Алмазный венец севера - "Larka" - Страница 81

— Гонец с официальным ответом в штаб медной армии уже у городских ворот, — сир Андреас привычным жестом взлохматил ус. — Ждёт только пакета.

Но тут выяснилось другое обстоятельство. Ни один смертный из числа не исповедующих святую веру, не в состоянии перенести столь мощное воздействие без… э-э, как бы то помягче сказать…

— Без того, чтобы не обратиться в истинную веру или же повредиться рассудком? — чуть насмешливо ответил Ларка, легонько лаская под мундиром соблазнительную попку корнета, сейчас уже почти не вызывавшего прежнего отвращения.

Паладин смущённо отвёл глаза и не без облегчения кивнул. Вот уж прости-господи! А вообще, чего ещё ожидать от этих еретиков, кроме какого-нибудь непотребства?

Ларка не без труда перевёл свои мысли от нежно прижимавшегося к нему мягкого тепла на другие, куда более жёсткие и опасные материи. Он взглянул в эти лучащиеся внутренним светом глаза, и вовсе не оставил без внимания заметное только ему движение взгляда влево-вправо.

— Корнет, приказываю навестить служанку-домовую и проверить пока, как там наше имущество… миледи Хельге наверняка захочется переодеться поскромнее к службе в соборе, — ноготки волшебницы предупреждающе впились ему в бок, но всё же, поручик королевской армии до конца озвучил своё решение. — А мне как посланнику и офицеру негоже пасовать перед опасностью.

Внутри его всё дрожало и корчилось в сладкой муке — вот оно, испытание, ради которого стоило рискнуть даже не то чтобы жизнью… как говорят эти чокнутые святоши, спасением души своей. Может и правы они да некоторые из учёных академиков медного королевства, что есть что-то такое за последней чертой. Что смерть это ещё не конец, а лишь очередной этап… но лично он на вопрос, как собирается закончить свою жизнь, всегда и неизменно отвечал с заставлявшим содрогнуться цинизмом:

— Умереть и сгнить!

Отгремел и закончился торжественный молебен. Умаялся и чуть притомился вдохновенно распевавшие свои псалмы церковный хор — признаться, с чисто песенной точки зрения получалось у тех весьма неплохо. Не хуже королевской оперы, пожалуй…

Но закончилась и другая битва — невидимая и едва ли осязаемая. Ларка не вслушивался в густой и зычный бас проводившего службу здоровяка в таком несметном количестве богато вышитых и украшенных одежд, что самому парню становилось за того неудобно — да как же можно в таком обилии всяких барм, риз и подрясников самому не упасть?

И всё же, ощутимо реющая в тёмном пространстве собора сила не коснулась самого поручика, скромно стоявшего в сторонке у самого притвора. Темнота с блеском свечей и окутанных потусторонним сиянием раскрашенных досок (кажется, тут это называют иконы) давила на плечи своею бархатной ненавязчивостью… а голос здоровяка теребил, не давал полностью отрешиться от реальности. То вздымался тоном едва ли не к самим небесам, то что-то вопрошал скороговоркой, то даже нервно вскрикивал, и тогда торжественно гремящий хор приходил на выручку всею своей разноголосицей.

Да, шарила в огромной пустоте невидимая сила. Не раз и не два вопросительно проводила по поручику мягкой вопрошающей лапкой — но каждый раз равнодушно отворачивалась да принималась за просветлённые лики других. Сами собою загорались поодиночке или целыми связками свечи, мягким сиянием во тьме озарялись лики святых приснопамятных в бога-рога-носорога великомучеников или как их там, а Ларка терпеливо стоял у стены под ликом неодобрительно взиравшего на него бородатого мужика с измождённой физиономией да пронзительным взглядом.

"Была б у меня по жизни этакая харя, я б тоже в пустыню на десять лет сбежал — да и поститься нетрудно было бы, уж бабы от такого кренделя небось сами шарахались!" — отчего-то эта крамольная мысль изрядно развеселила парня. Он сочувствующе подмигнул, казалось, нахмурившемуся от таковых мыслей святому и украдкой огляделся.

Оставленный на столе со свечами и какими-то чашами золочёный ножик для церковных дел мгновенно поменял хозяев. В проворных пальцах ритуальное оружие столь же привычно, как и положено металлу, сразу потекло. Что там руки учудят с ним, поручик даже и задумываться не стал. А вот проверим, что же такого в священном месте учудит подсознание, о котором так уверенно толковал тот академик Зигфрей или как-то так.

