Змея - Сапковский Анджей - Страница 27

— Они первыми нарушили соглашение, — отрезал Самойлов. — Салман первым нарушил принципы перемирия. Ты веришь в то, что нападение на ка-пэ-пэ совершили без его ведома? Я, например, не верю. Так что если сейчас пару басурманинов покалечим, он наши намеки поймет. Пусть знает, что мы не позволим о себя ноги вытирать. Отплатим за Жигунова.

— За это Салман, в свою очередь, захочет отплаты.

— Это война, — стиснул зубы Бармалей. А потом осмотрелся, снизил голос. — Плевать нам на душманскую отплату. В разговоре с Кабулом я немножко пошептался… Короче: в связи с планами какого-то наступления заставу должна принять десантура из Джелалабада, мощная рота из сорок восьмого отдельного десантно-штурмового батальона. Прежде, чем Салман подумает об отплате, нас здесь уже давно не будет. А если он ударит по десанту, то зубы себе поломает.

* * *

Грохот от первой взорвавшейся мины донесся из ущелья Заргун вечером, до того, как стемнело. Потом грохнуло еще несколько раз. Всего лишь несколько. И не слишком громко, мина ПФМ-1 много шума не делает.

Ничего особенного, никакой сенсации, никто на заставе по этому случаю не переживал.

Утром наступил новый день. Семнадцатое июля. Уже с самого утра жаркий, горячий как никогда, нетипичный даже для этого времени года день.

О своем намерении пойти в ущелье Леварт не сообщил никому, даже Ломоносову. Не поставил в известность также и Бармалея. Не было у него желания выслушивать лекции о минах ПФМ, о том, как часто их бурые плоские, легкие, напоминающие мотыльков, корпуса летят далеко, намного дальше от собственно района минирования, как легко даже слабые порывы ветра несут их во все стороны света. И присыпают песком, что делает их совершенно незаметными. Но достаточно даже слегка наступить на мягкий полиэтиленовый корпус, чтобы потерять стопу. Взрыв сорокаграммового заряда разнесет и покалечит ее так, что все закончится ампутацией.

Ему не нужны были поучения, он вполне осознавал опасность. Каменистая территория, отделяющая его от ущелья, уже изученная и исхоженная, сегодня вызывала страх, от которого мурашки шли по телу. Каждый камень, уже хорошо знакомый, сегодня, казалось, шипел и трещал, как гремучая змея.

Но Леварт пошел. Впервые после инцидента с автобусом. Раньше не мог. Не хотел. Что-то сдерживало его.

Сегодня он чувствовал и знал, что должен пойти. Последний раз перед тем, как их переведут, как их сменит десантура. Перед тем, как загадочные и непонятные планы командования бросят их в другой уголок Афганистана. Туда, откуда можно не вернуться.

Возможно, ему просто повезло. Возможно, летчики в этот раз разбрасывали не как обычно широко и вслепую, а минировали точно. Он не наступил на мину. Даже ни одной не увидел.

В яру ничего не изменилось. Зеленые мухи тучей кружились над падалью и экскрементами, стены скал выглядели так, словно их недавно кто-то облевал. Леварту это не мешало. Он сам чувствовал себя так, будто его недавно кто-то облевал.

Змеи не было. Она не лежала на камне, когда он входил в яр, не показалась, когда он вошел глубже. У него не было ни чувства сожаления, ни разочарования. Он подозревал, что все кончилось, что инцидент на КПП, смерть Жигунова и пассажирский автобус, с которым они так жестоко расправились, закрыли определенную главу. Что все это было паузой. Барьером, отделяющим тайное и сказочное от обыденного. То есть от приземленного, грязного, гадкого и ужасающего.

Он отложил свой АКС. Сел на плоский камень, тот самый, на котором обычно свивалась клубком змея.

Потом он вытащил из кармана шприц и иглу. Ремешок с пряжкой, оторванный от носилок. Алюминиевую общевойсковую ложку. Зажигалку.

