Волчий вой - Срибный Игорь Леонидович - Страница 2

           Звери же, чувствуя наступление этой поры каждой клеточкой своего тела, в давние времена уходили в плавни, к теплому морю, где пережидали ее, лакомясь сусликами и хомяками, охотясь в лиманах и ериках на ондатру и бобра.

           И в эту зиму вожак стаи – старый, побывавший во многих сражениях волк, носивший в своем теле наконечник стрелы и свинцовую пулю, полученные от людей, переживший на своем волчьем веку уже девять жестоких зим, повел стаю к морю.

           Но, видимо, и мать-природа ополчилась нынче против своих детей – волков. Не прошли они еще и четверти пути к морю, как обрушилась на землю пурга. Мутная снежная пелена нависла над степью, закручиваемая свирепыми порывами ветра. Воздух промерз разом настолько, что волчье дыхание, вырываясь из ноздрей, тут же схватывалось инеем. Шерсть на заострившихся от голода мордах заиндевела и торчала сосульками в разные стороны.

           Звери шли, тяжело поводя запавшими боками,  вдоль которых, сквозь обвисшую клочковатую шкуру выпирали крутые ребра, шатаясь от усталости, подпирая друг друга плечами и едва не сбиваемые с ног порывами ветра. Шли туда, куда вел вожак, подчиняясь его воле и его опыту. Жесткая колючая поземка швыряла им в морды охапки мелких кристаллов льда, сбивая дыхание и чутье, ослепляя и заставляя все ниже и ниже опускать головы к земле. И, казалось, не будет конца этой невыносимой муке, этому бесконечному пути.

           Вожак, как и все волки стаи, голодный и уставший, ослепленный снежными зарядами, перед сумерками повел стаю в глубокий овраг, который раньше они всегда обходили стороной, с намерением переждать там ветер и дать отдохнуть волкам. Там можно было зарыться в глубокий снег и, прижавшись друг к другу, согреться. В прежние времена волки могли идти всю ночь, но голод и холод зимы нынешней обессилили стаю, и вожак решил дать ей отдых.

          Скользя и падая на крутых откосах, волки быстро спустились на дно оврага, и в густом кустарнике сбились в кучу, пробивая своими телами толщу снега. Вскоре, укрытые снежным пологом, согревшиеся в тесноте костлявых тел, измученные долгим переходом, звери погрузились в тяжелый беспокойный сон.

          И не чуяли звери другой беды, кроме лютого холода, который заглушил своей безжалостностью и беспросветностью даже непреходящее чувство голода.

ГЛАВА 2

          На рассвете Бидайхан вывел свой чамбул  из балки, в которой всадники провели ночь. Укрытые теплыми стегаными попонами из верблюжьей шерсти, накормленные овсом лошади,  несмотря на непогоду, хорошо отдохнули и вынесли седоков на гребень балки одним махом.

          Ветер стих и только глубокие сугробы да крепкий морозец напоминали о кошмаре последних суток. Было еще пасмурно, но сквозь рваные разрывы набухших снегом туч, кое-где уже просматривались лоскуты голубого неба.

         Бидайхан осмотрел степь от края до края, но не увидел ничего опасного. Да и что могло быть опасного для его отряда в степи после такой метели, когда все живое прячется от лютого холода и забивающего дыхание ветра со снегом. Степь простиралась перед взором Бидайхана, словно огромная белая кошма, раскинутая всадником для отдыха - сколько видел глаз – только бескрайняя снежная пустыня.

         Ночь, которую провели всадники Бидайхана в очень кстати подвернувшейся на пути балке, дала отдых и коням, и людям. И теперь, испив горячего терпкого чая, заправленного молоком кобылиц и кусками курдючного сала, дававшего силу и бодрость,  воины готовы были идти дальше, по пути известному только их предводителю и его правой руке - Тунгатару.

         Бидайхан кивком головы подозвал к себе лучшего своего харабарчи  Айсулу и, когда тот резко осадил коня около хозяина, приказал ему идти с его разведчиками  вперед до излучины реки Чагамлык, где и ждать основные силы, а в случае опасности – прислать гонца. Айсулу кивнул кудлатым малахаем , ловко сидящим на его обритой налысо голове, и, развернув коня, легким наметом поскакал в степь. За ним, не ожидая приказаний, отправились трое его разведчиков. Вскоре поднятая копытами коней снежная пыль скрыла их от взоров воинов Бидайхана.

