Весьма опасная игра - Лайл Гэвин - Страница 39

Джад согласно кивал, мягко и ритмично.

– Я представляю себе, что они отнеслись с недоверием к вашей истории, так как это бы значило, что Хартман стал в 1944 году агентом нацистов, – задумчиво произнес он.

– И, конечно, в конце войны люди так не поступали. Я понимаю их точку зрения.

Я покачал головой.

– Я тоже никогда не понимал, почему он так поступил. Мне это казалось безумием. Вернувшись в Финляндию после войны, я пытался напасть на его след. Осталось очень мало немецких архивов, но мне удалось установить, что он оставался в Ивайло около месяца. Затем немцы попытались переправить его по воздуху на юг, по крайней мере, я обнаружил запись о пассажире инкогнито, опекаемом Абвером – немецкой разведкой. А Абверу особо нечего было делать в таком маленьком местечке, как Ивайло.

Самолет пропал без вести, и я считал, что Хартман мертв. Лишь несколько дней назад выяснилось, что случилось. Видимо, он вынудил пилота приземлиться на замерзшее озеро. Вот это. – Я кивнул в сторону двери.

– Потом он убил пилота. Тело все еще в самолете на дне озера. Значит он продал и немцев тоже. Но почему? Какой магнит притягивал его сюда, да еще в середине зимы. Это кажется еще большим безумием.

Джад кивнул.

Последовала долгая пауза. Затем мисс Бикман обратилась к Джаду:

– Ну хорошо. Вы верите ему?

Тот ответил:

– Должно быть, он говорил правду. Теперь это не имеет значения.

– Как не имеет значения? – она испепелила его взглядом. – Как вы можете так говорить?

– Он прав, ты должна понять, – поддержал я Джада. – Это действительно не имеет значения.

Она удивленно переводила взгляд с одного из нас на другого. И в конце концов протянула:

– Все-таки до меня не доходит. Это и есть старая замечательная британская идея честной игры?

Я сказал:

– Кто тебе сказал, что деяния секретной службы должны быть честными?

Джад опять согласно кивнул.

– Просто секретными, – констатировал он, – и конечно эффективными.

После долгой паузы, пока она продолжала таращиться на нас, Элис встряхнула головой.

– Нет, это до меня не доходит.

Я заявил:

– Я никогда и не ждал от этой организации честной игры. Как не ряди секретные службы в белые одежды, все они представляют собой натуральный гангстеризм. Как только они начинают действовать – все противоречит закону. Что здесь может быть честным и справедливым? Где правила? Это только секретно, вот и все. Служба держит свои успехи и ошибки в секрете. SIS, несомненно, совершает множество ошибок; так случилось, что я – одна из них. И я не ожидал, что они явятся в Финляндию после войны и начнут расспрашивать: это случилось? или может быть то? Им это не нужно. И я всегда знал, что нечто вроде этого может случиться, и никогда не полагал, что игра будет честной.

Джад добавил:

– Чтобы продолжать служить в SIS, это нужно принимать во внимание.

Миссис Бикман заметила:

– Вы, должно быть, здорово преданы делу.

– Просто наемник, – вставил я, – не задает вопросов о том, что делается. Его не для этого нанимали.

– А для войны, только лишь для войны, – кивнул Джад. – При условии, конечно, если вы их выигрываете и собираетесь писать мемуары.

Он вытащил из нагрудного кармана металлический контейнер, из него извлек сигару, сорвал обертку и начал внимательно ее оглядывать, как бы ища материал для еще более потрясающих откровений.

– Несомненно, – продолжил он, – должно быть достаточно трудно, когда вас вышибают из седла.

Я сказал:

– Не то слово, уверяю вас. Ты оказываешься человеком без прошлого. В 1945 году у меня не было ни послужного списка, ни летного формуляра. У меня не было даже летной лицензии. Мне нужно было начинать все сначала. И это наполовину объясняет, почему я здесь. Все это мне пришлось проделать здесь, в Финляндии, с нуля. Хотя, между прочим, осмелюсь предположить, SIS была рада услышать, что я летаю в горах при отвратной погоде.

Джад кивнул.

