Синий, как море - Лайк Александр - Страница 46

Наконец, беглянок собрали — по всему полю и по трем дорогам — и вернули к столбу-указателю. Альба первым делом заменил тряпку, успевшую пропитаться смолистой кровью демона насквозь, на пластырь, а затем обтянул пластырь сверху широким мягким ремнем. Потом промыл себе глаза, изведя на это пол-бурдюка воды, а потом проделал некоторые манипуляции с Орбеном, после чего паж перестал постанывать и покряхтывать, да и координация движений у него заметно улучшилась.

— Подведем итоги, — сказал Альба, силой заставляя Орбена опуститься на обочину и бессильно рухнув рядом с ним. — Все прекрасно. Гонец ушел в Дельфос, и уж теперь точно будет там с рассветом. Передовой дозор врага далеко ведь забрались, мерзавцы! — уничтожен. Я думаю, правильнее будет его назвать не дозором даже, а отрядом. Три лунных дьявола — сила, достаточная для того, чтобы растоптать пять-шесть фаланг легкой пехоты. Без сопровождения, конечно. Они просто не ожидали, что могут напороться на трех демонов, Витязя и Принца с Мечом Могущества. Кстати, Принц, ваш меч из Светлых?

— Да, это же Ванаир, как вы знаете, — ответил я, пытаясь найти в траве место посуше. — Светлый меч Ванаир, зеркальный двойник Темного Саммахима.

Я тут же сам удивился тому, что сказал. Отцы небесные, а это я откуда помню? Это же магия, которую я должен забыть наповал, так?!

Нет, это не магия, быстро успокоил я себя. Магия начинается там, где речь идет об отличии Темных мечей от Светлых, и какие преимущества это дает владельцу клинка. Этого я счастливо не помню.

А имя и история меча — это то, что необходимо знать воину. Военные знания у меня пока никто не крал. Хотя… С лошадьми-то обращаться я почти разучился…

— Я знал лишь имя, но почувствовал, что меч полон огня, — говорил тем временем Альба. — Сегодня это дало вам особенное преимущество, принц. Лунные дьяволы, как порождения Ночи, особенно чувствительны к Светлым мечам. Но имейте в виду, принц, что если нам придется сразиться с вивернами или дракками, Ванаир будет лишь немногим лучше обычного правда, очень хорошего — меча. Впрочем, зачем я этом вам говорю? Вы это знаете лучше многих… Извините, принц.

Вот такой он, Альба. Хорошо я все-таки сделал, что признался ему в своем свежеприобретенном невежестве! Теперь он меня подкармливает знаниями. По зернышку, по крошечке, и по возможности неприметно. Ну что же, я и по крошке сьем. Мне сейчас духовной пищи надо много, вкусной и разной. Как насекомышу какому-нибудь, несколько собственных объемов в день. Муравей, собирающий зерна истины… тьфу!!

— Однако, я продолжу, — снова заговорил Альба. — Победа, которую мы одержали нынче ночью, велика, а пользу ее мы осознаем только несколько дней спустя. Но теперь перед нами серьезный вопрос: что делать дальше, чтобы сполна воспользоваться ее плодами? Мы потеряли немало времени, к тому же дальше ехать могут не все. Мы всего лишь в двух с небольшим часах пути от Ранскурта, а рассвет уже не за горами. Фигурально, конечно… рассветет как раз за горами, уже и небо сереет. Как ни странно это прозвучит из уст того, кто все время торопил остальных, но я теперь предлагаю вернуться. Нам нужен новый эскорт, нужно отдохнуть и осмотреть повреждения… Вот мой голос, принц. Что скажете?

— А сколько времени нам надо, чтобы добраться до Сапфира? — глупо спросил я. — Отсюда или из Ранскурта — это ведь почти все равно, так?

— Сорок, может быть, сорок пять часов пути, если делать по пятнадцати фарадов в час, — спокойно ответил Альба. — Считайте сами, мой принц. Если ехать по восемь-девять часов в день, как предполагал благородный Данк значит, пять дней. Если вообще не устраивать привалов и передышек, можно и в двое суток уложиться. Но, мой принц, никто из нас сейчас не способен на такие подвиги.

— А если без подвигов? Насколько быстро мы способны двигаться, не изматывая себя… и демонов?

— Без особого напряжения мы сможем делать немногим более десяти фарадов в час, — меланхолически подсчитал Альба. — Вот разве что идти по пятнадцати часов в сутки… Тогда в четыре дня уложимся. Но чем ближе мы подойдем к Сапфиру, тем опаснее будет путешествовать в подземные гонги.

