Военно-морской рассказ «Миноносец Бесстыжий» - Кошкин Иван Всеволодович - Страница 2

- Пять. Помочь?

- Не надо. Сбегай в машинное, у них что-то с переговорной трубой - сигнал не проходит.

Ецков кубарем скатился в машину. Механик, потомок старинного морского рода, грек (как он говорил) Абасраки склонился над турбулентным манометром. Обернувшись на шум, он подмигнул мичману:

- Шо я Вам скажу, Петенька, таки Вы вовремя сказали командиру, шо я из Сочи. А то старший офицер уже ставил свои кальсоны - и это был бы такой конфуз, такой конфуз... Я извиняюсь, но не могли бы Вы посмотреть трубу - коннекта с мостиком нет. Я их слышу, а они меня нет.

Мичман по праву гордился тем, что хорошо разбирается в системе связи миноносца, поэтому достать из трубы дохлую крысу было для него делом одной секунды. Механик на секунду отвлекся и внимательно осмотрел труп грызуна.

- Судя по тому, шо у этой крысы сильно поцоватый вид, ее туда загнал Кошкодрал, а вытащить, естественно, не смог. Надо мне будет с ним поговорить, шобы в машинном больше не охотился. Идите, мичман, большое вам спасибо.

Кочегары как заведенные бросали в турбину уголь.

Ецкой-третий бегом вернулся на мостик, чуть не сбив по пути Аршхенфельта, выкрикивавшего выполненную пять минут назад команду. Матросы раскатывали по палубе противопожарные брамсели, в кают-компании старый фельдшер Недобей раскладывал топоры и молотки, готовясь принимать раненых. Мимо со спасательным плотом в лапках пробежали корабельные крысы. На мостике все было спокойно. Вской чистил кортиком ногти, время от времени поглядывая на приближавшихся японцев. Кошкодрал уже улегся у него на плечах, предупредив предварительно блох, чтобы не баловали. Етько твердо сжимал рукояти штурвала и, только по закаченым глазам можно было понять, что он давно в глубоком обмороке. Вской полюбовался аккуратными ногтями и обернулся к мичману:

- Молодой, будьте любезны, дайте этому гамадрилу в ухо.

- Есть!

Весь дрожа от оказанного доверия мичман стянул с правой руки перчатку и с размаху врезал рулевому по морде. Етько вздрогнул, очнулся, и, увидев приблизившиеся дымы, приготовился упасть в обморок снова.

- Только попробуй, паскуда, - предупредил командир. - Скажу Недобею, чтобы клизму с красным перцем поставил.

Стуча зубами Етько уставился прямо перед собой. Сигнальщик поднялся на мостик держа в руках стопку свежепостиранных сигнальных флагов, выбрал три и сунул за пазуху, а остальные свалил в углу. Лейтенант с интересом посмотрел на него:

- Вообще-то это не «Погибаю, но не сдаюсь». Третий флаг неправильный. А этот сигнал означает: «Шесть белых мышей охотятся на тюленей». Впрочем, оставь. Пусть поломают голову.

Сигнальщик поднял сигнал, подумал секунду и привязал к фалу еще четыре флага.

- Ого, - поднял бровь капитан. - «Флагманский морж прекращает преследовать двенадцать зеленых собачек». Пожалуй, на этом стоит остановиться.

Труба машинного отделения откашлялась, затем донесся голос Абасраки:

- Я таки сильно извиняюсь, но когда будете рулить, сильно передачи не переключайте. Вы когда перекладываете с «полный назад» на «самый полный вперед» мое греческое сердце обливается кровью. Пар мы вам дадим, не сомневайтесь, но на газ сильно не жмите.

Миноносцы врага приближались, грозно сверкая шпангоутами.

- Не менее 25 узлов в час, - пробормотал лейтенант. - А мы больше 20 не выжмем, да и те по спидометру. Кстати, кажется через пять минут мы выйдем на дистанцию артиллерийского огня.

Он перегнулся через ограждение мостика и внимательно посмотрел на носовое орудие. Артиллерийский офицер стоял у самого мощного своего орудия и пристально, грозно всматривался в несущегося навстречу противника. Комендоры озадачено переглядывались, подталкивали друг друга локтями и наконец, как по команде обернулись в сторону мостика, с надеждой глядя на командира.

- Арсений Викентьевич, - позвал Вской.

- Да? - не оборачиваясь откликнулся артиллерист.

- Арсений Викентьевич, будьте добры, откройте затвор.

