Свой среди волков - Эллис Шон - Страница 2

Проснувшись вновь, я обнаружил, что Бесс, старший пес, стоит прямо надо мной. Он смотрел на дверь. Как только я шевельнулся, он тут же перевел глаза на меня и поднял бровь. С первого взгляда мне стало ясно — случилось что-то из ряда вон выходящее. Его пасть была приоткрыта, с языка капала слюна. Остальные псы лежали, свернувшись, по бокам от меня. Как правило, Бесс всегда находился там же, среди них. Со двора доносился ужасный гвалт, в котором я различил голос дедушки, выкрикивающий мое имя. Мне тогда было лет шесть или семь, не больше, но эти воспоминания необычайно свежи до сих пор. Теперь я понимаю, что они для меня послужили началом долгого пути, длиной в целую жизнь.

Как выяснилось, Бесс укусил одного из работников фермы. Рука бедняги была кое-как перевязана носовым платком, на котором проступали пятна крови. С уст его сыпались горькие упреки. Он вошел в сарай, чтобы взять бензопилу, лежавшую на полке прямо у меня над головой. При этом ему и в голову не пришло осторожничать с собаками — ведь они хорошо его знали. Да и от Бесса никто подобного не ожидал: пес прожил на ферме много лет, и прежде ни разу не случалось, чтобы он напал на человека. Пострадавший был вне себя от возмущения. Однако мой чудеснейший, мудрейший дед ухитрился как-то уладить это дело, не доводя до крайности. Как и его отец, он всю свою жизнь провел рядом с животными и сразу догадался, что же на самом деле произошло. Я настолько сроднился с местными собаками, что Бесс, как старейшина этой стаи, считал меня одним из ее членов, и юнцом к тому же. А тут работник неожиданно и бесцеремонно ввалился в сарай, разбудив его, да, пожалуй, и всех остальных псов, а потом еще и затеял какие-то странные движения вблизи от меня, спящего. Бесс подумал, что я в опасности, и кинулся защищать меня единственным способом, который знал, — так же, как его дикие собратья защищают своих детенышей.

Дедушка решил, что в целях всеобщей безопасности следует прекратить мои ночные экскурсии в сарай. Однако он понимал, что собаки играют в моей жизни очень важную роль и для сохранения моего душевного равновесия придется завести домашнего пса, который будет спать рядом со мной по ночам.

На соседней ферме как раз появились щенки, и вскоре после того неприятного происшествия мы с дедом отправились выбирать мне собаку. Никакого автомобиля у нас не было. Мой дедушка был простым фермером и едва сводил концы с концами. Многое из того, чем мы питались, давала нам сама природа. Мы ходили стрелять зайцев и кроликов, голубей и фазанов, но меня всегда учили умеренности в охоте, уважению к животным и умению брать не больше, чем нужно, чтобы не нанести вреда их численности.

Я знал, как выпотрошить зверя и выбросить внутренности, чтобы ими смогли полакомиться другие обитатели леса. Я нисколько не тревожился, убивая для ужина кроликов или зайцев и снимая с них шкурки. Жизнь и смерть были всего лишь естественными составляющими дикой природы — как, во многом, и наша ферма.

Я сказал — новорожденные щенки находились по соседству, но в нашем тогдашнем мире соседями назывались те, кто жил на расстоянии одного дня пути. Мы вышли из дому, едва рассвело. Было морозное утро. С каждым выдохом в воздух вылетало облачко пара. Я был одет в теплые куртку и ботинки, а в моей охотничьей сумке лежали холодный чай и бутерброды, которые бабушка собрала нам в дорогу. Долгие переходы были для меня делом привычным. Дед частенько брал меня с собой в гости — по делу или просто так, повидать соседей. Я получал истинное удовольствие от наших совместных прогулок. На окрестных фермах не было других ребят, с которыми я мог бы играть. Я не знал ни телевидения, ни видеоигр — ничего из того, чем развлекаются современные дети. Многие мили отделяли нас от остального мира. Все, что у меня было, — это я сам, мои дедушка и бабушка, собаки и животные, жившие на ферме и вокруг нее. Иногда, как мне сейчас кажется, ненадолго откуда-то появлялась моя мать, но это случалось очень редко, а что до отца, то о нем я вообще никогда ничего не слышал.