И героин, завернутый в фольгу.

«Когда-то надо начать, — подумал он. — А момент как раз удобный. Лучше не придумаешь».

Он подвернул левый рукав. Набросил выше локтя ремешок, затянул, помогая себе зубами. Повторил многократно виденный у других ритуал подготовки: подогревание зажигалкой на ложке, набирание в шприц, сжатие кисти в кулак, укол в вену, втягивание в шприц крови. И залп.

Эффект был почти мгновенный.

Стены ущелья сошлись, словно Симплегады, [79]будто вот-вот должны были столкнуться, сомкнуться, а его, попавшего между них, раздавить и расплющить. Он не испугался, даже не дрогнул, чувствуя охватывающую его эйфорию. Жестом всесильного существа он распростер руки, и каменные стены, послушные его воле, раздвинулись, расступились, разошлись. Своим всесилием он отпихнул их еще дальше, еще дальше, пока они не исчезли совсем, где-то за светлым, пылающим горизонтом, далеко, в безбрежной, ослепительно яркой, раскаленной солнцем равнине.

Эйфория поднимала его все выше и выше. Он вдыхал горячий воздух и чувствовал, как широко раздувается его грудь. Небо меняло цвета, пульсировало феерией красок.

В это время змея выползла из глубины яра. Казалось, что она тоже меняет краски, появляясь и исчезая в разноцветных вспышках. Она подползла совсем близко, свилась в клубок и замерла. Лежала…

Вдруг ему захотелось описать, каким образом она лежала. Не хватало слов. Однако он нашел их быстро. И совершенно неожиданно. «Cirque-couchant». [80]

…bright and cirque-couchant in a dusky brake.

A Gordian shape dazzling hue,

Wermillion-spotted, golden, green and blue…

Змея медленно, очень медленно поднимала голову.

Казалось: узел Гордиев пятнистый

Переливался радугой огнистой,

Пестрел как зебра, как павлин сверкал

Лазурью, чернью, пурпуром играл.

Сто лун серебряных на теле гибком

То растворялись вдруг в мерцанье зыбком,

То вспыхивали искрами, сплетясь

В причудливо изменчивую вязь.

Была она сильфидою злосчастной,

Возлюбленною демона прекрасной

Иль демоном самим?

[81]

Глаза змеи излучали пульсирующие цветные круги. В ушах Леварта загрохотало так, будто прямо у него над головой взлетел реактивный самолет. «МиГ» или «Сухой».

* * *

Some demon’s mistress, or the demon’s self…

[82]

* * *

Птицы, тысячи птиц, шум перьев, хлопанье крыльев. Он чувствовал на лице нежное прикосновение птичьего пуха.

Из глаз змеи струился свет. Вокруг снова была каменистая, выжженная солнцем равнина. Горячий ветер нес песок и пыль. Птицы исчезли, но он все еще слышал хлопанье их крыльев.

Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что это хлопает плохо прикрепленное полотнище палатки, кое-как прижатое ящиком с амуницией.

Над равниной вдалеке виднелась синяя горная цепь. «Афганистан, — подумал Леварт. — Даже бред, даже героиновый приход всегда заканчивается Афганистаном».

—  More tea, Drummond, old boy? [83]

—  Yes, please.

Он ответил, хотя его не зовут Друммондом. Он не знает ни слова по-английски. И не имеет понятия, почему на нем мундир цвета хаки с офицерскими нашивками на рукавах.

* * *

Лейтенант Артур Ханивуд махнул индусскому ординарцу, подав знак, чтобы тот налил чая всем желающим.

— Война закончена, — убедительно заявил он. — Мы достигли того, чего должны были достигнуть, а именно: усиления британского влияния в Афганистане. Разделяй и властвуй, my dear gentlemen. Кабул в наших руках, эмир свергнут, Афганистан поделен на провинции, власти провинций — наши марионетки. Я с уверенностью заявляю, что можно готовиться к возвращению.