Стычки локального значения (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович - Страница 45

Манг согласно кивал головой, как китайский болванчик, и загадочно, по-восточному, улыбался.

— Верно, мистер Майнце. Если есть возможность обойтись без конкурентов — зачем они нужны? Но у мистера Ли так не получится. Он очень не любит складывать все яйца в одну корзину. Диверсификация — самое популярное в Сингапуре слово. Чем ее больше, тем лучше Сингапуру. Если мы завладеем всеми кораблями в порту — мистер Ли сам поедет в Европу и Америку, будет стоять на коленях перед кем нужно, чтобы призвать новых перевозчиков, а нас станет обижать и придумывать способы снизить нашу активность. Поэтому лучше равномерно влезть к тем, кто уже есть, чем делать что-то свое. Компаниям нужны прибыли, а Сингапуру нужна устойчивость, чтобы не было зависимости от одного, пусть даже очень большого и важного, человека. Мистер Ли очень не любит, когда ему выкручивают руки, боится этого и никогда не допустит. Но в том, что все эти хитрые штучки нам не помогут — здесь ты прав, Зак.

Давненько меня так не щелкали по носу. Мне-то казалось, что я, скопив кое-каких деньжат, могу наплевать на условности, но вот, пожалуйста — простой тезис о том, что я не один, есть и другие и не все, что хочется мне, хочется и им — возвращает мне ощущение реальности. Можно, конечно, спевшись с Серым, устроить мистеру Ли козью ногу, но ведь наша цель — не разорение Сингапура. Выстрел в молоко. Но если у Манга настолько чистый рассудок, то нечего ему быть на вторых ролях.

В общем, главным в сингапурских делах стал Джонни — потому что не питал глупых иллюзий. Я сообщил ему, что все свои большие сделки впредь он должен согласовывать с Пьером Персеном из Андорры. И только потом спохватился, что сам Пьер еще не в курсе своих новых полномочий. Он даже не имеет понятия, что работает на меня!

Велев Долли дозвониться до Персена и предупредить банкира о моем скором появлении, я бросил все дела (бедняга Квон пытался протестовать, но я велел ему ждать сутки) и отправился в Эскальдес-Энгордани убеждать Пьера в его исключительной необходимости для моей империи.

Эскальдес — маленький городишко, в пару перекрестков и десяток улиц, почти сросшийся с таким же крохотным Андорра-ла-Велья — самой высокой (в самом прямом смысле слова) европейской столицей суверенного княжества. Они оба утонули в крупных складках каталонских гор, отделяющих Пиренейский полуостров от континента. Поблизости спрятались еще полдюжины поселений — Ордино, Массана, Энкамп, каждое из которых древностью могло поспорить со многими, гораздо более известными, городами.

На самолете полтора часа до Каркасона — крохотной жемчужины южной Франции, и дальше на машине по самым что ни на есть историческим местам, овеянным легендами и подвигами, всякими Песнями о Роланде и Альбигойскими войнами.

Где-то в этих ущельях франки Карла Великого шли биться с сарацинами еще без всяких религиозных подоплек вроде крестовых походов — просто как с гнусными негодяями, посягнувшими на чужое, и возвращались несолоно хлебавши. Где-то рядом сложил свою глупую голову в стычке с хитрыми басками самый известный рыцарь не королевской крови всех времен и народов — Роланд. Не помог бретонскому графу ни рог Олифан, ни меч Дюрандаль. А был бы у него воз с золотишком — глядишь, и ушел бы живехонек.

Спустя четыреста лет эта земля породила ересь альбигойцев и утонула в крови и сгорела в пожарах, порожденных волей истового слуги божьего — Симона де Монфора и его доброго сподвижника — папского легата Арни Амальрика, советовавшего солдатам убивать всех, не обращая внимания на принадлежность к еретикам или к католикам — «Господь своих распознает». Реки крови, костры с несчастными катарами, инквизиторы — все видела эта земля.

Здесь неподалеку, буквально за горой, тот самый Монсегюр — ныне груда камней, оставшихся от старинной маленькой крепости, в которой то ли хранился Грааль, то ли она сама и была Граалем, как сообщил ничего не подозревавшему человечеству крестный папа Анненэрбе — Отто Ран. Сейчас это просто небольшой колхоз, вернее — коммуна, но имя известно каждому, кого будоражит романтический дух средневековых приключений.

