Матрос Специального Назначения - Загорцев Андрей Владимирович - Страница 13

Уворованный халат, мы располосовали и, вооружившись иглами с нитками, пришили на грудь по два объемных кармана. Чтобы „специально оборудованные“ костюмы не перемешались с остальными в общей стопке, пришлось наврать замкомгруппы, что командир дал распоряжение хранить маскхалаты в рюкзаках. Марков поворчал, вечером после ужина построил всю группу, выдал рюкзаки и приказал их укомплектовать. Позже сам Марков признал, что снаряжение группы на занятия и выдача имущества стала намного проще и быстрее. Куда проще выдать уже укомплектованный рюкзак, чем возиться по нескольку минут у каждой военно-морской шмотки.

На следующий день на занятиях по тактико-специальной подготовке, при выдвижении в район, командир чуть ли не на бегу дал команду: „Разобрать оружие“. Мы с Федосовым, следуя друг за другом след в след, закинули ремни на шею и начали разборку. Так было намного проще, разобранные детали сразу же складывали в нашитые карманы. Собирали, доставая детали в обратном порядке. Нормально — „рацуха“, так сказать! Поповских отметил наши старания одобрительным хмыканием и осмотрел нашитые карманы. Хорошо не поинтересовался, из чего мы их скроили. Да и не царское это дело. Никому он не приказал и не посоветовал сделать так, как у нас. По его мнению, личный состав должен прийти к этому сам — не через голову, так через руки и ноги. Вечером пришлось отдать куски „зашхеренного“ маскхалата на растерзание суровой общественности. Потом оказалось, что в эти карманы можно класть что угодно — детали автомата, пустые магазины, сухари, куски сахара, сигареты, спички — да много чего.

Стреляли мы в тот период четыре раза в учебную неделю. Практически каждый день, кроме пятницы. Обычно стрельбы занимали часа два, не больше. За эти два часа группа проходила несколько учебных точек. Начинали стрельбу, выполняя сначала упражнения учебных стрельб по шесть патронов, постоянно проверяя бой оружия. Потом неслись по участкам и направлениям. Боеприпасы на пункте выдачи получали сразу на все упражнения, снаряжали магазины на бегу. А еще наш капитан-лейтенант на бегу заставлял нас учить условия выполнения стрельб. Бежишь, ни о чём не думаешь, а тут команда: „Группа, второе упражнение контрольных стрельб — хором!“. Вся группа на бегу начинает скандировать:

— Цееее-ли, спе-ши-ва-ющая-ся груууу-ппа пеее-хооо-тыы, две грудны-ее фигууу-ры…

Ночью группа стреляла и с ночными прицелами, и с подсветкой целей ракетами. Командир мог подавать целеуказания командирам подгрупп по радиостанции, мог, наблюдая в ночной бинокль, короткими очередями трассирующих.

Командование разведпункта и роты постоянно разносило нашего каплея за нарушения, но как-то вяло и больше для виду. Никто в группе не понимал, зачем нас так „загибают“ с этой огневой подготовкой. Перед каждыми стрельбами вечером или Марков, или, оставшийся за старшего, Федосов проводили стрелковую тренировку. За казарму на огневой городок вытаскивали ящик с матбазой, вытаскивали уменьшенные копии мишеней, расставляли, учились определять дальности до целей, перестраивались, перегруппировывались, метали болванки гранат, выполняли нормативы по разборке и сборке, снаряжению магазинов и лент…

В следующую субботу Марков опять попытался забрать всю группу на „экскурсию“. Услышав о построении, мы с Федосом начали метаться по всему расположению роты, со скоростью света прокручивая в голове всевозможные варианты „увильнуть“ от культпохода. Отчаявшись, мы нырнули в „холодную“ баталерку и с озабоченным видом начали вешать лапшу на уши баталеру — матросу-„годку“, заместителю ротного старшины.

— Тащ стармос, нас тут это, группный прислал, там ему ротный задачу поставил, по поводу матбазы, на занятия, — затараторил Федос, вслушиваясь на крики мичмана, сгонявшего личный состав на построение. Я стоял и глупо улыбался в надежде, что, пока с нами разберется замстаршины, наш „замок“ успокоится и уведёт всех. А у нас потом будет железобетонная „маза“, ибо баталерщик может легко подтвердить, что во время построения мы были у него по поводу какой-то задачи, полученной от командования роты.

Баталер вылупился на нас, что-то обдумывая. Потом молча налил в стакан воды, всунул в него самодельный кипятильник из двух бритвенных лезвий.

