Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Лайл Холли - Месть Драконов Месть Драконов

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Месть Драконов - Лайл Холли - Страница 38


38
Изменить размер шрифта:

Оглядев комнату, он заметил сверкающий предмет в углу и приподнял бровь.

Криспин улыбнулся. Номени всегда пользовался отменными источниками информации.

— Я обнаружил сокровище, — объяснил он.

— Понимаю. И надеюсь, что добрые новости не обойдут и парниссерию. Щедрость богов подобает запечатлевать соответствующим даром.

— У меня найдется такой дар, мне кажется. Но лишь для тебя одного. — Криспин кивнул в сторону предмета. — Это Зеркало Душ.

Потрясение, проступившее на лице Номени, вполне удовлетворило Криспина, и он сразу перешел к подробностям.

— Таким, Номени, его никто не мог бы себе представить. Это просто чудо, величайшее среди всех творений, вышедших из рук Древних. — Краем глаза он следил за парниссой. — Оно делает людей бессмертными и наделяет их силой богов.

Глаза старика вспыхнули голодным блеском, и Криспин внутренне усмехнулся. Он повернулся лицом к своему прежнему наставнику:

— Я хочу стать богом.

— Я стар. Я болен… — без раздумий ответил парнисса. — По-моему, я умираю. Наделишь ли ты бессмертием и меня?

Криспин кивнул:

— Вот потому-то я и пригласил тебя. Я не стану делить с кем-либо еще эту великую власть. Но два бога без особого труда поделят между собой этот огромный мир, как тебе кажется? Представь себе: мы вдвоем… и вечность.

Парнисса потупил глаза и негромко проговорил:

— Я боюсь смерти. И мысль о смерти, о перерождении, о новом беспомощном детстве, о длительном возрождении, о новой борьбе за власть не доставляет мне никакого удовольствия. Я уже нахожусь там, где хотел бы находиться, и делаю то, что хотел бы делать. — Поглядев на Криспина, он добавил. — Скажи, каким образом я могу помочь тебе?

— На рассвете провозгласи день святым. Пусть ударят в колокола, потребуй, чтобы закрыли все лавки и мастерские, прикажи всем собраться на главной площади для молитв. Скажи им, что… — Криспин пожал плечами. — Не важно, что именно. Например, что у тебя было видение, или кто-то из богов сказал свое слово, или еще что-нибудь. Скажи, что захочешь. Только собери на площади всех, кого можно. Зеркало исполнит свое назначение, использовав их, чтобы наделить нас жизнью и силой.

— Ты же из Семьи, Криспин. Сабиры и сами могут созвать народ своей властью.

— Могут, — согласился Криспин, — но сейчас я не могу этого сделать без согласия и благословения параглеза. А он захочет узнать причины, потребует, чтобы это сокровище облагодетельствовало всю Семью. Я лично не желаю даровать бессмертие большей части моих родичей. Если сделать это сейчас, мне не придется делиться нашей тайной с Эндрю, Анвином, с параглезом, со всеми Волками и твоими парниссами. Совершив все необходимое прямо сейчас, мы вдвоем завладеем миром.

— Ага. — Старый парнисса кивнул. — Вот почему я попал в твои планы. Потому что я могу созвать народ без чьей-либо помощи.

— Именно так.

— А что будет с этими людьми… с этими тысячами?

— Их жизни станут топливом для чар.

— Они умрут?

Криспин пожал плечами.

— Не знаю. Возможно. А это имеет какое-то значение?

— Я учил тебя, — улыбнулся парнисса. — Я вылепил из тебя собственное подобие. Я создал тебя. Так зачем же задавать подобный вопрос?

Криспин ответил на улыбку улыбкой:

— Ты спросил меня о том, что с ними будет, хотя я не могу представить, чтобы ты затруднял себя подобными мыслями, когда я был моложе. И я подумал, что с возрастом ты размяк.

Запрокинув голову назад, Номени расхохотался.

— Старая птица с возрастом становится более жесткой… мягкой ей никогда уже не быть. А теперь идем. Ты, я и твои слуги вместе с Зеркалом Душ выберемся из этого дома, как воры из сказки о Джошане и пяти ветрах. На рассвете овцы выйдут на молитву. А мы с тобой — на охоту.

