Хранящие тепло - Лагутина Елена - Страница 21

— Доктор… — выдавил из себя Владимир и стразу же замолчал. Он даже не знал, что сказать. Но в жизни врачей подобные ситуации — не редкость, поэтому доктор не стал ждать, когда вопрос будет сформулирован.

— Никакой опасности для жизни нет. Для здоровья — тоже. Единственным серьезным осложнением может быть… Может быть последствие шока, который она испытала. Придется подлечить нервы. На первое время я выпишу ей успокаивающее, но не могу исключать, что потребуется помощь специалистов из кризисного центра. Но что касается ее лица…

В этот момент совершенно некстати зазвонил мобильный телефон. Кристина долго не снимала трубку, почти не осознавая, откуда идет этот звук. Но доктор был лаконичен — закончив последнюю фразу, он быстро зашагал по коридору и скрылся в дверях ординаторской.

— Я слушаю, — тихо произнесла она. Владимир видел, как побледнело еще сильнее ее и без того бескровное лицо.

Денис со злостью отшвырнул от себя телефонную трубку. Она ударилась об угол стола, кувыркнулась вниз и беспомощно затрепыхалась в воздухе, подпрыгивая вверх и опускаясь вниз — как детский набитый опилками мячик на резинке. Но протяжные гудки были слишком громкими — казалось, эти звуки заполнили весь гостиничный номер.

— Где же ты, Саша. Где ты? — в очередной раз произнес он тихо и почти беспомощно, потом аккуратно поднял трубку и положил ее на аппарат. Но гудки не смолкали. В наступившей тишине они звучали все так же громко, так же отчетливо и настойчиво. От них невозможно было скрыться.

Беспомощно оглядевшись вокруг, он нашел пульт от телевизора и нажал на кнопку. На одном из каналов шли новости. Денис опустился в кресло и попытался сосредоточиться на том, что происходит в мире. Но минуты шли — он слышал слова диктора, но совсем не понимал их смысла.

— Где же ты, Саша?

Он снова поднялся. Часы показывали половину второго. Ночь. Если до этого времени она не пришла домой, то, вероятно, уже и не придет. Скорее всего, она заночевала у подруги, возможно, у Кристины. Конечно, это было странно, потому что она должна была быть дома и ждать его звонка. Но, может быть, ей стало страшно, или слишком тоскливо, или, возможно, была какая-то другая причина, которая не позволила ей в тот вечер остаться дома…

В какой-то момент он ощутил настолько острую необходимость услышать ее голос, что ему стало трудно дышать. Он снова поднялся, выключил телевизор и опять взялся за телефонную трубку. После семи или восьми гудков она наконец услышал сонный голос Федора.

— Спишь?

— Дрова рублю, — раздраженно ответил тот, — что случилось?

— Послушай, ни к чему хамить. Ты же понимаешь, если я позвонил в половине второго ночи, значит, не просто так…

— Если звезды зажигают, как говорится, — более миролюбиво и немного встревоженно произнес приятель, — так что случилось?

— Мне нужен номер телефона Кристины.

— Что тебе нужно? — Федор, казалось, едва не захлебнулся от негодования. — Номер телефона Кристины? А номер психбольницы тебе не нужен?

Денис молчал. Шутки в тот момент до него в принципе не доходили.

— Мне нужен номер телефона Кристины.

— Я что-то не понимаю, — начал было почти проснувшийся Федор, но Денис, предугадав смысл его дальнейшей фразы, не дал ему договорить:

— Я тебе потом все объясню. Давай потом, дядя Федор.

— Ты… У тебя все в порядке?

— Не знаю, — честно признался Денис и снова замолчал.

— Записывай. Есть домашний, есть сотовый.

— Я запомню.

Денис дал отбой сразу же, как только услышал последнюю цифру. Нажал на рычаг и тут же снова принялся вращать упругий круглый диск допотопного гостиничного телефонного аппарата.

Домашний номер не отвечал. Денис чувствовал, как ускользает последняя надежда, и почти с замиранием сердца принялся набирать сотовый. Опять — долгие и протяжные гудки. Десять, одиннадцать, двенадцать. Денис уже начал сбиваться со счета, когда совершенно неожиданно вдруг услышал ее голос.