— Тааак… так, что-то припоминаю, — наконец произнёс он и тут же выдернул „кипятильник“ из розетки, достал жестяную банку с надписью „Индийский кофе“, — вам наверно надо ящик сколотить для макетов местности и песок для него просеять в мешок?

— Да-да, — закивал радостный Федосов, — точно ящик и песок! Дай нам доски и инструмент и мы пойдём делать!

— Очумел, старшинка! Доски ему и инструмент — сейчас, как же! Идите, делайте! найдёте всё сами. Гвоздей итак мало, могу вам сито только дать для песка и мешок бумажный.

Старший матрос достал из под верстака обьемное сито и аккуратно свернутый бумажный мешок и всучил его нам.

— Всё, отчаливайте караси! через два часа к обеду жду результатов! вашему мичманку Маркуше я сам скажу, что вы задачу ротного выполняете, и в следующий раз, когда захотите зашхерится, всегда жду — у меня работы полнооо, — он задавил довольную „лыбу“ и, закинув пару ложек растворимого кофе в стакан, начал яростно размешивать напиток, некультурно позвякивая ложечкой.

Вот чёрт! сами себя и загнали в ловушку — спрятались от „экскурсии“! — теперь предстоит где-то искать ящик и просеивать песок. Баталер хитёр, как хохол, наверняка эту задачу поставили ему, а тут подвернулись мы, два идиота, „страстно желающих“ поработать.

Вздыхая, мы поплелись на выход из казармы и тут же наткнулись на пышущего злобой заместителя командира.

— Таак, выдрёныши, вся группа в сборе, а вас нет, вы где…

Договорить он не успел, его бесцеремонно перебил баталер старший матрос, высунувшийся из-за двери.

— Эт по задаче ротного, до утра ящик-макет на ТСП (тактико-специальная подготовка) должны родить.

Марков хмыкнул и, махнув нам рукой, отпустил восвояси. Пошли мы со старшиной второй статьи Федосовым, ветром гонимые, искать какой-нибудь ящик или доски, с которых можно его сколотить. После получаса усиленных поисков забрели на территорию воздушно-десантной мастерской.

— О, смотри — доски! хорошие, вон в куче валяются, — обрадовался Федос, — сейчас заберем и пойдём колотить. Только надо будет где-то пилу и молоток с гвоздями достать… может у кого из земляков второй группы спросить?

— Александр Палыч, а ну его нахрен! а то сейчас возьмём эти досточки, а нам по башне настучат. Слышь в мастерской циркулярка воет? Я, насколько знаю, у них там помимо швейного цеха, еще и столярка есть, а там кто-нибудь из обеспеченцев, по любому, или годок или старшак, — наваляют или припашут еще.

— Так все равно надо что-то делать. Ты чего предлагаешь — пойти попросить что ли?

— А почему бы и нет? Ну пошлют нас подальше — что с того? если припашут, какую-нибудь „мазу“ кинем. Ну что, идём?

Федосов помялся с ноги на ногу:

— Слышь, может сам сходишь? А я тут потихоньку попытаюсь доски хапнуть.

Не ответив, я подошёл к двери и, собравшись духом, толкнул дверь и пошёл по коридору. В открытом столярном цехе на циркулярной пиле распускал доски старший мичман, тот самый мичман „подпольно“ крутил видеофильмы. Увидев меня, мичман остановил пилу.

— Тебе чего, матрос? кто прислал?

— Товарищ старший мичман, я к вам по делу пришёл…

— Ох, ни хрена себе! Матрос, какое же у тебя ко мне дело может быть? — грозно насупился мичман.

Я, сбиваясь, начал ему рассказывать про ящик, и не найдется ли у него несколько старых ненужных досок, вроде тех, которые валяются снаружи мастерской.

— Ааа… ящик для песка, полтора на полтора, на двадцать с крышкой, с кармашками и с ручкой… такой что ли?

— Точно так, товарищ старший мичман.

— Да я же сколотил такой. Даже покрасил! только его с первой роты уже месяца два никто не забирает. Ты с какой группы?

— Группный капитан-лейтенант Поповских, — отрапортовал я.

— Ну да, точно он. Он же мне беленькой уже поставил. Видно по пьянее и позабыл всё, — пробормотал мичман, и, опомнившись, погрозил мне пальцем, — так, сейчас доски распущенные сложишь, ящик заберешь, а то ваш командир группы скажет еще — я слова не держу.