Старик Хоттабыч - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 39

Омар Юсуф только сейчас заметил необычные зубы Хоттабыча, и его душу заполнила самая черная зависть.

– По совести говоря, братец, я не вижу особенного богатства в золотых зубах, – сказал он, как можно пренебрежительней. – Уж лучше я заведу себе бриллиантовые.

И точно, в ту же секунду тридцать два прозрачных алмаза чистейшей воды засверкали в его ехидно улыбавшемся рту. Посмотревшись в маленькое бронзовое зеркальце, которое этот франтоватый старик, оказывается, хранил у себя за поясом. Омар Юсуф остался очень доволен. Он определенно обогнал своего добродушного брата.

Только три обстоятельства несколько омрачили его торжество. Во-первых, Хоттабыч не выказал никаких признаков зависти к нему. Во-вторых, его бриллиантовые зубы сверкали, только если на них падал свет. Если же свет на них не падал, то рот производил впечатление беззубого. В-третьих, бриллиантовые зубы в первую же минуту до крови расцарапали ему язык и губы. В глубине души он даже пожалел о том, что так пожадничал, но наружно не подал виду, чтобы не подорвать своего авторитета.

– Нет, нет! – хитро подмигнул он, заметив, что Волька собирается покинуть каюту. – Тебе не удастся покинуть помещение до самого заката. Я тебя прекрасно понимаю: ты хочешь скрыться от меня, чтобы избежать своей заслуженной гибели. Я не намерен рыскать потом по всему судну в поисках тебя.

– Пожалуйста, – спокойно согласился Волька, – я могу остаться в каюте, сколько вам угодно. Это даже будет лучше. А то разыскивай вас по всему пароходу, когда солнце не закатится. Сколько мне, по-вашему, придется ждать?

– Не больше девяти часов, о юный бахвал, – ответил, отвесив издевательский поклон, Омар Юсуф, как-то по-особому щелкнул большим и указательным пальцами левой руки, и на столике, стоявшем под самым иллюминатором, немедленно появились громоздкие водяные часы.

– Не успеет вода дойти до этого вот деления, – добавил он, щелкнув ногтем по стенке часов, – как солнце зайдет, и это будет одновременно часом твоей смерти.

– Хорошо, – сказал Волька, – я подожду.

– И мы подождем, – решили также Сережа, Женя и Хоттабыч.

Восемь часов прошло почти незаметно, так как Сережа не смог отказать себе в удовольствии и предложил самоуверенному Омару Юсуфу научить его играть в подкидного дурачка.

– Только я тебя все равно обыграю, – обещал ему Омар Юсуф и согласился.

За эти восемь часов Сережа оставил сварливого старика в дураках несметное число раз. Омар Юсуф страшно злился, пробовал мошенничать, но его каждый раз хором изобличали, и он начинал новую партию с тем же печальным для него исходом.

– Ну вот и прошло уже назначенное время, Омар Хоттабович, – сказал наконец Волька и победоносно глянул на увлекшегося игрой Омара Юсуфа.

– Не может быть! – откликнулся Омар Юсуф, бросил взгляд на водяные часы и побледнел.

Он взволнованно вскочил с койки, на которой играл в карты с Сережей, подбежал к иллюминатору, высунул из него голову наружу и застонал от бессильной злобы: солнце, как и восемь часов тому назад, высоко стояло над горизонтом.

Он повернулся затем к торжествующему Вольке и скучным голосом произнес:

– Я, наверное, ошибся немного в своих расчетах. Подождем еще часочка два.

– Хоть три! – великодушно отвечал Волька, еле сдерживая улыбку. – Только это тебе все равно не поможет. Как я сказал, так и будет, солнце не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.

Через четыре с половиной часа Омар Юсуф, в двадцатый раз выглянув в иллюминатор и, к ужасу своему, убедившись, что солнце и не думает уходить за горизонт, страшно побледнел, задрожал мелкой трусливой дрожью и тяжело бухнулся на колени.

– Пощади меня, о могучий отрок! – воскликнул он жалостливым голосом. – Не гневайся на меня, недостойного твоего слугу, ибо, крича на тебя, я не знал, что ты сильнее меня.

