Весьма опасная игра - Лайл Гэвин - Страница 14

Затем все, что следовало сделать, – это включить самописцы сцинтиллометра и магнитометра, раскрутить лебедку, которая опускает магнитометр через грузовой люк, чтобы он оказался на достаточном расстоянии, исключающем влияние металла самолета, удостовериться, что самописцы прогрелись и работают как следует, – и тут же быстро пробираться вперед, чтобы предотвратить переход самолета в пике или штопор.

И все это с похмелья, когда небо с овчинку покажется.

Затем попасть в район, сделать контрольный проход над точкой с известным магнитным уровнем, вернуться обратно и забраться чуть-чуть повыше, сбегать в хвост убедиться, что с аппаратурой все в порядке и графики показывают то, что нужно.

Шторм где-то на востоке пересекает русскую границу и дает электрические помехи. Сильный северный ветер все время напоминает о себе, чтоб ты не задремал. Я только выбрался из обследуемого района и собирался повернуть на север, когда диспетчерская Рованиеми вышла в эфир, вызывая меня. С радиовызовами я всегда был очень осторожен, где-то на уровне инстинкта, мне требовалась секунда или две, чтобы сообразить, могу ли я ответить и не засветиться, если нахожусь в запретной зоне.

Из Рованиеми сообщали, что меня ждет работа.

Я спросил кто меня фрахтует и что нужно делать. Диспетчерская ответила, что у них находится молодая леди, которая ждет меня, чтобы отвез ее куда-то. Я поинтересовался, знает ли она, во что ей это обойдется? После паузы последовал ответ:

– Ей безразлично, сколько это будет стоить.

Такие молодые леди мне нравятся. Я развернулся и направил машину на юго-запад.

Поле аэропорта все так же, как всегда, было мешаниной песка и глины, все с тем же самым деревянным настилом через жидкое месиво к постройкам.

Она ждала меня в конце настила. Щегольской багаж из белой кожи был сложен позади нее. Во всем этом было что-то знакомое, состояние моего организма даже усиливало это впечатление, и я должен был догадаться, но не догадался.

Женщина была миниатюрной, но пропорционально сложенной, насколько я мог судить учитывая прямое пальто в три четверти из светло-голубой кожи. Лет тридцати плюс еще год-два. Лицо из тех, что никогда не располнеют, крутые скулы и большие серые глаза, рот чуточку широк. Прямые шелковистые волосы забраны назад и собраны в пучок.

Она выпятила свой маленький твердый подбородок, как только я приблизился к концу настила, и спросила:

– Мистер Билл Кери?

– Да.

Акцент мне показался тоже знакомым.

– Я полагаю, вы знаете, где мой брат. Думаю, именно вы отвезли его куда-то. И я хочу, чтобы вы доставили меня туда.

Я держался на некотором расстоянии, изучая ее.

Серебристо-белый шелковый шарф, заполнявший вырез пальто, был скреплен чем-то вроде викторианской шляпной заколки, увенчанной жемчужиной. По такой же жемчужине в ушах. Она выглядела весьма состоятельной, в том же стиле, что он. И для нее тоже все было само собой разумеющимся.

"Они обычно меня находят", – говорил он. Мог бы хоть предупредить меня, кто его обычно ищет, и каким образом они разыскивают пилота, который замешан в этом деле.

– Вы мисс Хомер, верно? – спросил я, предъявляя свой младший козырь.

– Я была мисс Хомер. Теперь я миссис Элис Бикман.

– Простите, ваш муж – тот, кто в настоящее время управляет имением?

Вопрос прошел мимо нее и затерялся где-то в грязи.

– Итак, можете вы отвезти меня туда сегодня же? – спросила она.

У меня были неприятности с двигателем, трудности с корпусом; барахлил магнитометр. Кроме того, фирма "Билл Кери" потерпела фиаско в поисках никеля и не имела достаточно денег для покупки нового аэроплана. Так теперь ко всему меня втягивают в семейные дрязги, причем даже не в мои собственные.

– Миссис Бикман, – сказал я, – у меня такое ощущение, что вы разыгрываете эту сцену не в первый раз. Что я должен делать дальше?

В глубине ее серых глаз засверкала каленая сталь.

