Пластмассовый дедушка - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 8

Третье. Человек должен дешево стоить. Карцев не любил сорить деньгами. С каждым рублем он расставался как с жизнью. (Или как с любимой. Или как с любимой жизнью.)

Где же можно найти такого необыкновенного человека — хорошего мастера, глупого как пробка и не берущего больших денег? Только среди пьяниц.

И Карцев вышел в поиски на улицу. «Чем краснее нос, тем нужнее человек!» — считал он. И надо же! Прямо на него шел с работы сам Иосиф Сергеевич Залогуев.

Сразу было видно, что он умелец. Большой красный нос, возраст и общая доброжелательность в лице.

Старший Карцев ринулся навстречу ему в потоке и взял за руку.

— Кошмар! Наш отель строили югославы. Они забыли в дымоходе две бутылки водки. Рядом. Они дребезжат. Что с ними делать? Разбить кирпичом сверху?

— Нет! — закричал пожилой Залогуев голосом Бориса Годунова из такой же оперы. — Ни в коем случае!

— Но до них почти метр бетона!

— Ну и что? Достанем. Я сейчас за зубилом сбегаю.

И он побежал. А Карцев бросился в магазин. Надо было в шкафу у бесовского постояльца поставить две посуды. Чтобы к ним пробивал микрометрополитен тов. Залогуев-старший.

Карцев решил сэкономить. Поставить две четвертинки.

— А то выпьет литр и отравится. Человека жалеть надо. Даже пьяницу. Человек — это звучит гордо.

А литр стоит дорого!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

К. Геннадий Гладков не любит церемоний

Почему К. Геннадий Гладков? Да потому что композитор.

Так вот К. Геннадий Гладков открыл дверь и увидел дедушку.

— Вы на меня не серчайте, что я к вам не позвонивши пришел, — сказал Константин Михайлович. — Я давеча хотел ваш телефон узнать, а они не дали.

— Кто они? Враги? — спросил Гладков.

— Нет, эти. Со справочного киоску.

— Ну и бог с ними. Со звонками. Давайте без церемоний. Запросто. Я их не люблю. Вы на гитаре играете?

— Нет. Не доводилось мне.

— А из дерева рубите? Предметы культа?

— Тоже не доводилося.

— Ну и не расстраивайтесь. Чепуха! Я вас научу.

— Может быть, после? — неуверенно сказал дедушка. — Потому что я не просто так пришел. Я ведь с космосу. Приехал познакомиться. Дружбу наладить. У нас созвездие Брошенные Шарики. Понимаете?

— Конечно, понимаю. Что ж тут непонятного? Ну и как у вас там в Шариках, все в порядке? Все здоровы?

— Здоровы. Слава богу.

— А как дела со снабжением?

— Ничего, не жалуемся. Снабжают, Геннадий Игоревич.

— А как у вас с нотами, с песенками? С книжками?

— У нас нет книжек. У нас книжки в таблетках все.

Дрынь-дрынь-трень. Это гитара выпала.

— Как долго аккорд держит! До ужина будет звенеть. Ничего, пусть лежит. И что, их в аптеках продают?

— Кого в аптеках продают?

— Таблетки книжные.

— Зачем в аптеках? В магазинах таких таблеточных. Чай не за деньги. Просто бери сколько хошь.

— А что? Это неплохо. Таблетку проглотил и все стихи Пушкина у тебя в животе. Сиди и переваривай «Бориса Годунова», например. Так, что ли?

— Выходит, что так.

— Как аккорд держит! Мы уйдем, а она звенеть останется. А музыка тоже в таблетках?

— Почему в таблетках? Музыка в шариках. В горошинах то ись. Их надо в уши положить.

— Как в уши положить?! — вскричал К. Гладков.

— Просто. Положишь в уши и слушаешь. Эта горошина поет.

— Танцевальная музыка в горошине, я понимаю. Но Бах!

К. Гладков поднял гитару и взял несколько аккордов:

— Белая гвардия всех сильней!.. Алгебра в таблетках, ради бога! Геометрия — сколько угодно! Поэзия — с трудом, но понимаю. Но музыка в горошинах!.. Что-то вы, папуля, не дотумкали. Не додумали, проще говоря.

— Вишь, это вы не додумали. Я, уважаемый, вот уже цельный день не могу адреса двух людей получить.

— Каких же людей?

— Обнакновенных. Академиков Булкина и Бутылкина.

— Зачем же говорить, что они академики? Надо быть, ненормальным, вы бы еще, папуля, сказали, что они из правительства. Нет, так у нас не пойдет. Так мы к коммунизму не придем.

— А как пойдет? — спросил Константин Михайлович.

— А так. Надо спрашивать адрес двух товарищей — Булкина и Бутылкина. Без титулов. Обычные рядовые граждане. Можно даже через справочное по телефону. Вот, попробуйте.

Дедушка стал набирать номер справочного.

— Что-то фамилии знакомые, — сказал Геннадий Игоревич. — Где-то я встречал эти созвучные имена. Они в футбол не играют?

Пока Константин Михайлович бился с телефоном, Гладков вспоминал — откуда он помнит эти фамилии.

Вскоре выяснилось, что гражданин Булкин живет на улице имени Академика Бутылкина. Дом 15, квартира 3. А гражданин Бутылкин живет на улице имени Академика Булкина. Дом 3, квартира 15.

И еще выяснилось, откуда композитор Гладков знает эти столь удачно сочетающиеся фамилии.

— Вот, смотрите, — он протянул гостю серую бумажку. На ней было напечатано:

На билете еще стоял штамп: «На два лица».

— Хотите быть вторым лицом? — спросил Геннадий Игоревич.

— Благодарствую. С охотою посмотрю на молодое поколение города.

Они договорились о встрече через четыре дня.

К. Геннадий Гладков пошел провожать пластмассового дедушку до остановки.

— Уважаемый Игоревич, — спрашивал дедушка, — как же мне отметить командировку. Никто не желает отмечать!

— Да, суньте вы ее в этот ящик! И все! — сказал Гладков.

Константин Михайлович сунул бумажку в автомат, пробивающий путевки шоферам автобуса. Автомат клацнул. И на командировке появилось число, месяц, год и точное городское время — 15 часов 49 минут.

Дедушка ахнул и записал это в свой огромный космический опыт.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Понемногу обо всех

У него раздался телефонный звонок и пластмассовый дедушка сказал:

— Если вам, к примеру, надо поехать в Звенигород для какого-то дела, как вы поедете?

— До станции Перхушково на электричке, а там на велосипеде. Я там часто бываю, — ответил Володя.

— Мне не больно хорошо ехать одному. Я бы вас попросил поехать туды со мной. Можно это?

— Конечно, — сказал Володя.

Они договорились назавтра встретиться утром на Белорусском вокзале. Оба должны были приехать «туды» на велосипеде.

…Товарищ Залогуев показал себя, как настоящий ударник. Он со страшной силой врубался в югославский бетон. И продвигался вперед миллиметр за миллиметром.

А товарищ Карцев-старший в это время открыл дежурным ключом номер Константина Михайловича и поставил на полку стенного одежного шкафа две «югославские» четвертинки водки.

Скоро товарищ Залогуев пробьется к ним.

И заберет их с собой.

…Григорий Борисович целыми днями наблюдал в бинокль за всем, что происходит. И чуяло его сердце: что что-то важное может пройти мимо, а он так и просидит на засекреченном необитаемом острове, питаясь засекреченными консервами и залетными голубями.