать кризисное положение. И одним из таких по-государственному мыслящих людей, с невероятными экономическими и административными возможностями, оказывается отец Фроны — Джекоб Уэлз. Поступает он отнюдь не филантропически: наложив руку на запасы продовольствия, магнат организует отъезд тысяч людей, которые ему кажутся здесь балластом, с Аляски на Юг — на собственных пароходах. Иллюзии и надежды многих на скорое обогащение теперь похоронены навеки. В нравственно-психологическом плане влияние приезжих выразилось не только в пробуждении в завоевателях Севера самых низменных чувств и инстинктов, но и в развращении ими коренных индейцев, которые непомерно взвинтили цены за переноску или перевоз грузов. Молодые же индейцы — охотники и рыболовы — не понесли в дом нажитое богатство, а стали проигрывать его в салунах, закупать невероятное количество виски, добиваться успеха у женщин легкого поведения, не обращая внимания на своих серых «сивашек», пренебрегая запретами и даже проклятиями отцов, вождей, шаманов. Потому в романе весьма сильна социальная струя, хотя это как бы побочная линия — зато некий ощутимый фон развития действия, где наряду с суровой природой и традициями (хорошо знакомой писателю обстановкой) начинает заявлять о себе и мощный отрицательный общественный фактор. Волевого Джекоба Уэлза можно понять. Он добился-таки своего.

Однако генеральная линия романа — любовная. Сам писатель полуиронически постулирует свой любовный треугольник: «Двое мужчин и одна женщина! В их отношениях — источник человеческих страданий и трагедий! Так было всегда, с тех пор как наш далекий предок спустился с дерева и перестал ходить на четвереньках. Так было и в Даусоне».

В романе есть и сентиментальные эпизоды, написанные по образцам европейской прозы XIX, а порой и XVIII века. Мы можем найти в повествовании, следуя за логикой отношений с поклонниками Фроны Уэлз, даже черты современного «дамского романа», не говоря уж о романах приключенческих — действительных и мнимых (последние в изрядном количестве выдуманы претендентом на руку героини Сэн Винсентом, журналистом по профессии и дамским угодником).

И, наконец, еще одна составляющая романа — уголовно-детективная, связанная с убийством некоего Джона Борга и скоропалительным смертным приговором импровизированного и самозваного суда, вынесенным подозреваемому в тяжком преступлении Сэн Винсенту.