Том 1. 1955–1959 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 8

Эти слова Франса — лозунг не фантастики, но Литературы вообще. И стократ — литературы русской. Ибо ни в одной стране мира нет и не было культуры и народа, столь явно ориентированных на фантастичность мировосприятия. (Философ, вероятно, сказал бы «мифологизированный менталитет» или еще что-нибудь заковыристое). Не одно поколение наших людей выросло на сказках — и не только о леших-водяных и прочих языческих атавизмах, но и о добром и умном барине-царе-боженьке; о дураке, который оказывается в выигрыше у умных. И самое, конечно, главное, самая наша народная и обожаемая мечта — сказка о Емеле, который не то что не работая, а даже и не вставая с печи, творил что хотел!.. Впрочем, и былинный его предшественник Илья Муромец тоже был не из тех, кто регулярно тренируется… Что же удивительного, что русская литература, которая, как всем нам известно со школьной скамьи, корнями уходит в народное творчество, так тяготеет к сказкам, или — говоря нынешним языком — попросту пропитана фантастикой сверху донизу?

А правда… Какую правду можно было бы положить на великую музыку Исаака Осиповича Дунаевского? Правду о голоде, правду о ссылках и расстрелах?.. И, кстати, что делали бы те, «неофициальные» — во главе с Александром Галичем, в воистину свободной и счастливой стране, где действительно «с каждым днем все радостнее жить»? Да, это цинично, но давайте говорить честно. Чего стоил бы пафос солженицынского трагического реализма без его оборотной стороны — фантастического построения не искусства, но самой жизни? Нет, этот народ, как никакой другой, готовили к восприятию именно фантастики. Примерам несть числа. Скажем, так ли уж далеки «реалии» каких-нибудь «Девчат», или великого и неповторимого «Цирка», или вдохновенных до прозрачности «Трактористов» — от «Страны багровых туч». (Помните этот апофеоз в финале фильма «Цирк»: «— Теперь понимаешь? — Тепер панимаеш») Давайте наконец сознаемся, что вся «русская советская» литература и соответствующее киноискусство — сплошь фантастика. И далеко не всегда — бездарная. Да, вранье, зато — Искусство! А то, что не фантастика — то у нас и не искусство. Вот «Архипелаг» — сплошь правда, и «Жизнь и судьба» — тоже. А читать интересно только один раз: факты… Что больше фантастика — «Как закалялась сталь», в которой — ни слова правды, или «Трудно быть богом» — где ни слова фальши?..

Вероятно, есть и исключения — наши настоящие реалисты, которые, как и полагается исключениям, подтверждают правило. И все же масштаб у них, думаю, иной. Где российские Хемингуэй, Фицджеральд, Белль, Фейхтвангер, Ремарк?.. Есть, правда, Гроссман и Солженицын, есть Шаламов и Довлатов, но разве «Жизнь и судьба» Гроссмана — это «Война и мир»?..

И разве «Война и мир» — это реализм?.. Не считая, разумеется, психологии и правды характеров. Но если брать за критерий это, тогда, пардон, вообще никакой классификации не останется — только разделение на талантливое и бездарное. Что, впрочем, и есть единственное настоящее деление. А «фантастика — не фантастика» — это так, от лукавого…

9

Рядом с вопросом о реалистичности нашей литературы негромко, но явственно звучит и еще один, подобный же. Вопрос об уме писателя и уме героя. Уже о «Горе от ума» Пушкин писал, что в этом произведении единственный умный человек — автор. Умные же герои самого Пушкина, — а следом Лермонтова, Гончарова, Тургенева, Чехова — составляют, как известно, плеяду «лишних людей». И цепочка эта не заканчивается в девятнадцатом веке. Герой нашей литературы, «хороший» он или «плохой» — традиционно либо не слишком умен (возьмите любого персонажа «Мертвых душ», «Анны Карениной», «Вишневого сада»… ну все-все, прошу прощения, больше не буду), либо страдает, гибнет. За «лишними» прошлого века следуют герои Булгакова, Ильфа и Петрова, Трифонова, Аксенова, Венички…) Почему так получается?