– А если я слабее, тогда можно на меня кричать? – спросил Волька.

– Конечно, можно, – убежденно ответил Омар Юсуф, и всем стало противно.

– Ну и братец же у тебя! – шепнул Женя на ухо Хоттабычу. – Ты меня, пожалуйста, извини, но он пренеприятный, завистливый и злобный старикашка.

– Да, – печально отозвался, потупив глаза, Хоттабыч, – братец у меня не сахар.

– Да встаньте вы, наконец! – брезгливо обратился Волька к Омару Юсуфу, продолжавшему стоять на коленях и все порывавшемуся поцеловать Волькину руку.

– Каковы будут твои приказания? – угодливо спросил Омар Юсуф, потирая свои сухонькие ладошки и подымаясь на ноги.

– Пока что только одно: не смей без моего разрешения покидать ни на одну секунду эту каюту.

– С огромным наслаждением, о мудрейший и могущественнейший из отроков, – льстиво ответил Омар Юсуф, со страхом и благоговением глядя на Вольку.

Как Волька сказал, так и было. Ни в тот день, ни на другой, ни на третий солнце не скрывалось за горизонтом. Придравшись к какому-то мелкому факту непослушания Омара Юсуфа, Волька продлил круглосуточное пребывание дневного светила на небе вплоть до особого распоряжения. Только узнав от Степана Тимофеевича, что «Ладога» наконец вступила в широты, где день на короткое, правда, время уступит место ночи, Волька сообщил об этом Омару Юсуфу как об особой его милости к недостойному и сварливому джинну.

Омар Юсуф вел себя тише воды, ниже травы, ни разу, ни на минуту не покинул каюту и покорно влез в медный сосуд, когда «Ладога» под звуки оркестра и крики «ура» пришвартовалась наконец к той самой пристани Архангельского порта, от которой она отчалила сорок два дня тому назад.

Конечно, Омару Юсуфу страшно не хотелось возвращаться даже на время в медную посудину, где он провел в одиночестве столько безрадостных веков. Но Волька торжественно обещал выпустить его оттуда, как только они вернутся домой.

Не скроем, у Вольки, покидавшего с медным сосудом под мышкой гостеприимную палубу «Ладоги», было очень большое искушение швырнуть его в воду. Но, не дав слово – крепись, а дав – держись. И, тяжело вздохнув, Волька сошел на пристань, подавив в себе минутное искушение.

В поезде наши друзья читали газеты, пели песни, без конца закусывали и, конечно, играли в подкидного дурака. Словом, проводили время так, как его обычно проводят во время длительных поездок по железной дороге.

Только одно событие и приключилось в поезде. На одной из маленьких станций, не доезжая Вологды, какой-то жулик польстился на сосуд, в котором томился Омар Юсуф, схватил его, выскочил из вагона и что есть силы помчался по дощатой платформе, где и был задержан подоспевшим стрелком железнодорожной охраны.

Сосуд возвратили Вольке по принадлежности, а жулика, даже не подозревавшего, от какой грозной опасности избавил его стрелок, отвели в отделение милиции.

После этого случая Волька решил принять меры предосторожности и спрятал сосуд вместе с томившимся в нем неприятным братом Хоттабыча на самое дно своего чемодана.

Если никто на «Ладоге» ни разу не заинтересовался, по какому, собственно говоря, праву Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу не стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родителями и знакомыми наших героев.

Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как должное факт отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь вопросом, какими таинственными путями они устроились на «Ладогу». Родные торжественно встретили наших героев. Отлично пообедав, ребята часа два рассказывали своим близким, почти не привирая, о различных своих приключениях в Арктике, благоразумно не упоминая, впрочем, о всех событиях, связанных с проделками Хоттабыча. Только Сережа, увлекшись, чуть не проболтался. Описывая вечера самодеятельности, происходившие в кают-компании во время туманов, он проговорился:

– А тут, понимаешь, вылезает вперед Хоттабыч и говорит…

– Что за странное такое имя – Хоттабыч? – удивилась Татьяна Ивановна.

– Это тебе, мама, показалось. Я не говорил «Хоттабыч», я сказал «Потапыч». Это нашего боцмана так звали, – не растерялся Сережа, хотя и здорово покраснел.