Генрих Наваррский, ставший Генрихом IV в этих краях впервые задумался о том, что Париж стоит мессы. Здесь ковался его характер — рациональный и великий.

Столько истории в одном месте — просто удивительно, что здесь еще остались глухие уголки и луга не вытоптаны до базальта бесчисленными туристами. Смотришь и удивляешься — тишь, благодать, тепло и солнечно, будто и не было вокруг ничего такого, о чем говорят старинные летописи.

Мы с Томом проехали несколько городков с поэтичными названиями — Лиму, Куиза, Эспераза — всюду вдоль дороги зеленые поля с редкими французскими колхозниками, добрались до Акса и только теперь въехали в горы, которые все время маячили со всех сторон. Они были волшебны — здешние горы! Иногда исчезающие в низкой облачности, но чаще встающие во всей своей титанической красоте, они звали к себе, манили и требовали полного растворения в преклонении перед своим величием.

Чем глубже мы въезжали в эту славную страну, тем больше мне хотелось стать здешним королем. Пятьдесят тысяч подданных будут у меня как сыр в масле кататься — арабские шейхи обзавидуются!

Если смотреть по карте, то расстояние от Каркасона до Эскальдеса с трудом наберет всего лишь сотню километров, но в горах пути извилисты, подчас до невероятности, и легко могут удвоить, а то и утроить расчетное время. А если еще беспрестанно останавливаться и «дышать воздухом новой Отчизны», как делал я, то можно и забыть, куда ехал. Если бы не Том, короткое путешествие грозило бы затянуться больше чем на сутки. Но благодаря ему мы добрались таки до улицы Карла Великого в Эскальдесе, где расположился офис Banca Privada D'Andorra.

В Андорре все маленькое — домики, улочки, церкви, площади — все, кроме гор. Банки тоже маленькие.

Персен делил комнатку со своим секретарем. Он же помощник, он же казначей банка. Звали парнишку Хоакином, носил он чудесную фамилию Арзак, и был он чуть старше меня. Но очень гордился своим положением в городе — помощник главы одного из крупнейших андоррских банков — едва ли не эти слова были выбиты на его визитке, которую он вручил мне с самого начала.

— Буэнас тардес, сеньор, — секретарь Пьера вежливо привстал из-за своего стола и еще что-то длинно и трескуче пролопотал на испанском или каталанском — на слух и не разберешь.

Мы с Томом переглянулись и синхронно пожали плечами, объясняя друг другу, что ничего не поняли из услышанной скороговорки. Том немного понимал по-французски, но выступать парламентером не решился.

— Но энтиендо, — сказал Том и развел руками.

— Здравствуйте, сеньор Арзак, — решил попытать я свою удачу. — Мне нужен месье…

— А вот и я! — Пьер пухлой молнией влетел в кабинетик и стало в нем совсем тесно. — Закария, дорогой мой, я так заждался тебя, что успел немного проголодаться! Долли звонила еще пять часов назад! Простишь мне эту небольшую слабость?

Он по очереди пожал нам руки и цыкнул зубом на Хоакина.

Вслед за секретарем вышел Том.

— Итак, дорогой Закария, ты, наверное, приехал узнать, как движутся дела по референдуму? — Пьер достал из тумбы под столом бутылку красного вина, с широким горлышком, оплетенную виноградной лозой в виде легкой дырявой корзинки, и головку сыра. — Мой банк — еще и большой держатель здешних вин. Торгуем немного. «Риохо», красное, попробуешь?

— С удовольствием. Пока ехали, успели немного… подсохнуть!

Мы рассмеялись.

Вино оказалось неплохим, чем-то похожим на грузинские «Оджалеши» или «Сигнахи», только полегче.

Недолго, скорее, для соблюдения приличий, чем интересуясь на самом деле, мы поговорили о здоровье и домашних делах и перешли к работе:

— Демократы, через которых я действую, выбрали сегодня утром для голосования четвертое сентября. — Прихлебывая маленькими глотками вино, сообщил Персен. — Времени достаточно, чтобы принять кое-какие меры…

— Что нужно сделать, Пьер?