Герой, как известно, не умнее своего автора — сравните хотя бы Холмса, Мегрэ и Джеймса Бонда. И психика героя — не более здоровая, чем у писателя (подтверждение тому — персонажи Гоголя и Достоевского). Это многое объясняет относительно судеб русской литературы — и, конечно, ее героев. Особенно — в наше время…

В каком-то смысле очень собирателен роман «Мастер и Маргарита»: там умный герой либо гибнет (сходит с ума), либо он — вообще потусторонняя сила, то есть — персонаж фантастический. А все остальные — вышли целиком из нашей классики, которая так часто сродни сатире. Где же умные нормальные люди? А вот там — в западной литературе. У Белля, Ремарка, Фейхтвангера… И — очень редко — здесь. Но тогда уж, извините, в фантастике. Не та, знаете ли, у нас ситуация, чтоб одновременно быть умным и нормальным!

Так что и в этом смысле Стругацкие ухитрились застолбить определенную область — за счет свободы выбора декораций. На то ж она и фантастика. Ей позволительны и такие темы, как проблема хорошего, доброго глупца — в науке, среди умных («Далекая Радуга»), и противопоставление очень положительных, но малость от этого глуповатых людей будущего — все понимающему и слегка от этого грешному мученику — нашему современнику («Попытка к бегству»)… Фантасты, конечно же, отдали должное и приему всякого умного писателя в России — эзопову языку, создав, к примеру, «сказочку» о научно-магической шарашке, де еще так, что мудрый наш «Детгиз» ухитрился ее напечатать в те времена…

Да и символизм в России — разве он совсем не от этого? Почему тогда у нас, а не где-нибудь?.. Да потому что «их» привычка писать все как есть расслабляет! То же — с сегодняшним днем нашей литературы: разве не стало нам скучновато без намеков и иносказаний? Чем прикажете заменить этот интеллектуальный пир: чтением таких книг, как «Понедельник начинается в субботу» Стругацких или «История одного города» Салтыкова-Щедрина? Хочется-то остренького, а предлагают Лимонова. А это уже, извините, совсем другой привкус…

(Объективности ради следует сказать, что есть все же и кое-что настоящее, и прежде всего — Виктор Пелевин с его блистательным и иногда вполне щедринским — на сегодняшнем, конечно, уровне — чувством юмора.)

Возможно, именно поэтому от книги к книге нарастает у Стругацких эта пресловутая элитарность: плохо, ох плохо быть у нас умным. Особенно — писателем…

Получилось ли у талантливых, умных, понимающих, чего они хотят, писателей — братьев Аркадия и Бориса Стругацких — «творить историю»? Не нам судить — рановато. Однако, по-моему, вклад одного писателя вряд ли мог бы быть больше. Во всяком случае, и здесь налицо совмещение общепризнанных антагонистов: мыслить и действовать.

— как говаривал аббат Жером Куаньяр, —

По крайней мере, попытка совмещения — явная! И назвать ее неудачной нельзя никак.

Леонид Филиппов

СТРАНА БАГРОВЫХ ТУЧ

Часть первая.

СЕДЬМОЙ ПОЛИГОН

Серьезный разговор

Секретарь поднял на Быкова единственный глаз:

— Из Средней Азии? — Да.

— Документы…

Он требовательно протянул через стол темную, похожую на клешню руку с непомерно длинным указательным пальцем; трех пальцев и половины ладони у секретаря не было. Быков вложил в эту руку командировочное предписание и удостоверение. Неторопливо развернув предписание, секретарь прочел:

«Инженер-механик гобийской советско-китайской экспедиционной базы Быков Алексей Петрович направляется Министерством геологии для переговоров о дальнейшем прохождении службы. Основание — запрос ГКМПС от…»

Затем он мельком проглядел удостоверение, вернул его и указал на дверь, обитую черной клеенкой: