Просто о Любви... (СИ) - Полежаева Инна Анатольевна - Страница 5

– …ну, пацаны на заправке смотрят, вышла из машины девушка. Взяла «пистолет» и пошла с ним к капоту. Димон подошел к ней, спросил, зачем она лезет туда? Прикиньте, она, оказывается, думала, что машину заправлять нужно где-то в капоте!!!

Васька захихикала.

– Да ладно, – встряла я, – куда там заправлять-то можно? Даже дурачки знают, что дырка в бак где-то сбоку!

– Она думала, что бензин льют туда же, куда и масло!

Васька снова захихикала.

– А мне ее жалко. Представляю, как над ней все угарали, – сказала я.

Потом он начал рассказывать, как сдавал экзамен и т.д. Короче, первые полтора литра ушли незаметно!

– Так что там с Эдуардом? – спросил Сережка, – Когда свадьба?

– Иди на фиг, а? Еще ты…, – я вздохнула. Зазвонил телефон. Мамуля.

– Ма, я еще у Васи!

– Детка, а когда ты домой?

– Не знаю…а что?

– Просто…Эдик мог бы тебя забрать, он будет мимо ехать через минут тридцать…

– Мамуль, нет, спасибо, но я еще посидеть хочу.

– Так пригласите его тоже!

– Ма, я приеду, и мы поговорим про Эдика, ладно? Мне некогда сейчас, я с Васей общаюсь о…девчачьих секретах.

Сережка поперхнулся. Я нажала отбой под грустное мамино «пока».

– Ну и кто упомянул тут имя Эдуарда? – печально спросила я.

– Что на этот раз? – ухмыльнулся Сережка.

– Блин. Я не знаю, как еще мне поговорить с родителями, вернее с мамой. Вот как? Как ей еще сказать, что этот чмошник…Господи, прости…бесит меня? Она на этой почве просто с ума сошла, честно.

– У тебя один выход, – встрял Сережка, – привести домой парня. Тогда родители точно отстанут.

– Ага! – я даже разозлилась, – И где мне его взять?

– Да попроси Сашку! – предложила Вася.

– Вась, он ведь живет в соседнем дворе! Наши мамы иногда здороваются при встрече, она быстро раскусит, что я набрехала. Нет, тут надо либо малознакомого, либо, чтоб все по-настоящему…

Второй пузырь пива был выпит уже с меньшим позитивом, точнее с его полным отсутствием. И все из-за Эдуарда.

Хотя в целом посидели неплохо, по крайней мере, всю картошечку с рыбкой оприходовали. Васька расспрашивала меня о первом опыте вождения.

– Вась, да еще непонятно ничего…По кругу четыре раза проехала. Нет, мне, конечно, понравилось, но…

– А как там инструктор? – встрял Сережка, – Можно его рассматривать, как вариант на роль парня, хотя бы временного, чтобы усмирить маму и Эдуарда?

– Ну…, – отчего-то промямлила я, – ему около сорока…как мне кажется…

– О-о-о-о, – протяжно вздохнула Вася, – тогда он не катит…

– Чего это? – я резко вскинула голову, – Чего это он не катит?

– О! А что это ты так задергалась? – Васька глянула на меня, обсасывая хвост копченой пеляди.

Я не успела ответить, начал толкать речь Серега:

– Сашка, так ведь сорок лет, не вариант совсем! Как для мамы, так и для тебя! Ну, ты прикинь ее реакцию, как только она его увидит? Почти ровесника? А для тебя-то? Вот тебе сколько лет?

– Двадцать семь, – буркнула я.

– Во-о-о-от, – протянул Сережка, тыкая указательным пальцем куда-то в область потолка, – разница-то почти тринадцать лет, тебе скоро двадцать восемь! Он ведь совсем стареньким станет через…

– Подождите-подождите! – Васька грохнула стакан с пивом о стол, – Я не поняла, как это мы так плавно перешли на сватовство пенсионера-инструктора? Он что, не женат в такие-то годы?

– Да какие годы, Вась! – не вытерпела я, – Ты бы видела его! Он очень…очень хорошо выглядит и …да классный он!

– Нет, ты мне скажи, он что, не женат?

– Да откуда я знаю? – распсиховалась я, – Я что, в первый день занятий буду спрашивать, женат он или нет? Так он мне все и рассказал!

