Атавия Проксима - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 39

Про мебель он, конечно, не проронил ни слова, – у него хватило на это такта, – но взгляд, которым он окинул свое (увы, не совсем еще свое!) трюмо, стол, очень модные и очень неудобные кресла с низенькими квадратными спинками, был правильно понят не только его невестой, забежавшей вскоре после его возвращения, но и супругами Гросс.

– Боже, но какие же они у тебя заморыши, твои племянники! – воскликнула раскрасневшаяся с мороза Энн, узнав, кто такие маленькие гости ее жениха. Она всхлипнула, расцеловала их и стала поправлять растрепавшийся убогий розовый бантик в челочке Рози. – Они даже не бледненькие. Они какие-то светло-голубенькие!

«Славная моя! – с нежностью подумал о ней Онли. – Старается, бедняжка, показать, будто ее совершенно не волнует вопрос о том, как мы сейчас расплатимся за мебель…»

Быть может, ему было бы несколько легче перенести обрушившиеся на него удары судьбы, если бы он знал, что Энн и не думала притворяться, что ей действительно в эти минуты больше всего было жалко не себя, не мебель и даже не жениха, переживания которого она отлично понимала, а вот этих чахлых малышей с прозрачной, без единой кровинки кожей, которые смотрели на своего дядюшку с любопытством и робкой надеждой.

– А теперь, ребята, спать! – сказала фрау Гросс, опасаясь больше всего, как бы Онли не ляпнул вдруг при них какую-нибудь грубость. – Как вы думаете, где бы их удобнее было уложить?

Онли безнадежно махнул рукой:

– А хоть на моей кровати.

– Дяденька Онли, – решился, наконец, Джерри, которого глубоко заинтересовала дядина рука на перевязи. – Почему у вас рука перевязана? Вы были на войне?

– Спать, спать! – заторопилась профессорша. – Вы не возражаете, господин Онли, если я их уложу на стульях? – Но, увидев его перекосившееся лицо, она быстро поправилась: – Хотя нет, пожалуй, лучше будет устроить их на полу… А то еще свалятся во сне…

Ребята метнули на нее оскорбленный взгляд. Даже маленький Мат и тот давно уже не падал во сне на пол. Но они промолчали, потому что детским своим чутьем почуяли, что как эта старенькая тетя Полли ни расхваливала им их дядюшку, а они здесь все-таки не очень желанные гости.

Профессорша повела их в соседнюю комнату и стала устраивать на полу. Ее муж вызвался ей помогать, чтобы оставить вконец расстроившегося Онли наедине с его невестой. Да и ему самому надо было потолковать с женой с глазу на глаз.

Профессорша кинула взгляд на ребятишек. Джерри, свернувшись калачиком, спал. Рози все еще ворочалась с боку на бок.

– Спи, спи, девочка! – оказала фрау Гросс.

– Я сплю, тетя Полли.

– Ну, вот и хорошо. Ты накройся с головой одеялом, скорее заснешь.

Рози накрылась с головой, но тотчас же снова высунула ее из-под одеяла:

– Тетя Полли!

– Спать надо, девочка, спать!

– Тетя Полли, я буду делать все, как вы мне будете велеть. Хорошо?

– Хорошо, девочка, хорошо. Спи!

– Я сплю, – послушно ответила Рози. – А завтра?

– Что завтра, девочка?

– А завтра утром что мне делать?

– Спи, Рози, а то я рассержусь. Завтра поговорим.

– Завтра утром я подмету пол и вытру всю пыль, хорошо?

– Хорошо, девочка. Спи.

– Я сплю, тетя Полли. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, детка.

Рози повернулась на другой бок, накрылась с головой одеялом и замолкла.

Профессорша, хотя разговор с ее мужем и шел по-немецки, все же выждала, пока не убедилась окончательно, что девочка заснула.

– Гросс, – шепнула она наконец, – что я тебе скажу…

Профессор пододвинулся поближе и приготовился слушать.

– Ты помнишь того черноволосого в темно-синем свитере, ну того, с которым мы третьего дня пожары тушили?

– Карпентера?

– Угу.

– За ним нынче вечером целая охота была. Стреляли даже.

– Угу.

– Вот только неужели его схватили?

– Его не схватили.

– Не схватили? – обрадовался Гросс, но тут же придал своему лицу самое сухое выражение. – Мне, правда, кажется, что он хороший человек, но, прошу тебя, переменим тему разговора… Меня совершенно не интересует политика… А откуда тебе известно, что его не арестовали?

