Алмазный венец севера - "Larka" - Страница 87

Замечали ли вы, что дети и старики куда проще и быстрее понимают друг друга, нежели так называемых взрослых? Малыши воспринимают открытым сердцем распахнувшийся перед ними во всём своём цветущем великолепии мир — и счастливы этим восторгом. Однако, чуть повзрослев, они берутся за так называемый ум и принимаются суетиться в попытках достичь того-сего. А потом… потом большинство из них, кому посчастливится уцелеть от набитых шишек, мудреют. Да-да, не просто набираются пресловутого житейского опыта, а именно становятся мудрыми. Но лишь с тем, чтобы на этот раз снова отринуть сиюминутные дёрганья разума — и уже вновь принимать мир всем своим настрадавшимся сердцем…

Под балконом с позвякиванием доспехов проследовала вахта ночной стражи, и сидящий наверху одинокий поручик проводил тех едва замечающим взглядом. Как же одиноко и горько сидеть вот так, посреди огромного чужого города — и ощущать своё бессилие что-то изменить.

Нет, за себя Ларка даже не волновался. В конце-то концов, вечно жить он и не рассчитывал. Рано или поздно безносая настигнет нас… и пожалуй, лучше уж так, в хорошей драке — вцепившись зубами в горло врагу, со славой подвести итог всему и вся. Что ж, дело солдатское!

А вот за двух девчонок стоило крепко подумать и даже встревожиться. Вернее, за двух с половиной — малышка-домовёнка угомонилась только сейчас, приводя в порядок хозяйские пожитки в коридоре гостиничного номера.

Периодически малышка звонко чихала от пронизывавшего всю столицу наподобие зловонного облака ощущения святости — однако в ответ на шутливую сентенцию лучшее средство от простуды это чай с малиной и ночь с мужчиной с ворчанием заявила, что в этом дурацком городе проще кабак приличный найти, нежели означенного мушшыну её рода. Она ворчала и разорялась бы ещё долго, но тут оказалось, что спустившись в гостиничный подвал вполне возможно применять нехитрые домовячьи нашёптывалки и бормоталки — то есть, мелкие бытовые заклятья типа чистки одежды или мытья посуды.

Волшебница… Велерина послала его далеко и безоговорочно, едва он вернулся под ручку с пошатывавшейся миледи из оранжнреи.

— Жеребец! Козёл похотливый! — корнет заподозрил что-то неладное в один миг, а потом с таким наслаждением устроил немало позабавившую придворных и святую братию-сестрию бурную сцену ревности, что в другое время стоило бы и восхититься.

А всё же, стоило признать по вдумчивом размышленьи, что воспитывалась волшебница чуть ли не в монастыре. И вся эта развязность дорогой шлюхи да присущая магикам широта взглядов на самом деле ширма. За которой прячется… что? И всё же, Ларка не без удовольствия вспомнил то вдруг ударившее от содрогавшейся в сладкой муке волшебницы незабываемое ощущение. Ей ведь было действительно хорошо — настолько, что слегка придя в себя испугалась и она сама.

Самой себя, что ли? Затаившегося в темноте подсознания зверя? Да уж, с прямодушными духами стихий куда проще, равно как и с порою непокорным, но честным металлом. Наверное, всё же прав был тот академик Фреймунд…

Миледи тоже хороша, коза. Козюля. Чувствующему, да не признать в интонациях голоса кокетливо любезничавшей с королём леди очевидное?

— Поверь, Ларка, ни одна женщина не станет сожалеть о том, что сам его величество остановил на ней свой выбор и ввёл во Внутренний Круг посвящённых. Ну да, месячишко понежиться в лучах королевского фавора — при том, что осознание этакой лёгонькой опасности насчёт бывшей ведьмы придавало всему особое, незабываемое удовольствие… — зачем и отчего Ольче вдруг понравилось так больно уколоть его, Ларка понять всё же не смог. Но что миледи о двояком впечатлении после своих слов всё же догадывалась, несомненно. Никогда дурой не была, что б там ни воображал себе пресветлый король.

