Я буду любить тебя... - Джонстон Мэри - Страница 24

— Вы как раз вовремя, капитан Перси! — воскликнул губернатор. — Вчера вы сказали, что прочный мир с индейцами, которым кое-кто из нас бахвалился, это не более чем затишье перед бурей. И клянусь честью, похоже, вы оказались правы!

— А в чем дело? Что-нибудь стряслось? — спросил я, подходя к столу.

— Стряслось, да еще как! — ответил он. — Этот человек только что прискакал с плантаций, расположенных вверх по реке от Паспахега. Три дня назад этот дурак и задира из племени паспахегов, Нематтанау, которого наши прозвали Джек-Перо, заманил в лес торговца Моргана и там его убил. Вчера, желая показать, какой он храбрый, он подошел близко к дому Моргана, и слуги убитого пристрелили его. Потом они похоронили каналью и решили, что на этом все и кончится. Но три часа назад Чанко-христианин пришел к коменданту поселка и предупредил его, что паспахеги охвачены волнением и воины уже покрывают себя черной краской. Комендант тотчас послал гонца ко мне, и я решил, что самое лучшее — это отправить к ним вас с дюжиной человек, чтобы привести их в чувство. Нет, никакого боя, никакой драки быть не должно — я готов голову прозакладывать, что довольно будет одной демонстрации силы. Покажите им, что врасплох они нас не застанут, но речь ведите любезно. Чтобы они скорее успокоились, я посылаю с вами мастера Ролфа — его они послушают. Убедитесь, что черную краску они закрасили красной, дайте им бисеру, один или два ножа и возвращайтесь домой. Если что-то вам не понравится, разузнайте, где сейчас Опечанканоу, и я пошлю к нему посольство. Он нас любит и быстро прекратит любую смуту.

— Конечно, он нас любит, — сухо сказал я. — Как кот любит мышь, с которой играет. А теперь, сэр, раз мы должны отправиться немедля, я пойду за своим конем.

— Тогда встретимся на перешейке, — предложил Ролф.

Я кивнул и вышел. Уже светало. Когда я спускался по ступенькам, ко мне вдруг присоединился мастер Пори.

— Вчера я поздно лег, — сообщил он с важным видом и широко зевнул, — но теперь дело сделано, и я собираюсь опять пойти спать.

Я молча продолжал свои путь,

— Знаю, вы сейчас меня не жалуете, — продолжал он, глядя на меня искоса своими хитрыми веселыми глазками. — Вы считаете, что в то утро, за церковью, я был чересчур осторожен в выборе площадки для поединка и таким образом — увы! — задержал его, а там появился губернатор, и ваша дуэль окончилась ничем.

— Я считаю, что вы предупредили губернатора, — напрямик ответил я.

Он затрясся от хохота.

— Предупредил его? Еще бы! Разумеется, я его предупредил! Молодые глаза ни за что не углядели бы ни кротовой кочки, ни ведьмина кольца в траве, ни выступающего из земли корня, но с сединой, сын мой, к нам приходит мудрость. Как вы думаете, король отблагодарит меня?

— Вне всякого сомнения, — заверил его я. — И если вас такая цена устраивает, то Бог в помощь.

К этому времени мы уже прошли половину улицы и дошли до гостиницы. В не закрытом ставнем окне над нами все еще горел свет. Внезапно он погас. В окне появился человек, посмотрел на нас и тут же отпрянул; потом наружу высунулась костлявая рука и тихо затворила ставень. Я узнал и эту руку, и лицо — они принадлежали тому самому господину, которому вчера на кладбище я дал хорошего пинка.

— Итальянский доктор, — проговорил мастер Пори.

Тон, которым он произнес эти слова, показался мне странным. Я взглянул на него, но по его толстому лицу и лукавым глазкам было невозможно что-либо прочесть.

— Итальянский доктор, — повторил он. — Если б на месте капитана Перси был мой друг, я бы посоветовал ему остерегаться итальянского доктора.

— Этот ваш друг наверняка был бы благодарен вам за предупреждение, — отвечал я.

Мы прошли еще немного.

— И еще я предупредил бы этого моего чисто гипотетического друга, что вчера вечером итальянец и его хозяин о чем-то совещались.

— Вчера вечером?