Глава 24

С башни центральной парниссерии Калимекки во все стороны, к сотням других башен, по всему великому городу, распространялся призыв:

— Кан иббоут! Собирайтесь на молитву!

Зов этот летел над городом, и люди, направлявшиеся на рынок по мощеным булыжником узким улочкам, принимались погонять своих осликов или волов, чтобы успеть еще до рассвета отвезти товар обратно; женщины, только что раскладывавшие свое добро на прилавках, охая, начинали вновь прятать вынутое. Слуги великих Домов, недовольно вздыхая, поднимались со своих жестких постелей, чтобы заняться шелками и тонким полотном, которые потребуются их паратам еще до начала следующей стоянки. Удивленный город пришел выдвижение, в ожидании вдохнул, но так и не выдохнул. Сам воздух, казалось, был пропитан этим затаенным томлением.

Прогонявшие предрассветную тьму крики шивелов пробуждали спящих и предупреждали тех, кто работал ночью, о том, что на рассвете их не будет ждать ласковая постель. Те, кто мог позволить себе такую роскошь, завтракали — не очень плотно в предвкушении дня, посвященного молитве и посту.

Криспин стоял на возвышении просторной площади парниссерии и разглядывал город, распростершийся у его ног, чувствуя торопливое биение сердца, с трудом проталкивающего по ставшим вдруг тесными жилам кровь. Скоро… так скоро…

Что же следует надеть будущему богу в день его обожествления, спрашивал он себя. Отвергнув зеленые шелка, он выбрал золотую ткань и свои лучшие изумруды. Взял самый лучший меч. Надел головной убор Фингус — усыпанный изумрудами золотой наголовник, украшенный с двух сторон перьями из хвоста самца лук-птицы. И самые свои удобные сапоги. Ни один бог не допустит, чтобы у него в такой день болели ноги.

Зеркало Душ уже занимало свое место перед главным алтарем центрального парниссерия. И Криспин стоял за ним, улыбаясь мужчинам, женщинам и детям, уже начинавшим наполнять площадь. Его мясо. Его топливо. Он уже ощущал, как энергия этих ничтожных душонок вливается в его жилы.

Солнце, поднявшееся над горизонтом, лишь намекнуло о своем пришествии в мир, сразу же скрывшись за одутловатыми тушами дождевых облаков. Колокола запели на альтовой ноте Сомы и едва успели отзвенеть, как первые огромные капли зашлепали по мостовой, и над невысокими холмами пророкотал гром. Внизу раскрылись, словно цветы в пустыне, сотни зонтиков из плотной бумаги, и Криспин вновь улыбнулся. Интересно, многие ли из этих людей, поспешивших на священную площадь, вернутся сегодня домой? Сколько из них сегодня до капли отдадут ему свою кровь, чтобы он мог сделаться богом?

Номени занял свое место на ступенях перед Зеркалом Душ и уже начал первый из молитвенных танцев — он медленно поворачивался на одной ноге, низко пригнувшись и касаясь ладонями каменной лестницы. Гибок, мерзавец, подумал Криспин. Старый, конечно, да и, возможно, действительно стоящий на пороге смерти — слухи об этом ходили уже несколько месяцев — и тем не менее сохранивший хватку.

Глядя на наставника, Криспин мог лишь сожалеть о лжи, потребовавшейся, чтобы добиться помощи старого парниссы. Номени не станет богом. Не станет, как и все остальные. Ведь он, Криспин, не собирается с кем-либо делиться властью, лишь он один прикоснется руками к пятну света, кружащему в сердцевине Зеркала… вихрю багрового света, который, по словам Дракона, наделял бессмертием. Лишь он получит жизнь и силы, извлеченные Зеркалом из собравшейся многотысячной толпы. И лишь он один будет жить вечно.

Старик завершил свой молитвенный танец, и, выйдя из-за Зеркала, Криспин спустился по лестнице, чтобы преклонить колена перед Номени, во всем являя преданного последователя Иберизма, каким его учили казаться.

— Восстань, — велел ему старик.

Криспин коснулся губами края облачения Номени — простого и благочестивого черного шелка, рядом с которым его собственные золото, изумруды и перья казались дешевыми побрякушками наложницы. На мгновение он почувствовал себя глупцом, словно старик явил ему пример истинной власти. Но, поднявшись на ноги, Криспин позволил себе лишь теплую улыбку на лице и во взгляде и прошептал: