Джесс - Хаггард Генри Райдер - Страница 54

— Вы сущий дьявол, Фрэнк Мюллер, но вы меня этим не запугаете. Я скорее сама наложу на себя руки! Я уповаю единственно на Господа Бога, а с вами просто не желаю иметь никакого дела! — Повторив это, она закрыла руками лицо и горько зарыдала.

— Какая вы хорошенькая, когда плачете! — заметил он, смеясь. — Надеюсь, я завтра же смогу осушить ваши слезы своими поцелуями. Итак, как вам угодно. Эй, вы! — крикнул он бурам, стоявшим в отдалении. — Подойдите сюда!

Буры повиновались, и он принялся раздавать им приказания, схожие с теми, какие получили буры, сторожившие старика. Распоряжения его состояли в том, чтобы Бесси была отведена в другое свободное помещение сарая и изолирована от всякого общения с внешним миром. При этом он прибавил:

— Попросите бюргеров собраться в сарае для суда над англичанином Крофтом, посягнувшим на измену государству и покусившимся на убийство одного из граждан во время исполнения последним приказаниям триумвирата.

Буры подошли и схватили Бесси за руки. Совершенно истомленную и обессиленную, ее отвели в другое свободное помещение сарая, служившее, подобно первому, кладовой и наполненное рассыпанным картофелем, а также мешками с мукой. Затем она расслышала, как щелкнул за нею замок.

В помещении, в котором была заключена Бесси, не было никаких окон, и свет проникал лишь через дверные щели и отверстие в задней стене. Несчастная девушка в изнеможении опустилась на один из мешков с мукой и принялась размышлять о своем горестном положении. Первой ее мыслью было бежать, то она тотчас рассудила, что это невозможно. Массивная дверь отделяла ее от выхода, а кроме того, там стоял часовой. Она поднялась с места и взглянула в отверстие в задней стене, но и здесь также увидела часового. Тогда она обратила внимание на отверстие в боковой стене, отделявшее ее собственно от сарая. Стена эта была сложена из кирпичей и в одном месте треснула, так что Бесси не только могла слышать, что говорилось на той стороне, но также и видеть, что там происходит. Впрочем, стена эта была слишком толста, чтобы поддаться ее усилиям, которые были бы даже и бесполезны, так как внутри сарая стояли вооруженные люди. Да наконец, разве у нее хватило бы духу бежать и покинуть дядю на произвол судьбы?

Глава XXIX

Приговоренный к смерти

В пыльном и душном помещении, занимаемом Бесси, на некоторое время водворилась тишина, нарушаемая лишь мерным звуком шагов часовых да шумом изредка падавших со стен сгоревшего здания кирпичей. Вследствие близости пожара, а также по причине накаленной солнцем железной крыши сарая в комнате Бесси стояла нестерпимая жара, от которой она просто изнемогала. Свежий воздух проникал лишь через щель, образовавшуюся в стене, чем и воспользовалась девушка, усевшись прямо против отверстия на сквозняке. С этого места она могла также наблюдать и за тем, что происходило по ту сторону стены. В эту минуту вошли несколько буров и принялись прибирать смежное помещение. Они вытащили из сарая все находящиеся там экипажи, оставив лишь открытую повозку с широкими бортами, окованными железом. Повозку эту они установили вдоль стены, противоположной той, через которую смотрела Бесси. К ее же стене придвинули небольших размеров шотландскую телегу. Все это время они, не переставая, чему-то громко смеялись. Затем откуда-то появилась скамейка, которую они примкнули к наружной стене. Тут только Бесси поняла смысл всех этих приготовлений: стало ясно, что буры устраивали помещение для суда, и принесенная скамейка изображала собой не что иное, как председательское кресло. Очевидно, Фрэнк Мюллер и в самом деле намеревался привести в исполнение свою угрозу.

Немного погодя начали поодиночке собираться прочие буры и со смехом и прибаутками усаживаться в два ряда по краям повозки. Среди них находился Ханс Кетце с головой, перевязанной платком. Он был бледен и дрожал всеми членами. Наконец показался и сам Фрэнк Мюллер, бледный как полотно и казавшийся ужаснее, чем когда-либо. При его появлении шутки и разговоры разом смолкли.

