Царь-Космос - Валентинов Андрей - Страница 14

– Агартха.

Красный командир поглядел на поручика, тот развел руками.

Вновь переглянулись.

– По улицам ходила большая крокодила, – с чувством выговорил один.

Другой чуть подумал, кивнул:

– Она, она в Агартхе жизнь вела.

4

В этот вечер на Манежной было неожиданно людно. Хватало народу и на Тверской, теплая погода выманила людей на улицу, усадили в коляски «лихачей» и блестящие свежей краской «моторы». На углах ждали покупателей продавцы цветов, швейцары замерли в боевой готовности у ресторанных дверей, на все готовые девицы в легких пальтишках фланировали по высохшему за день тротуару.

Документы никто не проверял. Никому не был нужен молодой человек в потертой офицерской шинели.

Поручик поймал себя на странной мысли. Они, Белая Гвардия, проиграли, полностью и бесповоротно. Но если бы победили, если в ноябре 1919-го все же взяли Столицу, стала бы теперь Тверская иной? Сейчас улица принадлежит богачам и шлюхам. А если бы свергли большевиков?

Ответ он знал. Более того, догадывался, что в случае победы никогда бы не попал в самую головку власти, не работал бы за красными стенами Главной Крепости. Отставного офицера, тем более инвалида, конечно бы пристроили, хотя бы в банк к дяде-финансисту. И кем бы он там служил? Для курьерской должности и то не слишком годен.

Выходит, незачем жалеть о поражении? Более того, свою войну поручик, как ни крути, выиграл. Что делают сейчас его бывшие однополчане? «Вчистую уволен от службы и страны…» Он, по крайней мере, дома.

С чужими документами лучше было не рисковать, но поручик все же решился – и выписал себе отпускной плацакарт до Киева. Там жил младший брат, сумевший в конце 1917-го выбраться на юг из Красной Великороссии. Когда начиналась Смута, парень был в старшем классе гимназии. В конце 1918-го он записался в юнкерскую дружину, оборонявшую Киев от Петлюры, потом служил у Деникина, но на фронт не попал, заболев тифом перед самой отправкой.

Жив ли? Здоров? Свободен?

Им обоим повезло. Младший брат уцелел, более того, сумел устроиться на достаточно безопасную должность при городском исполкоме. В начале 1920-го его избрали скаут-мастером подпольной скаутской дружины Киева. «Разведчик весел и никогда не падает духом».

Они собрались на склонах Днепра – разведчики из «Братства костра» и их немногочисленные друзья. Поручика пригласил брат, как самого старшего скаута. Когда стемнело, все, не сговариваясь, достали синие галстуки.

Будь готов!

Невысокое пламя, легкое потрескивание веток в огне, равнодушные холодные звезды в черном весеннем небе.

Пели вполголоса, почти шепотом, но все-таки пели. И костер горел, и пеклась в золе прошлогодняя картошка, и мальчишки, последние скауты Киева, не боялись говорить вслух то, что за что теперь отрывали не языки, а головы.

Кто-то запоздало вспомнил, что забыл икону Святого Георгия, покровителя разведчиков. Тогда поручик достал бабушкин подарок. Живой огонь словно пробудил древний лик. Царь-Космос улыбался в своей каменной темнице.

Уезжать брат категорически отказался. А вот ему, старшему, наставительно советовал эмигрировать. Волчья шкура, считал он, ненадежная защита.

Поручик не спорил. У каждого – своя судьба, свой выбор. Доктор Франкенштейн не зря старался, выращивая Монстра. Настало время пустить его в дело. В Киевском военкомате он получил предписание, и вскоре уже ехал в Ташкент. Красным частям Туркестана требовались командиры с боевым опытом.

Прошло два с лишним года. Кожа Монстра давно окаменела, привычными стали чужое имя и чужая речь. Каждый вечер поручик заново проговаривал все, сказанное за день, пытаясь найти ошибки. Пока обходилось, но сегодня он несколько раз был на грани. Лишние слова, ненужные эмоции. Нельзя! Красный командир, его новый коллега, неглуп и глазаст. Не оступись, Монстр, не подведи творца!

Монстр скалил клыки и рычал, соглашаясь с мудрым доктором. Не подведу, не волнуйся.

Всегда готов!

