Сицилийские страсти - Лайонз Вайолетт - Страница 21

Стараясь взять себя в руки, она сделала очередной глоток вина.

— И когда же это я тебе лгала? — вызывающим тоном поинтересовалась Роберта.

С подчеркнутой обстоятельностью Франческо поставил бокал на стеклянную поверхность кофейного столика и, наклонившись вперед, начал перечислять:

— Когда уверяла, будто любишь спагетти, тогда как на самом деле ты их ненавидишь. Когда говорила, что не боишься летать самолетом и что делала это много раз. — Он старательно загибал пальцы. — Когда сказала, что тебе понравился купленный мною золотой браслет, тогда как ты предпочитаешь украшения из серебра. Когда…

— Довольно! Я тебе верю!

Так, значит, он действительно знал. Что же она еще ему говорила?

Говорила, будто ушла из-за того, что ему нужна не она, а принадлежащий ей участок земли. Что ж, это было правдой… до некоторой степени. Говорила, что ненавидит его… и так оно и было. По крайней мере, на тот момент. Говорила…

— И когда говорила, что не имеешь ничего против того, чтобы наш брак на некоторое время оставался тайным.

— Что?!

Кровь отхлынула от ее лица, глаза потрясение раскрылись — и Роберта ничего не могла с этим поделать. Оказывается, он обо всем знал еще тогда, несмотря на ее твердую уверенность в обратном.

Но как обидно было не иметь возможности поведать всему миру о браке, которым Роберта так гордилась, или носить на пальце обручальное кольцо. В тот момент, когда Франческо надел его и священник объявил их мужем и женой, ей показалось, что она умрет от радости, настолько кружилась у нее голова. Каких безумных усилий стоило ей спрятать кольцо в шкатулку с драгоценностями до лучших времен, пока не появится возможность носить его на людях!

— Ты сказал, что это необходимо из-за отношений твоего отца с моим дедом… Из-за какой-то там старой вражды между ними.

— Не из-за какой-то. Вражде между нашими семьями уже много десятилетий. А также из-за нездорового внимания, которое проявила бы к этому браку жадная до сенсаций пресса. Нечто вроде того, чему ты оказалась свидетельницей в последние два дня.

Это звучало весьма правдоподобно. Вспомнив, во что превратилась ее жизнь после того, как Сайлас сообщил прессе о присутствии в доме Франческо, Роберта сейчас легко поверила в разумность попытки избежать чего-то подобного.

— Послушай, насчет этой пресловутой вражды между нашими семьями… — осторожно начала Роберта. — В чем именно она заключалась?

— Да как тебе сказать?.. В том, что больше всего любят сицилийцы, — ответил он с язвительным намеком на ее же недавние слова. — Земля в первую очередь, деньги во вторую… и потом уже женщины.

Тон, каким были сказаны эти слова, заставил ее внутренне содрогнуться, хотя его версия причин вражды была похожа на правду. Роберта и сама слышала похожие высказывания от деда незадолго перед его смертью. Но она знала, что у Франческо были и личные причины скрывать их женитьбу.

Он не хотел, чтобы о его браке по расчету узнала Луиза Каэтано и ее отец, собираясь как можно скорее освободиться, с тем чтобы жениться на этой девушке и объединить ее состояние со своим собственным.

В первую очередь земля, во вторую — деньги и только в третью — женщины.

— Какая жалость! Как же ты раньше не догадался убедить меня в том, что наши семьи вечно останутся заклятыми врагами? — воскликнула Роберта, пытаясь заглушить боль, причиненную этой мыслью. — Тогда никакого брака не было бы и мы с тобой оба были бы гораздо счастливее!

— Ты так думаешь?

— Уверена!

С запозданием вспомнив о его заверении, что он всегда знает, когда она лжет, Роберта поспешно опустила взгляд, уставившись в бокал с остатками темно-красного вина на дне. Однако внезапно пришедшая в голову ужасная мысль заставила ее вновь поднять глаза.

— Если, конечно, ты сам не убежден в этом! Это так, Франческо, да? Не мстишь ли ты таким образом за честь своей семьи? Не женился ли ты на мне только для того, чтобы, получив землю, тут же развестись, бросить меня, опозорить?..