– Обычно отвечают: "Это не мое дело", и, черт бы всех побрал, они правы.

– Правильно. Вот и мы будем придерживаться этой линии поведения. И еще, я ручаюсь, обычно говорят: "Я слетаю, найду его и спрошу, хочет ли он вас видеть". Верно?

– Что-то вроде этого.

В интонации коротенького ответа угадывались твердость и острота, которой можно было разрезать алмаз.

– Вот что я собираюсь сделать, миссис Бикман. А пока я вас доставлю в Ивайло, если не возражаете. Я обычно базируюсь там.

– И во что мне это обойдется?

– Полет к нему, если он того захочет, будет стоить вам 15000 финских марок, то есть, скажем, 50 долларов. В Ивайло – по пути домой – бесплатно.

– Вы не заботитесь о своих личных интересах, – сказала она. – Я обычно летаю в здешних местах по крайней мере за сто долларов, и это минимум.

– Ваш брат уже оплатил полет, миссис Бикман. Частично тем, что не принял сдачу, но, в основном, другим способом.

В первый раз она отвела от меня взгляд.

– Да... Он это умеет.

Резкости в ее голосе как ни бывало.

– Мы вылетим сразу после того, как я схожу посмотреть, нет ли для него почты.

– Можете не беспокоиться. Я это уже сделала. Единственное, что там было – письмо, извещавшее его о моем приезде.

Ее багаж загромоздил весь грузовой отсек и солидное пространство за вторым рядом пассажирских кресел. Она заняла кресло справа от пилота и застегнула привязные ремни аккуратно и без суеты; судя по всему, ее знакомство с полетами было не хуже, чем у брата. Потом оглядела кабину.

– Довольно дряхлая машина, не правда ли?

– Не так стара, как выглядит. Но побывала в авиакатастрофе.

Она взглянула на меня.

– Это что, часть вашей технологии перевода пассажиров в состояние спокойствия и умиротворения?

– Не я устроил эту аварию, миссис Бикман. Я купил все, что после нее осталось, и собрал части снова воедино.

Она опять огляделась.

– Все-таки во мне не возникает чувства уверенности и спокойствия в самолете, подержанном и наспех скроенном после переделки, скажем в сравнении с чувством надежности перешитого пальто. Впрочем, я полагаю, вы знаете, что делаете.

– Я всегда пытаюсь в это верить.

Мы с "Бобром" кое-как сговорились и, помогая друг другу, оторвались от земли. Я забрался на три тысячи футов и направил машину в Ивайло.

После некоторой паузы она спросила:

– Когда вы собираетесь к брату?

– Могу заскочить сегодня днем.

Я закурил, она от сигареты отказалась, но затем вытащила пачку "честерфилда" и резким движением запястья выбила одну, прикурив от хромированной зажигалки.

Мы немножко пролетели, и я спросил:

– Миссис Бикман, что, по-вашему, я должен ему сказать, когда увижу?

– Только то, что я здесь и хочу его видеть.

Она повернулась и холодно оглядела меня.

– Я бы предпочла сказать это сама. И если говорить прямо, не вижу, какое вы имеете к этому отношение.

Я кивнул.

– Я просто подумал – на случай, если вы пытаетесь забрать его домой – он, как все американцы, имеет право на жизнь, свободу и охоту на медведей.

– Браво, благодарю, а теперь на бис может вы выйдете наружу и полетите на собственных крыльях?

– Мне ваш брат понравился, миссис Бикман. Вероятно, я не могу судить беспристрастно, потому, что мы здесь не избалованы обществом джентльменов из Вирджинии, но он поразил меня сочетанием искренности, обаяния и манер – сочетанием вовсе не обязательным. Эти свойства обычно не уживаются вместе. И еще он меня поразил своим стремлением к невмешательству других в его жизнь и категорическим отказом от своего вмешательства в их. Мне кажется, это честное равновесие.

– Кажется, ему удалось достаточно успешно вовлечь в свою жизнь вас. Он этого хотел, как вы считаете?

– Нет, я уверен, ему ненавистна мысль, что он как-то повлиял на мои действия в его пользу. Это и делает мою аргументацию безупречной, хотя ваш отшельник возложил ответственность принимать решение о визитерах на меня.