— Простите? — это вмешался Орбен.

— А, это я должен просить прощения, — улыбнулся Альба. — Так считали время в старину, а сейчас традиция сохранилась разве что в самых древних храмах. Первые восемь часов от обряда Создания Дня солнце идет в небо и занимается там своими делами. Это восемь небесных гонгов. Потом оно склоняется к земле и греет нас, спускаясь к закату. Это гонги земные. А потом — понятно. Следующие гонги солнце странствует под землей. Так вот в ночные гонги на дороге в Сапфир может случиться всякое. Кто знает, сколько еще дьяволов служит Черному?

— Тогда вернемся, — обреченно сказал я.

— Еще какие-нибудь соображения есть? — вежливо спросил Альба.

— Я со своим господином, — серьезно отозвался Орбен.

— Я ехать могу, пожалуй, — прохрипел Даргиш. — Но драться, боюсь, не сумею. Никакой из меня теперь боец.

Искалеченный гвардеец согласно кивнул.

— Меч я удержу, — сказал он твердо. — Но сила ушла. Минут на десять боя осталось, не больше.

Поднял голову Харсей. Он говорил последним, как младший.

— Я готов ехать и сражаться, — сказал он очень тихо, словно стесняясь своих слов. — Но много ли толку от меня будет? Не думаю, мой господин. Сегодня был мой первый настоящий бой.

— Ну, положим, такой бой и у меня первый, — возразил лейтенант и снова, не сдержавшись, застонал. — Но все-таки, ты один… еще человека три хотя бы…

— Возвращаемся, — решительно сказал я. Мне претило выламываться перед теми, кто закрывал меня грудью. О раненых надо было позаботиться как можно скорее. И с Данком посоветоваться не помешало бы.

— Тогда собираемся, — Альба решительно встал, потоптался на месте, проверяя ногу, и поморщился. — Соберите останки наших бойцов, похороним. И осмотрите трупы дьяволов повнимательнее. Хотя… это мы с принцем. А ты, солдат, и ты, Орбен… если ваше сиятельство позволит…

— Конечно, — сказал я. — Орбен, помоги Харсею.

— Тогда пошли, — Альба медленно похромал к середине дороги, где темнело пятно раздавленного дьявола. — Гах, Дазо, копайте большую яму. Узкую, но глубокую. В рост человека длиной. Будем хоронить убитых. А Луда пусть отдохнет, ему бок беречь надо.

Я закряхтел, поднимаясь вслед за ним. Внезапно заболело все тело, как будто боль, затаившаяся до поры до времени, вдруг выскользнула из своей норы и обрушилась на меня со всей нерастраченной мощью. И левая рука, зараза такая, болела куда больше правой! Что ж за мерзостная дрянь, простите боги, течет в моих жилах? И как она меня изнутри не разъедает? Хуже кислоты ведь, куда как хуже!

Альба уже возился над дьяволом, который сейчас выглядел безобидно, как тряпка, оброненная путником. Ну, пожалуй, не тряпка, а… куча тряпья. Да вот хоть, к слову, шатер, обрушенный Оранжевым, так же выглядел, когда дядю оттуда выпутали. И не догадаешься с первого взгляда, что там валяется в дорожной пыли.

А моя добыча и после смерти внушала трепет. Последняя судорога напрягла все мышцы дьявола в попытке задержать улетающую жизнь и уже не отпустила. Он так и коченел — жесткий, грозный, словно пытающийся встать. И бешеные стеклянные глаза отчаянно отражали луну.

Луну, которая не спасла его. Не захотела спасти лунного дьявола. Луну, которая оберегла меня. Наследника прародителя Селекса и Корабелов Лиаменны, точно таких же детей луны, как и эта несчастная нечисть. Ничем не лучше и не хуже. И только наша гордыня заставляла нас писать и произносить, даже думать с большой буквы — Дети Луны.

Дьявол лежал на правом боку, подтянув под себя правое же колено, обе руки прижав к животу. Сейчас, когда можно было без опаски разглядеть его, становилось даже немного жаль, что нас развело по разные стороны клинка такая это была красивая и могучая тварь. Молочай все еще немного дымился, застывая. Твердый, он был почти прозрачен; и только там, где дьявольская кровь еще не совсем запеклась, разбегались мутные опаловые разводы.