Но я вовсе не чувствовал себя несчастным или обделенным. Я обожал дедушку и бабушку, и не было случая, чтобы мною пренебрегали. Мы с дедом часто бродили по округе в сопровождении собак. Не пройдя и сотни шагов, он непременно останавливался, чтобы показать мне что-нибудь интересное. Это могла быть любая примечательная вещь — например, покинутое гнездо в зарослях, — тогда я слушал историю о птицах, которые его оставили: сколько птенцов они вывели, как далеко простиралась их территория. Он рассекал гнездо ножом, чтобы я мог оценить мастерство, с которым оно построено. Увидев разбитое птичье яйцо на земле, мы предполагали, как такое могло произойти: возможно, его стащил из гнезда какой-нибудь зверек? Или же дед поднимал с древесного пня совиный катышек и разламывал его, обнаруживая внутри крошечные обломки костей — все, что осталось от грызунов, которыми великий хищник ужинал нынешней ночью.

Иногда он приказывал мне закрыть глаза, а потом спрашивал, что я слышу. Удивительно, но даже если до этого я думал, что вокруг совсем тихо, в такие моменты выяснялось, что на самом деле со всех сторон несется оглушительный шум! Птицы громко пели и чирикали, стрекотали и жужжали насекомые, мелкие зверушки с шорохом бегали в траве. Издалека доносилось блеянье овцы или мычание коровы — так много звуков и песен, самых разных! Бывало, мы отыскивали по всяким приметам кроличью нору. Находили и угадывали следы оленей и других животных, оставленные в грязи. Каждую прогулку дедушка превращал в приключение, полное необыкновенных, волнующих открытий. Я обожал слушать, как он, со своим норфолкским акцентом, рассказывает, какие ягоды предпочитают разные птицы и почему лиса убивает больше, чем она может съесть или унести с собой. А еще, по моей просьбе, он мог поведать о тех временах, когда он сам был маленьким, примерно как я сейчас. Это были истории о совсем другой жизни, не такой, как теперь. Ведь тогда еще не было всех этих современных удобных вещей вроде холодильника, трактора или электричества, и люди убирали урожай серпами, а коров доили вручную.

Приходя в гости к соседям, дедушка никогда не брал меня с собой в дом. Я оставался снаружи вместе с собаками, а он отправлялся внутрь, повидать хозяина. Иногда визиты затягивались на несколько часов — пока приятели не спеша распивали бутылочку-другую крепкого портера, — но я всегда ждал спокойно и терпеливо. Мне никогда даже в голову не приходило скучать или жаловаться — ведь я почти боготворил этого человека. Его авторитет был для меня непреложным, и ничего в мире я так не жаждал, как его одобрения. К тому же я твердо знал: не важно, сколько времени дед отсутствует — он обязательно вернется. Внезапно появится на пороге со словами «Пошли, малыш», — и моя рука скользнет в его огромную, грубую ладонь. Мы двинемся в обратный путь, чтобы по дороге найти множество новых, удивительных вещей, безусловно стоящих внимания, и нашим разговорам не будет конца.

Точно так же в один прекрасный день мы пришли за щенком. Дед и хозяин соседней фермы тепло поприветствовали друг друга словно сто лет не виделись, и скрылись в глубине сарая, где пряталась мать с потомством. Я остался во дворе один. «Подожди тут, — было сказано мне, — я сейчас вернусь». И вот, не задавая вопросов и изо всех сил подавляя жгучее желание как можно скорее увидеть малышей, я выбрал себе местечко поудобнее и сел.

Внезапно дверь сарая распахнулась, как от порыва ветра. Оттуда выскочила огромная собака и с яростным лаем бросилась ко мне. Ее уши были прижаты к голове. Я хорошо понимал, что встретил отнюдь не теплый прием, и продолжал сидеть неподвижно, не поднимая рук. Я не испугался — на ферме Бесс и другие псы часто кидались на меня, но как бы враждебно ни звучал их лай, я всегда сохранял спокойствие, зная, что стоит им только меня обнюхать и злость уступит место дружелюбию. Шерсть у собаки стояла дыбом, хвост был напряжен. Подбежав поближе, она зарычала, показывая зубы. Сидя все так же тихо, я позволил ей обнюхать мои ноги, руки и голову. Рычание прекратилось. Тогда я поднял ладони, пахнущие сыром от дорожных бутербродов. Она облизала их и посмотрела на меня уже совсем кроткими глазами. Я начал чесать длинный мех у нее под подбородком. Это явно доставило ей удовольствие: она села рядом, прижавшись ко мне, чтобы мне сподручнее было гладить ее шелковистую шкуру.