Артиллерист в недоумении повернулся к командиру:

- Владимир Петрович, но зачем?

- Выполнять!

- Есть! - комендоры откинули затвор в сторону.

- А теперь, будьте добры, вставьте туда снаряд, - лучезарно улыбнулся лейтенант.

Артиллерист ударил себя по лбу и комендоры с облегчением зарядили орудие.

- Зднов - лучший артиллерист во всей бригаде, - пояснил Вской обалдевшему мичману. - Но постоянно забывает зарядить орудие. После первого выстрела приходит в норму. Собственно, из-за этого первые стрельбы перед светлейшим мы чуть не завалили.

Вражеские миноносцы расходились клещами, охватывая русский корабль, вода кипела под их острыми фарватерами. На палубе Аршхенфельт пропустил команды «Шевелись!» и «Переодеться в чистое» и приказал раздать абордажные сабли. Грянули орудия японских миноносцев. Перед миноносцем поднялось два фонтана, два снаряда упали у левого борта и один просвистел в двух футах от головы альбатроса. Несчастная птица, борясь с подступающей истерикой решила, что от судьбы не уйдешь и села на мостик, бормоча что-то настолько морское, что даже Кошкодрал с интересом поднял одно ухо. Мичман машинально подвинулся и украдкой глянул на орудие вниз. Арсений Викентьевич выжидал, спокойно следя трехдюймовым стволом калибра сто миллимиетров за ближайшим миноносцем. Кошкодрал с одобрением наблюдал за этой, такой знакомой ему, тактикой. Японцы выстрелили снова. Лейтенант невозмутимо впечатал голову мичмана в компас. Ецкий почувствовал, что какая-то сила срывает с него фуражку. Подняв голову от картушки и утерев кровавые сопли, мичман увидел дыру в ограждении мостика примерно на том месте, где должна была быть его голова. Лейтенант спокойно раскуривал трубку, глядя на приближающийся миноносец врага. Теперь мичман видел, что это «Самосеки» с его характерным мостиком неприличной формы и четырьмя трубами различной высоты и диаметра. Отчего-то нестерпимо захотелось писать.

- Арсений, - крикнул, перекрикивая рев котлов командир, - мне оскорбить тебя предположением о том, чем ты там занимаешься? Ты стрелять будешь ВВВЫЫЫЫТТТ?!!!!

Последнее слово вырвалось у Вскова главным образом из-за того, что Кошкодрал укоризненно запустил ему пять когтей в ухо - кот отлично понимал артиллериста и не терпел, когда мешали хорошей охоте.

- Ну ладно. - потер ухо командир и обернулcя к рулевому, - Етьков, маневрируй на свое усмотрение.

Мичман едва успел вцепиться в поручень. Рулевой был перепуган настолько, что знал, куда упадет снаряд еще до того, как японский артиллерист жал на спуск. Пять столобов, расстояние между которыми было меньше ширины «Бесстыжего» встали по обоим бортам корабля. Мичман открыл рот от такого зверского надругательства над естественными науками, когда лейтенант вторично приложил его головой об компас. Что-то часто застучало по ограждению и мичман увидел рядом с собой альбатроса, закрывающего голову крыльями, причем из клюва птицы вырывались уже настощие военно-морские слова. На палубе стоял тот характерный мат, которым всегда сопровождается на Руси любое святое дело. Первых раненых потащили в лазарет, раненые вырывались и кричали, что это только царапины. «Самосеки» был в каких-то пяти кабельтовых, когда рявкнуло орудие Зднова. Мостик «Самосеки» принял уже совершенно похабную форму, а из двух труб вместо дыма повалил пар. Японец отвалил в сторону. Сигнальщик торопливо поднял еще три флага.

- «Розовый дельфин пьет рыбий жир» - прочитал лейтенант и одобрительно похлопал сигнальщика по плечу, - Ты делаешь успехи, голубчик. Етьков, два узла ост-вест, дадим Вздееву возможность проверить, как он закрутил резинку.

- Есть, - обезумевший от ужаса рулевой захохотал как шакал, обожравшийся мухоморов, и резко переложил штурвал.

- Мне не нравится наш кильватер, - озабоченно пробормотал лейтенант, в третий раз ударяя головой мичмана о компас.

Ецкий-третий, успевший подложить на компас запасную фуражку, вытряхнул из-за шиворота осколки и посмотрел на кильватер. Тот действительно выглядел неважно.