Вот и думай тут… Ларка проводил невидящим взглядом блестящую выбритую тонзуру святого брата внизу, что-то высматривавшего на брусчатке, и тихо вздохнул. Как же ему омерзителен этот великолепный город! С каким бы наслаждением он насиловал его штурмом во главе своего платунга — квартал за кварталом, неспешно и яростно… Не только потому, что столица исконно враждебного светлого королевства — а больше по той причине, что всё вокруг душило его. Эта святость вылизала каждый камень и каждый порыв ветерка до стерильной, нестерпимо мерзкой чистоты. И лишь невдалеке… поручик безотчётно напрягся, шепнул пару слов.

Как ни странно, стандартное армейское заклятье дальновидения всё же сработало здесь — и сидящий на балконе второго этажа человек увидел волшебно светящийся в ночи фонтан на большой площади. В искрящейся и брызгающей воде весело плескались ребятишки, радуясь прохладе после охватившей весь город дневной духоты. За ними присматривали несколько святых сестёр из приюта, а двое духов воды разрывались между тем, чтобы обеспечивать веселье и безопасность детворы — и тем, что обсуждали с монашенками способы вязания на спицах. Ну и прекрасно… хоть какой островок жизни в этой мерзкой и словно прах хрустящей на зубах святости.

Вверху почудилось какое-то движение. Ларка лениво поднял голову — так и есть!

Доселе он ощущал себя будто на донце исполинской кастрюли. Вполне надёжное и ощущаемое всеми органами чувств… гм-м, донышко вокруг. Где-то вдали незримые, но прекрасно ощущаемые границы этого мира, словно стенки уходящие вверх. Зато над головой… вверх страшновато было даже взглянуть. Пустота, страшная, холодная и затягивающая. Не оживлённая суета спешащих по своим делам или бездельничающих духов воздуха, не проторённые трассы, по коим без устали сновали ветра и облака. Нет, здесь ощущалась бездонная пропасть, и у Ларки один раз даже чуть закружилась голова, когда он представил себя — падающим и бесконечно кувыркающимся туда, к этим вечным и равнодушным звёздам.

"Наверное, у чокнутых то называется говорить с богом" — парень вскинул ладонь во властном и в то же время приглашающем жесте.

Ну точно — из уже розовеющей на восходе черноты вверху с придушенным беззвучным воплем опускалось заметное лишь чувствующему нечто. При ближайшем рассмотрении это диво оказалось почти сожжённым святыми молитвами духом воздуха, яркой искрой падшей звезды слетавшим вниз.

И всё же, дерзкий или безумный ещё не сдался. Приметив раскрывшуюся навстречу ладонь, он отчаянным усилием чуть подправил свой больше похожий на падение полёт и таки плюхнулся ледяной струйкой воздуха на эту надёжную посадочную площадку, островок спасения в сем безумном мире. Некоторое время дух лежал, тихо нежась обернувшим его ощущением силы и защищённости, а затем блаженно растёкся — Ларка старался поддержать и подпитать столь неожиданного здесь гостя всеми силами.

— Шпаги в ножны, господа — а святые молитвы себе в задницы засуньте, — заметил он вполголоса. Разумеется, пришлых гостей-еретиков без присмотра не оставили, и на балконе по краям хмуро зыркали аж двое крепких рубак в чине капитанов. Да и в гостиничных покоях то не статуи по углам стоят, а святые истуканы. Гм-м, и истуканши тоже.

— Дипломатическая почта неприкосновенна, да и особа почтальона тоже. Не обучены правилам, что ли?

Дух наконец-то подпитался от парня и пришёл в себя настолько, что изрядно воспрянул… гм, именно что духом. Из нереальности один за другим вымелькнули два свитка, и Ларка не без тайного злорадства продемонстрировал встрепенувшимся и немедля сунувшимся сюда святым воинам ярко светящиеся печати королевской канцелярии. Те в ответ подавились смесью божбы и ругательств, и нехотя вернулись на свои места по краям балкона.

Поручик недолго думая, в несколько прикосновений ладоней придал гонцу облик махонького, феерически переливающегося сиренево-голубым и нежно-розовым дракончика размером с сокола — и под неодобрительно посматривающими взглядами охранников определил духа пока что себе на плечо. Те хоть и ворчали что-то про нечисть и прочих демонов, но всё же немного успокоились. Ибо посланник медного королевства с весьма довольной физиономией немедля полюбопытствовал одной из депеш.