– Гросс, друг мой, – виновато прошептала профессорша и горестно вздохнула, – я знаю, что ты меня будешь упрекать, я знаю, что заслужила твои упреки, но только я…

Она замолкла, не решаясь договорить фразу.

– Только ты что? – нетерпеливо спросил профессор.

– Только я, дорогой мой друг, вмешалась. Сердце не выдержало.

– Ты меня уморишь, Полина. Говори толком: во что это ты вмешалась?

– В политику… Ну совершенно нечаянно…

– Когда же это ты успела? – облегченно вздохнул профессор. – Ты же из дому сегодня не выходила.

– Я в нее, дорогой мой, не выходя из дому, вмешалась.

– Ладно, – улыбнулся профессор. – Давай лучше поговорим о Карпентере. Откуда тебе известно, что его не поймали?

– Так я же как раз о Карпентере и говорю… Я его… я его спрятала.

– Спрятала?! Ты с ума сошла!.. Где же ты его спрятала?

– То есть я его не совсем спрятала, он сам спрятался. Вбежал со двора на кухню, дверь была раскрыта, влез на чердак и спрятался. Но я его видела. Услышала, кто-то шуршит на кухне, гляжу, а это он и есть, Карпентер. Без шапки, без пальто, дышит, как опоенная лошадь, смотрит на меня затравленными глазами и говорит: «Здравствуйте, мадам. Ну что ж, выдавайте меня полиции». Я говорю: «Почему же это я должна вас выдавать полиции?» Он говорит: «Потому, что я коммунист. Мадам, конечно, ненавидит коммунистов?» Я говорю: «Нет же, почему?»

– Боже мой! – профессор схватился за голову. – Что ты наделала! Что ты наделала! Это же мог быть провокатор!

– А я, милый мой Гросс, уже не девочка, – я по глазам вижу, что не провокатор… Я ему еще сказала, что, судя по тем немногим коммунистам, которых я знаю, они достойны всяческого уважения!

– А «Интернационал» ты с ним не пропела? – осведомился профессор с наивозможнейшей язвительностью.

– А ты бы выдал? – перешла фрау Гросс от обороны к нападению.

– Уж, во всяком случае, я не стал бы ему рассказывать про свои знакомства с коммунистами.

– Про знакомых это я, конечно, зря. А он на меня так посмотрел! – Фрау Гросс не выдержала и всхлипнула. – «Спасибо, – говорит, – мадам, от лица ваших знакомых» – и лезет на чердак. Я ему говорю: «А вы обыска не боитесь? Вдруг, – говорю, – ночью нагрянет полиция с обыском?». А он смеется: «Это у Наудуса, – говорит, – обыск! Никому во всем Кремле не придет в голову, что я прячусь у Наудуса. Этот мерзавец, – говорит, гонялся за мной вместе с полицией, а я его так стукнул, что он надолго меня запомнит».

– Это он действительно очень хитро придумал, – спрятаться в этом доме, – усмехнулся профессор; – А знаешь, дорогая, ведь ты вовсе и не вмешивалась в политику. Он ведь сам в этот дом забрался и сам спрятался. Выдавать мы его не обязаны. И как раз потому, что мы никак не должны вмешиваться в политику.

– Он сказал, что правительство неспроста объявило коммунистов вне закона и что скорее всего готовится какая-то очень большая пакость.

– Вот это-то и страшно. Такая же мысль пришла и мне в голову.

– Он сказал, что денька два отсидится на чердаке, – снова вспомнила профессорша о Карпентере, – а потом, говорит, видно будет…

Профессор промолчал.

– Ну, с голоду он, положим, не умрет, – продолжала фрау Гросс, словно читая мысли мужа. – Кое-чего съестного он прихватил на кухне.

Поздно вечером кто-то постучался во входную дверь.

Наудус быстро выпроводил Энн к Гроссам. Неудобно, когда незамужняя девушка так поздно засиживается у молодого человека, пусть даже и жениха. Это может ее скомпрометировать.

– Кто там? – спросил он.

– Полиция, – отвечали с улицы. – Это вы, Наудус?

– Я.

– Как ваше здоровье? Начальник велел узнать, как ваше здоровье. Он говорит, что вы настоящий молодчага.

– Спасибо, – сказал Наудус, чуть приоткрывая дверь, – здоровье мое могло бы быть лучше. Этот проклятый Карпентер лягнул меня, что твой мул. Я чуть не вознесся прямо в рай… Вы его еще не поймали?