— Кристина? Это Денис…

Связь внезапно оборвалась, и он снова принялся отчаянно крутить круглый диск. Но на этот раз никаких гудков не последовало. Девушка-автомат сначала один, потом второй, третий, четвертый раз однотонно сообщала, что аппарат абонента отключен. Денис звонил спустя час, спустя два часа, но дозвониться так и не смог.

Когда они наконец вышли из кабинета следователя, было уже почти три часа ночи. Кристина впервые подняла взгляд на Владимира.

— Я должна перед вами извиниться…

В ее глазах была только мука. Владимир видел, чувствовал, что у этой девушки просто не осталось никаких сил. Он остановил ее — лишь взглядом, и молча подал руку, когда они спускались по ступенькам. Они долго молчали, не зная, что сказать друг другу. Куда идти, что делать. Милицейский «УАЗик», подкативший к крыльцу, должен был развести их по домам. Но Владимиру почему-то меньше всего хотелось в тот момент снова оказаться в сопровождении людей в форме. Он посмотрел на Кристину и сразу же понял, что она не хочет этого еще сильнее, чем он. Она была испугана, она смотрела на приближающуюся машину с таким страхом, как будто никогда в жизни не видела машин. Как будто…

— Спасибо, — он выступил вперед и заговорил, не замечая, насколько сильно изменился его голос, — спасибо, мы доберемся сами…

В ту же секунду он почувствовал тепло ее ладони, благодарно сжимавшей его пальцы. И это тепло отозвалось где-то внутри, вызвав ответную волну тепла и неожиданной нежности.

В тот момент, когда Саша обрела сознание, солнечный луч скользнул в больничную палату, медленно и робко двинувшись по направлению к ее кровати. Но почему-то остановился, не дойдя нескольких сантиметров, улегся на подушке и стал медленно исчезать, словно так и не решившись коснуться ее. Саша чувствовала его тепло, но не видела его. Что-то мешало, какая-то мгла окружала пространство, ограничивала его своей серой, хоть и не строгой, расплывчатой рамкой. Но она с раннего детства привыкла чувствовать солнце, и поэтому сильно удивилась, когда тепло растаяло, исчезло, испарилось, словно его и не было. Видимо, всему виной были шторы на окнах. Солнце пробилось сквозь щель, осветило то пространство, которое только было ему доступно, и снова скрылось — просто потому, что дальше его не пускали.

Саша вспомнила бабушку.

«Солнце-солнышко, разбуди нашу сонюшку», — ласково и тихо говорила она по утрам, пытаясь поднять с постели заспавшуюся маленькую Сашу. Саша любила бабушку как, наверное, любила бы маму, если бы она у нее была. Но мамы у Саши не было, и папы тоже — ее родители погибли во время схода горного ледника вместе со всеми остальными членами геологической экспедиции, поэтому Сашу воспитывала бабушка.

Бабушка умерла уже давно, и Саша уже привыкла к тому, что ее нет. Но в тот момент, еще не успев вспомнить, что с ней произошло, не осознавая ситуации, она почему-то очень остро ощутила тоску по утраченному близкому человеку.

— Солнце-солнышко, — пролепетала она одними губами, и удивилась, что не чувствует губ. Ей почему-то стало больно, было такое ощущение, что лицо стянуто маской. Маской из белка — наверное, именно такое ощущение испытывает женщина, когда накладывает на лицо стягивающую маску. Но Саша никогда в жизни не делала масок.

— Солнце-солнышко, — снова проговорила Саша и ясно почувствовала боль. Инстинкт заставил ее приподнять ладонь и дотронуться до лица. Она дотронулась.

Кожа была какой-то странной. Как будто и не кожа вовсе, а шершавая материя с грубым плетением или кусок пергамента. Саша снова дотронулась до лица, проверяя свои ощущения. Дотронулась — и в тот же момент поняла, что это не лицо. Это бинт. Она провела рукой дальше, пытаясь найти хотя бы маленький островок кожи, но кожи нигде не было — только бинт. Один бесконечный, сплошной бинт. Эти мутные сероватые круги перед глазами, ограничивающие пространство, — тоже бинт.