– Была, я понимаю. Вы оказались какой-то сомнительной, неприятной, незавершенной ниточкой. А теперь, обратите внимание, – стал он пояснять миссис Бикман, – после того, как его вышвырнули, сегодня мы просим его вернуться, и не потому, что признали ошибку, еще раз подчеркиваю, а только потому, что просто в нем нуждаемся. Так что мы предлагаем альтернативу: вы продолжаете рисковать и вас могут подстрелить или засадить за решетку. Кроме того, если все просочится наружу, тогда, в лучшем случае, ваша карьера в Финляндии полностью рухнет; другой вариант полностью меняет ситуацию – только нужно нам помочь.

Он сунул сигарету в рот и начал делать пассы зажигалкой перед своим носом.

– Теперь вы не можете назвать это честной игрой, верно?

Она медленно отрицательно покачала головой.

– Нет, я не могу признать это честной игрой. Я думала, что встречалась с достаточно запутанными делами на Уолл-Стрит, однако... Между прочим, вам изложили чертовски серьезные причины, почему Кери не может принять ваше предложение.

Я вмешался:

– Он орешек покрепче, чем ты думаешь. Ведь он только что склонял меня согласиться, что не в моей компетенции определять, кто желал попасть в руки врага, а кто был столь малодушен, что испугался туда попасть.

И ухмыльнулся Джаду:

– Все правильно – считай, что не моего ума дело определить, кто прав, кто виноват. И все-таки это не главная причина, по которой я не лечу.

Он вынул изо рта сигару.

– Так в чем же дело?

– В Финляндии.

Он сунул ее обратно.

– Да?

– Я кое-чем ей обязан. И думаю, что этот долг не согласуется с твоим мероприятием.

Он снова повторил:

– Да? – и его голос звучал мягко и вежливо, вовсе не так, как службам предписано обращаться с человеком, сбежавшим от них к туземцам и начавшим носить ожерелье из зубов акулы.

Я продолжал:

– Когда после войны я вернулся сюда, мне встретился человек, с которым Хартману предписывалось вступит в контакт. Политик, можно сказать выдающийся человек. Сегодня его уже нет – умер. Он знал об операции "Противовес" и ее бесславном конце. Когда он выяснил, кто я, вернее, кем я был, он помог получить разрешение на работу здесь. Я все еще держусь в основном благодаря ему.

Джад изучал конец сигары.

– Ты рассказывал про операцию?

Я усмехнулся:

– Вы все еще считаете, что я должен был придерживаться правил? Ну ладно, на самом деле я и сейчас их соблюдаю. Я не хожу там-сям и не рассказываю всем, что был сотрудником британской разведки. Вероятно, меня просто упрятали бы в сумасшедший дом, но было б еще хуже, если бы мне поверили. Не британцы смешные люди, Джад. Им не нравится, когда вокруг кишат британские агенты. И особенно они не любят, когда те летают на их собственных аэропланах, в непосредственной близости от русской границы.

Джад кивнул:

– Я понял. Продолжай.

– Я многим обязан тому человеку... и его идеям о независимости Финляндии, Джад. Ты думал, чем обернется ваша затея для Финляндии?

– Это дело не соприкасается с финской международной политикой.

– Может и нет. Но предположим, нас там поймают? Что схватят тебя, это уже достаточно скверно. При этом они вычислят, что ты мог попасть к ним только через Финляндию. Что касается меня, я стану настоящим сюрпризом в день рождения. Я обретался здесь долгие годы. Британский шпион в финском убежище. Сколько раз он пересекал нашу границу по воздуху – прежде? Русские могут это использовать – если захотят. И это не сулит Финляндии ничего хорошего.

Миссис Бикман прошествовала мимо нас за виски, взяла его, вернулась и плеснула немного в мой стакан. Затем дотянулась указательным пальцем до моего рта и провела им по линии губ. Глаза ее внимательно меня рассматривали. Она мягко произнесла:

– Дружище! Нет ли у тебя намерения кое-что получить?

Затем она прошествовала обратно к Джаду и пополнила крышку его фляжки.

– Предложите ему денег, – обратилась она к Джаду. – Это воздействует на него лучшим образом.