Мюллер быстрой и решительной походкой вошел в импровизированную залу суда и тотчас же сел на скамейку, держа между коленями ружье. Наступила мертвая тишина, а несколько минут спустя Бесси увидела дядю, ведомого под руки двумя вооруженными бурами. Буры почтительно остановились посреди сарая в двух шагах от скамейки. В это же время Ханс Кетце уселся в шотландскую телегу, а Мюллер вытащил записную книжку и карандаш.

— Слушайте! — воскликнул он. — Мы собрались сюда, чтобы судить англичанина Крофта. Он обвиняется в том, что словом и делом, а в особенности постоянно развевавшимся над усадьбой английским флагом, уже после заключения перемирия, явно доказывал всем свою приверженность Англии и измену республике. Обвиняется он также и в том, что совершил покушение на жизнь бюргера при помощи заряженного ружья. Если эти обвинения подтвердятся, то, согласно военным законам, он должен быть подвергнут смертной казни. Обвиняемый, что вы можете сказать в свое оправдание.

Старик Крофт, казавшийся совершенно спокойным и вполне владевший собой, взглянул на судью и отвечал:

— Я английский под данный. Я защищал свой дом после того, как вы убили одного из моих слуг. Я не признаю вашего суда и отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

Фрэнк Мюллер сделал какие-то пометки в записной книжке и затем произнес:

— Я не могу согласиться с возражением обвиняемого относительно юрисдикции нашего суда. Что же касается отдельных пунктов обвинения, то мы прежде всего должны их подтвердить свидетельскими показаниями. Обвинение по первому пункту едва ли требует доказательств, ибо все мы видели развевающийся флаг. По второму же пункту пусть говорит Ханс Кетце, то есть именно тот бюргер, на жизнь которого было произведено покушение. Ханс Кетце, клянетесь ли вы именем Бога и республики говорить правду и одну только правду?

— Клянусь Всемогущим Богом, да! — отвечал Ханс с повозки, на которой величественно восседал. — И да поможет мне в этом Господь!

— В таком случае говорите.

— Я только собирался войти в комната обвиняемого, чтобы арестовать его согласно приказанию вашей милости, как вдруг обвиняемый навел на меня ружье и выстрелил. Пуля оцарапала мне ухо, причинив жестокую боль и заставив меня потерять много крови. Вот все, что я имею сказать.

— Это правда! Это не ложь! — послышались голоса с повозки.

— Обвиняемый, не желаете ли вы предложить какой-либо вопрос свидетелю?

— Я ни о чем не желаю спрашивать свидетеля; я не признаю вашего суда, — гневно заявил старик.

— Обвиняемый отказывается от опроса свидетеля и вновь указывает на неправильность нашей юрисдикции, каковое возражение я отвергаю. Господа, находите ли вы необходимым еще какие-либо доказательства?

— Нет, нет!

— Значит, вы признаете обвиняемого виновным по обоим пунктам?

— Да, да, — послышалось с повозки.

Мюллер что-то пометил в своей записной книжке и продолжал:

— Если обвиняемый признан вами виновным в измене республике и покушении на жизнь бюргера, то нам остается лишь решить вопрос о наказании, которому следует подвергнуть человека, уличенного в столь тяжких и возмутительных преступлениях. Пусть каждый из вас выскажет свое мнение, взяв в соображение с одной стороны то, что ему повелевает совесть, с другой — то, что ему подскажет сердце. Как начальник и председатель суда, я первым обязан подать свой голос, при этом я считаю долгом предупредить вас, господа, что на мою долю выпала весьма тяжелая ответственность перед Богом и моей родиной. А потому я советую вам не увлекаться моим личным мнением, ибо я, как и каждый из вас, всего лишь человек, а человеку свойственно ошибаться!

— Слушайте, слушайте, — пронеслось среди присутствующих, и даже сам Фрэнк Мюллер на несколько мгновений умолк, чтобы насладиться впечатлением, произведенным блестящим началом его речи.

— Милостивые государи, граждане республики, лично я склоняюсь… к помилованию! Обвиняемый — старик, проживший среди нас многие годы, и мы все привыкли видеть в нем брата. Хоть он и кровный англичанин, но всегда был одним из лучших представителей и патриархов страны. Неужели у нас хватит духу приговорить его к безвременной могиле, в особенности когда все мы знаем, что на его попечении находятся две племянницы?