– Очуметь….Так ты еще и хотела узнать, женат ли он? Моя чуйка…а он оЧЧень редко ошибается, подсказывает мне, что ты от всех расстройств с Эдиком и одиночества, готова кинуться на взрослого дядечку, который к тому же возможно женат и отец пятерых детей.

– Вась, да что ты пристала? – я рванула к раковине мыть руки, – Я вообще не думала об этом! Просто…напали на дядьку. Нормальный он мужик! И вообще…я домой пошла…

– Ой, обиделась чо ли??? – Васька с интересом на меня уставилась.

– Да прям, что на тебя дурру обижаться? Поеду я. А то еще с мамой беседы вести задушевные. И неизвестно, на чьей сегодня стороне папа.

С горем пополам я вытащила свое полупьяное тело на лестничную площадку. Тяжело вздохнула и поплелась в сторону дома, предвкушая беседу с родителями.

План тихонько открыть квартиру и прошмыгнуть в комнату провалился. Мама стояла на шухере. Как только носок моего ботинка вступил в коридор. Мама крикнула:

– Она пришла!

Я матюкнулась. Хорошо, что не вслух. Вышел папа в семейных трусах в веселый зеленый цветочек. Я вот думаю, они не могут их хотя бы однотонными шить? Мало того, что они смешные, как юбчонка, эти труселя, так еще и в цветочек.

– Санька, ну как посидели? – спросил папа, зевая.

– Нормально, па! Я слегка под пивным градусом, так что если воняю пивом и рыбой, извиняйте.

Мама осуждающе посмотрела на меня, расширив ноздри. Это значит, что мама злится.

Я разделась, пошла на кухню, поставила чайник. Родители пришли за мной. Папа отчаянно зевал, всем своим видом показывая, что ему эта беседа нужна, как собаке пятая нога. Зато мама стояла с таким видом…Я уж думала, что она притащит трибуну переносную и будет речь с нее толкать. Все молчали. Мое терпение лопнуло.

– Родители, сегодня я говорю вам в последний раз. Даже если ты, ма, будешь на меня обижаться и не разговаривать месяц. Мне не нравится Эдуард. Не нужно заставлять его приходить с цветочками, не нужно заставлять его забирать меня откуда-то. Ничего не выйдет. Я вас люблю, очень люблю. Я понимаю, что для вас всегда буду маленькой девочкой. Но мне двадцать семь лет, а не шестнадцать. А в таком возрасте, я думаю, что сама могу выбирать себе парней. Мы же не в восемнадцатом веке живем, когда женились по приказу родителей.

– Согласен, – выдал папа.

Причем он сделал это так громко и четко, я аж подпрыгнула. Только что вроде как зевал, а тут такой бодренький. Зато ноздри мамы все расширялись и расширялись.

– Так вот…пошла я в душ, а то завтра рано вставать. Всем спокойной ночи. И кстати, все, что я сейчас тут сказала, я скажу и Эдуарду. Сама. Чтоб этот убоги…простите великодушно…чтобы этот наипрекраснейший человек все понял раз и навсегда. Спокойной ночи!

Я чмокнула, словно окаменевшую маму, и обняла улыбающегося папу. Потом пошла в душ. Сквозь шум воды слышались голоса родителей, они явно спорили. Вот мама даёо-о-о-оот у меня…Да, нужно подумать над идеей о временном парне.

Когда я укуталась в махровый хала и высунула нос из ванной в коридор, стояла блаженная тишина. Что меня поразило.

Я быстро сквозанула в комнату и…на моей кровати сидела мама. Я даже сказать ничего не успела, как из нее полилось, словно из рога изобилия:

– Сашенька…детка…я же хочу, чтоб ты была счастлива…

– Ага, а с Эдиком меня ждет великое счастье! Ма, ну…

– Дай мне сказать! Я ведь не мешала высказаться тебе?

Я обреченно заткнулась и села на диван. Тем более на маминых глазах блестели слезы. А я не могу видеть, как она плачет. В такие моменты, какие бы разногласия ни были между нами, я понимаю, что только я на самом деле нужна только маме, со своими проблемами, недостатками, горем, бедой. Как поется в одной песне:

И ночью тихонько дверь откроет она тебе,

Поверь, что никто другой, только мама.

И если когда-нибудь разлюбит нас кто-нибудь,

То слёзы утрёт, поймёт – только мама.

И если когда-нибудь отправимся в дальний путь,

То нас будет ждать одна только мама.

Поэтому я приготовилась к маминой речи вперемежку со слезами.