Оказалось, получилось такое, что и на людях показать-то стыдно. Ларка с полыхающими щеками разглядел в своих руках напряжённый уд, отчего-то с мельчайшими подробностями вылепленный его руками. Вот уж… прямо как в той армейской байке. Типа, подходит к рядовому ротмистр да вопрошает — о чём вы думаете, глядя на вот эти кирпичи, мастерок да ведро с известковым раствором? А солдатик этак бодро и отвечает — так мол, и так, ваш-бродие, думаю о женской потаёнке. Ротмистр в удивлении, ясное дело — а при чём тут это дело? Солдатик молодой вздохнул — мол, я всегда о ней думаю…

Ужас — узнать вдруг о себе такое… кощунство, в соборе да во время службы! То ли и впрямь прав был тот академик, что курил такие вонючие сигары… да как же его звали? Фреймунд, что ли? Вроде как, если со знанием дела хорошенько покопаться в первопричине всех наших дел и помыслов, то всё оно к постельным желаниям и сводится. Или же то Спаситель таким образом недвусмысленно намекнул Ларке — вот тебе, а не святое причастие! Правда, малахитовый талисман за пазухой что-то уж подозрительно притих.

Нет, так дальше не пойдёт — парень осторожно вздохнул, опасаясь одним только этим нарушить откровенно воцарившееся вокруг святое благолепие. И быстренько принялся комкать это дело во вспотевших от стыда ладонях да употреблять металл на что-либо не настолько уж откровенно… гм-м, возвышенное.

Или то остатки внимания Велерины сказались? Не выветрился сладкий хмель из крови, что ли. Признаться, куда проще было бы представить себя с уютной и понятной даже сейчас Ольчей — однако, не с этой блестящей и опасной как удар молнии волшебницей…

— Вижу, поручик, коль скоро в корчах с синюшной харей не бьётесь и пузыри с бессмысленным видом во взоре не пускаете — стало быть, готовы принять святое причастие? — к обречённой мышкой притихшему Ларке приблизился буквально светящийся божественным присутствием сир Андреас и какой-то гвардейский полковник.

— Нет уж, пусть другие мозги себе запудривают, — Ларка с облегчением положил на застеленный церковной, закапанной воском парчой столик прежний ритуальный нож.

Да вот только, отныне на том переливалась яркой зеленью по лезвию строптивая еловая веточка.

— Как такое может быть? — у паладина откровенно полезли глаза на лоб.

Но спутник его куда больше заинтересовался ножом.

— Ну-ка, ну-ка, — полковник лет сорока с весьма холёной физиономией (за лигу их благородие дворянина видно) поковырял ногтем строптиво полыхнувшее клеймо. — Значит, правду сообщали о вас как о редкостном мастере? Возможно, направить такого к нам было знаком доверия?

Сир Андреас уже немного пришёл в себя. Во всяком случае, глаза на лоб уже не лезли, а воинственно распушившиеся усы не норовили встать дыбом. Он коротко посовещался с пока что стоявшими в сторонке святыми братьями весьма высокого ранга — а потом все они дружно принялись пожимать плечами, да с чрезвычайно растерянными физиономиями притом…

— Поручик, а не сделаете ли мне на память кинжал? — негромко поинтересовался полковник. — Вроде и боевой, но красивый. Чтоб как ни у кого.

Ларка пожал плечами. Да что ж, сделать-то нетрудно — да вот, чаровные клинки светлая религия отвергала строго-настрого. Только освящённые молитвами, и все дела… полковник в ответ доверительно заметил, что не выдаст.

— Ну, если как солдат солдату… — парень ухватил за рукоять требовательно протянутый ему нож и не мешкая принялся за дело.

Ну держитесь, господин полковник! Ваше благородие чудес жаждет? Будет вам их… потерпите лишь чуток.

Всё-таки, даже такую редкостную дрянь как божия благодать, если умеючи, тоже можно употребить в дело. Ларка работал легко и увлечённо, зачёрпывал силу из воздуха полными пригоршнями, сотворяя внезапно пришедшую на ум прихоть. И через минуту в руках его оказался ладный кинжал, прямо-таки зовущий к себе взгляды изящной простотой. Поручик убедительно заверил полковника, что капельку крови надо, дабы причаровать оружие — дескать, оно тогда и у наследников не потеряет своей силы.