— Да, вчера вечером. Я зашел к милорду, чтобы выпить вина, и таким образом прервал их конфиденциальную беседу. Во хмелю его милость был довольно болтлив, и кое о чем мне намекнул… — Тут мастер Пори по своему обыкновению разразился беззвучным смехом. — Не знаю, зачем я вам все это говорю, капитан Перси. Ведь вы и сами знаете, я на другой стороне, причем полностью и бесповоротно. Ну да ничего, сейчас я просто рассказываю вам то, что рассказал бы, будь я на вашей стороне. Надеюсь, что в этом нет вреда и я не предаю интересы милорда Карнэла, то бишь мои собственные, а? Как вы думаете?

Я не ответил. Я знал, что он не имеет ни малейшего понятия о чести, но зато в достатке наделен тем, что мастер Уильям Шекспир назвал «молоком сердечных чувств»[77].

— Его милость начинает беспокоиться, — продолжил он, помолчав. — Корабль, прибывший вчера, привез последние придворные новости. Все идет точно по пословице: с глаз долой, из сердца вон. А Бэкингем времени зря не теряет, знай кует железо, пока горячо. Говорят, он пользуется португальской водой, чтобы улучшить цвет лица, спит в маске, пропитанной особыми снадобьями, как это делали Валуа[78], и от всего этого стал еще красивее, чем был. По три раза в неделю он меняет фасон своего платья, что пришлось очень по душе его величеству. Более того, если прежде принц Уэльский[79] его терпеть не мог, то теперь Бэкингем стал его задушевным другом. Поэтому неудивительно, что милорд Карнэл хотел бы побыстрее возвратиться в Уайтхолл[80].

— Так пусть едет, — сказал я. — Корабль, что привез его, все еще здесь.

— Да, его корабль все еще здесь, — согласился мастер Пори. — Пройдет еще несколько недель, и к нам вновь прибудет «Счастливое возвращение» и привезет распоряжения Компании. Скажите, капитан Перси, у вас есть какие-либо сомнения относительно их содержания?

— Никаких.

— Тогда его милости нужно просто запастись терпением и дождаться прибытия «Счастливого возвращения». Наверняка он так и поступит.

— Наверняка, — ответил я.

К этому времени мы уже подошли к двери дома мастера Пори.

— Желаю вам удачи в переговорах с паспахегами! — сказал он, громко зевнув. — А я пойду спать. Кстати, вам когда-нибудь снятся сны, капитан Перси!? Мне нет — у меня слишком чистая совесть. Но если бы мне снились сны, то нынче это непременно был бы сон про итальянского доктора.

Его пунцовая физиономия и блестящие глазки исчезли за дверью. Я быстро зашагал дальше, к дому пастора. Свет утра был еще слаб, и дом с садом окутывала пелена тумана. Внутри все спали. По мокрым серым тропинкам я добрался до конюшни и разбудил Дикона.

— Быстро оседлай мне Черного Ламораля, — приказал я ему. — Среди паспахегов началось волнение, и мы с мастером Ролфом едем, чтобы уладить дело.

— А я с вами? — спросил он.

Я покачал головой:

— У нас уже есть двенадцать человек. Больше не надо.

Он занялся конем, а я вошел в дом. В прихожей негритянка Анджела посыпала пол свежесрезанным тростником, и я спросил ее, проснулась ли уже ее хозяйка.

На своей смеси английского с испанским она тихо ответила, что нет. Я прошел в свою комнату и вооружился, потом взбежал по лестнице на второй этаж, где в удобных покоях, среди роскоши, которую так презирала его душа, обитал мастер Джереми Спэрроу. Однако в спальне его не оказалось. У основания лестницы меня уже поджидала тетушка Аллен.

— Пастор ушел час назад, сэр, — объявила она. — В Арчерз-Хоуп кто-то помирает от лихорадки, вот и прислали лодку за его преподобием. До обеда ему не воротиться.

Я торопливо прошел мимо нее и вбежал в конюшню. Черный Ламораль был уже оседлан. Дикон подержал мне стремя.

— Удачи вам, сэр! Покажите этому сброду! Жаль, что я не еду с вами.

Он сказал это хмуро и с легкой завистью. Я знал, что он любит риск не меньше моего, и внезапное воспоминание о былых опасностях, пережитых вместе, принесло нам ощущение такой близости друг к другу, какого ни он, ни я не испытывали уже много дней.