         Тунгатар, по прозвищу «Карыскыр»   – неизменный помощник и советник Бидайхана, приходился ему дальним родственником. Он был старше своего бека лет на 15 и провел всю свою жизнь в походах и битвах. Его воинским искусствам поражались и крымский хан, и коварные в бою степняки половцы, и дерзкие и отважные казаки-запорожцы. Тунгатар исходил степь вдоль и поперек и знал на ее просторах все тропинки и дороги, все овраги и курганы, все опасные места и места, пригодные для стоянок и отдыха. Он и подготовленная им группа воинов – личная охрана бека, могли рубиться двумя саблями с несколькими противниками сразу, могли стрелять из лука и из ружья на скаку, неизменно попадая в цель, могли метать ножи и короткие метательные копья – найзы.. Могли  несколько дней, не сходя с коня, обходиться без воды и пищи, спать в снегу, завернувшись в свалянную из верблюжьей шерсти кошму, могли и многое другое, необходимое воину-степняку, чтобы выжить в этом жестоком мире. Тунгатар не имел семьи, не имел очага, где его бы ждали и лелеяли, не имел никаких привязанностей, кроме своих воинов и своих лошадей, и жил только в войне и для войны.

          Из всех противников, с которыми ему довелось биться в степи, он уважал только казаков, считая их братьями по крови, равными по воинской доблести и отваге. Когда ногайцам приходилось сражаться в союзе с казаками против поляков, литовцев либо крымских татар, Тунгатар – Карыскыр всегда был уверен в своих соседях, зная, что казаки никогда не побегут, не бросят соседей в беде, а будут биться до конца, даже, если придется в бою положить жизнь. Он всегда говорил молодым воинам: «Казак – он как ярганат ! Появляется из ниоткуда, наносит удар и исчезает в никуда. Казак – уважаю».

          Всех остальных представителей иноземных армий и просто бандитских шаек, во множестве слоняющихся по степи, Тунгатар называл коротко – «суйкын» . Таков был Тунгатар – великий воин.

          Как ни уважительно относился к казакам Тунгатар, степь диктует свои законы. И главный из них – выживает сильнейший. Если не можешь защитить свою жизнь – ее отнимут. Если не можешь защитить свой очаг – его разорят. Если не можешь защитить свой скот и свое имущество – его отберут.

          В эту зиму, как не следили за своим табуном кочевники, морозы, волки и бескормица сделали свое черное дело, выкосив треть табуна. А на весну были у хана Орды Аюка какие-то особые планы, о чем сообщил Бидайхану гонец, вместе с требованием иметь каждому воину по три зоводных коня. И по  предложению Тунгатара, пользуясь установившимися холодами, притупляющими бдительность стражей, Бидайхан решил угнать табун у казаков, застава которых располагалась в широкой пойме у впадения Чагамлыка в Азовское море. Казаков постоянного состава там было не много – 20-30 человек, остальные находились в степных дозорах и в пикетах  на сторожевых курганах. Причем, служба у казаков блюлась строго – положено отправлять конные разъезды в степь ежесуточно, будут отправлять, хоть бы и потоп в степи начался. Положены посты на курганах – будут стоять, хоть бы и пал по степи прошел и всю степь выжег. В такую погоду, думал Бидайхан, вряд ли казаки изменили своим правилам и решили отсидеться в тепле на заставе. А значит, будут они в степи, а на заставе, называемой казаками «радутой», будет человек 5-6 воинов, да обслуга – джуры, да коноводы.

        Тунгатар, обсуждая с беком план предстоящей операции, настолько был уверен в успехе, что предложил не брать с собой в поход огнестрельное оружие, чтобы максимально облегчить воинам путь-дорогу. К тому же, как истинного степняка, привыкшего метать копья, которые всегда под рукой, его тяготила длительность перезаряжания пищалей и пистолей и необходимость таскать с собой тяжелый запас свинцовых пуль и пороха.