Уже возле входа в общежитие, поручик внезапно вспомнил, что странные милиционеры встретили сотрудников Техгруппы именно в тот вечер, когда письмо от бдительного товарища Касимова уже лежало в канцелярии Центрального Комитета. Догадаться, куда его передадут, достаточно просто. Случайность?

Товарищ Ким предупреждал не зря.

5

…– И ко всему еще не заварили чай, – резюмировал товарищ Ким.

Возразить нечего – не заварили, даже не вспомнили, не до того было. Однако начальству не объяснишь, оно и слушать не станет.

– Итак, что мы имеем? По всему Центральному Комитету только и разговоров о секте душителей при Научпромотделе, интересующий нас человек мертв, а все, что можете предложить – это сказки бабушки Блаватской. Дорогие товарищи! Всей этой мистикой место исключительно на помойке – под толстым слоем извести.

Все, как и в прошлый раз. Начальство на подоконнике, подчиненные перед ним, плечо к плечу. Не «смирно», но и не «вольно», лишний раз не вздохнешь.

– Надеюсь, больше никогда не услышать от вас ни о Агартхе, ни о Шамбале, ни о парящих в воздухе махатмах. Или я что-то не понимаю?

Черная трубка в руке, в глазах – не пойми что, на губах почему-то улыбка. Вроде бы и не слишком сердится.

– Что скажете?

А что сказать?

Доклад о случившемся был написан еще вчера, поэтому была надежда, что к утру разберутся, утихнут. Где там! Чуть ли не каждую четверть часа в комнату заглядывали незнакомые физиономии. Якобы по ошибке, дверью промахнулись. Посмотрят, усмехнутся со значением, покивают сочувственно.

Гриша Каннер звонил трижды. Среди прочего пересказал слух, будто бы сам товарищ Троцкий привселюдно поинтересовался, что за чудеса творятся в аппарате ЦК? После такого можно было ожидать чего угодно, и прежде всего вызова к непосредственному начальству. Но товарищ Ким явился сам. Кивнул с порога, взглянул вопросительно.

– Кто первый?

– Я первый, – ротный глубоко вздохнул, шагнул вперед. – Товарищ Ким! Думаю, догадка товарища Вырыпаева об этой… Агартхе правильная. Я, конечно, не Нат Пинкертон и даже не Ник Картер, но вот чего выходит. Игнатишин – тот еще фрукт. Интеллигент, мистик и все такое, но знал он о чем-то серьезном. Не об этих ваших маха… махата…

– Махатмах, – негромко подсказал начальник.

– Так точно. Не верю я, чтобы Касимов такой, извиняюсь, дурак, чтобы на всякую Блаватскую купиться. И другие тоже не дураки – те, что письмо отследили. А что человек от инфаркта помер, так это еще не доказательство. Сунули рабу божьему револьвер под нос, а он с непривычки…

– Отставить!.. Садитесь товарищи.

Рука с трубкой нырнула в карман. Товарищ Ким улыбнулся:

– Верно сказали. Вы – не Нат Пинкертон, и я тоже. Этим делом займется, кто положено. Я только что говорил с товарищем Сталиным. Мнение у нас одно – вы оба действовали абсолютно правильно.

Молодые люди, явно ожидавшие иного, переглянулись.

– Особенно товарищу Сталину понравилось, что вы пошли в музей, сразу же, как прочитали письмо. Он считает, что у вас неплохая интуиция. А что опоздали – не ваша вина. Чья, будем разбираться, а вы работайте дальше. На болтовню не обращайте внимания, у нас в ЦК любят чесать языки. Вопросы?

На этот раз первым успел батальонный:

– Товарищ Ким! А как же дело Игнатишина? А вдруг там и в самом деле что-то серьезное?

Начальник покачал головой, прикусил зубами черную трубку.

– Никакого дела нет – и не было. Забудьте. Считайте, что это приказ.

На это раз никто не шутил.

Глава 3. Высшая мера

1

Легко ли уходить в смерть? Дурацкий вопрос – как раз для самоубийцы с намыленной бельевой веревкой на шее. Но и тот трижды подумает, прежде чем табурет ногой отпихивать. Разве что в атаке, самогона хлебнув и речь комиссарскую выслушав. Бежишь, орешь, «мосинка» в руках легкая, словно из бамбука. «Бей контру, коли! За власть Советов!..»