Резкий звук поставленного на кофейный столик бокала прервал ее тираду. На этот раз бокал разбился, разлетевшись вдребезги, а находившееся в нем вино образовало лужицу, по цвету напоминающую свежую кровь.

Не обращая внимания на подобные мелочи, Франческо вперил немигающий взгляд в побледневшее лицо Роберты.

— Если ты действительно так думаешь, то просто с ума спятила, — возразил он спокойным, каким-то обыденным голосом, так контрастирующим с его порывистым жестом. И от этого Роберта опасливо вжалась в кресло.

— Я… — начала было она, но Франческо не пожелал ее выслушать.

— Кроме того, могу напомнить, что инициатором разрыва была именно ты, а вовсе не я. Да еще в мое отсутствие, не дав мне никаких шансов выступить в свою защиту. Вряд ли это подтверждает твою теорию.

— Ну разумеется… Иначе ты приполз бы ко мне на коленях, не так ли? — с издевкой спросила она. Страх, что Франческо может стать известно то, что известно ей, привел Роберту в такое состояние, что она уже не думала о словах.

Искушение высказать все ему в лицо казалось почти непреодолимым, однако гордость не давала ей сделать это. Достаточно было и того, что он обманул ее, воспользовался ею в своих целях. Если же Франческо узнает, что ей ведомо и о его планах насчет Луизы, то ее унижение станет просто невыносимым.

— Ты стал бы умолять простить тебя? Вернуться к тому, что было?

Лицо Франческо было настолько напряжено, что казалось высеченным из мрамора. Даже глаза казались непроницаемыми, как у статуи, и прочесть их выражение не представлялось возможным. Однако на правом виске, как раз в том месте, которое он недавно массировал пальцами, билась набухшая вена, показывая, какую напряженную борьбу с самим собой приходится ему вести.

— Что ж, поскольку тебя там уже не оказалось, ты так и не узнала ответа на свой вопрос. И больше уже никогда не узнаешь.

Резким движением Франческо поднялся и направился к двери, ведущей в спальню.

— Господи помилуй, неудивительно, что у меня болит голова! Что меня действительно удивляет, дорогая… — Употребив это столь нежно звучащее обращение, Франческо ухитрился не вложить в него ни капли тепла, — так это то, что в твоем присутствии по-другому не бывает. Ты заставляешь меня жалеть о том, что я вообще вернулся в Англию.

— Это чувство, дорогой… — ответила Роберта не менее «ласково», — это чувство взаимно. Ты даже представить не можешь, насколько я сожалею о том, что ты вновь появился в моей жизни.

— Что ж, к несчастью, я это сделал… И пока, видимо за мои грехи, мы вынуждены быть вместе.

Внезапно, к ее крайнему изумлению, выражение .холодной ярости на лице Франческо куда-то исчезло, и, запрокинув голову, он громко рассмеялся. Но в этом смехе не было ни теплоты, ни настоящего веселья, от него веяло таким холодом и цинизмом, что Роберта внутренне содрогнулась.

— Какая досада, что мы с тобой здесь одни, без свидетелей. В противном случае, моя дорогая женушка, у нас была бы прекрасная возможность публично объявить о разрыве, которого мы оба так желаем. И сейчас даже более чем когда-либо. Однако, к нашему несчастью, нужная нам аудитория отсутствует, так что, боюсь, придется нам потерпеть друг друга еще немного.

Усталым жестом Франческо потер кулаками глаза.

— А сейчас я иду спать, — заявил он тоном, не допускающим никаких возражений. — В кровать. И это не подлежит обсуждению.

На этот раз Роберта не решилась спорить и, не произнеся ни слова, осталась сидеть, где сидела. Стоило ей сказать хоть что-нибудь не то и, учитывая настроение, в котором находился сейчас Франческо, можно было нарваться на неприятность, по крайней мере словесную.

Но это отнюдь не означало, что такое положение вещей ее устраивает.

Услышав, как Франческо, войдя в ванную, отвернул кран душа, Роберта позволила себе немного расслабиться и обдумать создавшееся положение.

Она могла занять диван, который перед этим предлагала Франческо. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что тут муж оказался прав: будучи весьма элегантным на вид, диван не слишком годился для спанья. Он был слишком коротким даже для ее, более субтильной, чем у него, фигуры.